Руководитель ансамбля «Маюри» Вера Евграфова: «Я знаю все про любовь»

У руководителя знаменитого ансамбля индийского танца «Маюри» Веры Евграфовой даже рингтон на мобильном телефоне – индийская мелодия. А выглядит она как девчонка: стройная, энергичная, в толпе молодых учениц даже не сразу понимаешь, кто из них кто. Увидев Веру Ивановну в компании невестки, многие думают, что они сестры.Уже 25 лет Вера Евграфова руководит уникальным коллективом «Маюри». Она придумывает все эти потрясающие танцы и костюмы. Сейчас «Маюри» колесит по всему свету: после триумфальной поездки в Америку в этом году, ансамбль завалили приглашениями из-за рубежа. Вера Евграфова рассказала нам, как она заболела индийскими танцами, почему не стала товароведом, кому дано танцевать, и как внук оценивает бабушкины творения.

Разве это работа?

— Думали ли вы 25 лет назад, что у «Маюри» будет такая слава?

— Нет, конечно, не думала. Я знала многих людей, которые пытались танцевать индийские танцы, и я видела, насколько это сложно. Я понимала, что у меня какие-то уникальные способности к этому, я изначально знаю, как это делается.

— Вы это поняли в детстве?

— Да в детстве заметила такую особенность, что я могу не просто копировать что-то, а создавать. До 10 лет никаких талантов танцовщицы у меня не проявлялось, меня ничего не вдохновляло. И то, что предлагалось детям в садике, мне было настолько неприятно: эти все «пятка-носок», «три притопа, два прихлопа». Это мне было ужасно смешно и странно. Потом я начала смотреть индийские фильмы. Один фильм тронул меня особенно – «Поэма в камне», произвел сильное впечатление. В фильме скульптор встретил девушку невероятной красоты, он стал постоянно видеть её танцующей возле себя и начал ваять ее в камне. Действительность смешивалась с фантазией. Там было много танцев, поэзии – что-то невероятное. Из кинотеатра я пришла домой и затанцевала. С того момента я танцую постоянно. Пять лет танцевала дома. Потом, когда решила, что уже хорошо танцую, предложила классному руководителю дать мне возможность выступить на школьном конкурсе. Мне дали первое место, отправили от школы на городской конкурс. Мы с сестрой купили какую-то ткань, красили ее, расшивали. На конкурсе я заняла первое место. Кстати, символично, что конкурс проходил в ДК «Железнодорожников», где я потом в 1987 году создала студию индийского танца.

— Как ваши родители относились к вашему увлечению?

— Мама – бухгалтер, человек земной. Она говорила: «Иди в товароведы, в экономисты, у тебя всегда все будет». Тем не менее, мама всегда тянула отца на индийские фильмы. Она – голубоглазая блондинка, из вологодских. Папа же, кареглазый брюнет, не любил индийскую музыку. Он говорил: «Я же не понимаю, о чем они поют. Как я могу это любить?!». А я нутром понимала (теперь-то я не только нутром понимаю, но еще и языком владею), о чем они поют. Родители не мешали мне воплощать свои желания. И, невзирая на критику, думаю, всегда в глубине души оставались моими поклонниками.

— Почему же после школы поехали поступать в историко-архитектурный институт в Москве?

— Мне было все равно, где учиться. Поехала для того, чтобы быть ближе к Индии: ведь к нам тогда индийские актеры не приезжали, никто индийскими танцами не занимался. Просто хотелось быть в столице.

— Доучились?

— Доучилась. Хотя я – человек-идея. Вот идет учебный процесс, потом наступает сессия, и выпадает она как раз на фестиваль индийского кино. Я прихожу на экзамен, заваливаю его, и быстро ухожу в кино. Так завалила всю сессию. Но потом пересдала. Фестиваль закончился – можно заняться учебой. Если мне нужно, я могу все забросить, и буду заниматься тем, чем считаю нужным для себя. В Москве я нашла женщину, которая вышла замуж за индийца, полгода обучалась индийским танцам в Индии, хотела стать танцовщицей в Советском Союзе. Она пришла показаться в филармонию, но её там  забраковали. Она впала в депрессию, в этом состоянии я ее и нашла. Я научилась у нее основам, это мне очень помогло. Потом мы с мужем вернулись в Карелию. Он хотел, чтобы я преподавала историю, но у меня были другие планы.

Обычные расцветают

— Сложно было начинать тогда, в 1987 году?

— В первый год, да и в последующие тоже было очень много желающих. Человек 200 приходило в течение первого года.

— Как вам кажется, любой человек способен танцевать индийские танцы?

— Я сначала думала, что никому не дано кроме меня. А вот смотрю, получается, то есть я могу передать знания. Во всех нас живет божественный танцор, божественный певец, художник. Главное, чтобы удалось найти его и достать. За 25 лет у нас в той или иной степени научились танцевать примерно 5 тысяч человек. Обращают внимание, что у нас девчонки красивые. Как-то даже спросили, не устраиваем ли мы конкурс красоты перед тем, как взять в ансамбль? Нет, не устраиваем, но замечено, если к нам приходит человек обычной внешности, через какое-то время он становится красивым. Он расцветает, потому что здесь дух такой витает, и обстановка благоприятная для творчества: отсутствие ревности, зависти, соперничества.

Пришла как-то к нам одна девочка с мамой. Занимались в другом городе фигурным катанием. Сказали, что устали от занятий, настолько там много ревности и зависти. Девочки даже наливают в ботинки воду. У нас это исключено. Никому не говорится: «Девочки, вы, пожалуйста, не наливайте никому воды в башмаки». Этого и так никто никогда не сделает.

— Мальчиков приходит танцевать меньше, чем девочек?

— Мальчики  слабее девочек, не физически, а духовно. Девчонкам можно хоть что говорить, мол, фу, чем ты занимаешься. Они не пойдут на поводу. Но парни, если им кто-то презрительно скажет про их занятие индийскими танцами, не выдерживают. Поэтому их меньше. У моего сына замечательные способности, но он был один в ансамбле. А танцевать очень любил. Занимался также брейк-дансем... А потом стал юристом. А вот моя невестка – наша солистка. Она пришла десять лет назад к нам, стала заниматься, они друг другу понравились, стали встречаться.

— Внуками уже порадовали?

— У меня есть любимый внук, ему 6 лет. Он актер и художник. Он замечательно рисует, и играет в детских спектаклях. Ну, и пританцовывает там. Очень чувствительный. У нас на концерте был трагический танец. И внук потом мне сказал: «Бабушка, не надо было ставить этот танец. Не нужно, чтобы Тулси падала. Не хочу, чтобы эта мысль заходила мне сюда! Для чего людям слезы устраивать, а?» Многие наши дети, когда у них спрашиваем, почему танцовщица упала, отвечают, что у нее закружилась голова, а наш сразу чувствует, что произошло.

Я танцую всегда

— На вашем юбилейном концерте, присутствовавший консул Индии в Санкт-Петербурге, поблагодарил карельское правительство за поддержку ансамбля. Но ведь власти все эти годы до вашего триумфального выступления в Америке, никак материально вам не помогали?

— Нет, не помогали. Был такой момент, в 2005 я осталась без работы. Закрыли ДК «Железнодорожников», нас перевели в железнодорожный колледж. В колледже нас решили долго не держать, и предложили уволиться. Я пошла в Министерство культуры, мне сказали, что помогут. В конце концов, я уволилась, какое-то время была без работы.

Кто нам помогает, так это Василий Попов, генеральный директор «Олонецкого молочного комбината». Мы сотрудничаем уже 6 лет. Он увидел на концерте в лицее №13 наш танец «Салямати» — пять парнишек и девочка, и настолько был впечатлен, что сидя на стуле, танцевал вместе с нами. Он стал нас везде приглашать, и помогать нам. Спасибо!

— Как у вас рождается танец?

— Я импровизирую. Девчонки включают мне музыку, я танцую сразу, мне не надо предварительно слушать музыку. Я попадаю во все удары: это одномоментно идет в мозг, ноги, руки. Сама иногда поражаюсь. Потом я видео отсматриваю, отбираю движения. Я сама вся пропитана тем, чем занимаюсь. Это искренность, поэтому у меня не может быть промахов. Я танцую всегда. Даже когда хожу, я танцую. Если я готовлю, и в голове у меня играет музыка, я танцую.

— Вы верующий человек?

— Я верю в бога. Это тот, кто стоит выше всех религий. Религии им и придуманы для того, чтобы нас всех разделить по командам. Мы живем в мире форм, мы не есть форма. Тело бренно, сколько-то лет прожило, и все – труха. А дух остается.

— Вам, наверное, рассказывали, что злые языки ансамбль «Маюри» чуть ли не сектой называют...

— Мне так смешно это слышать. Глупее не придумаешь. Никогда еще секты не были связаны с искусством. Искусство это нечто свободное, а секта держит людей в очень жестких рамках. Я думаю, слухи идут потому, что в танцах есть мифология. Болливуд – это любовная тематика, а классика – мифологические сюжеты. И когда люди слышат «Кришна», они думают: «О, кришнаиты, о секта». Люди в этом плане очень невежественны. Слышат, и сразу какой-то страх появляется. А мы просто глубоко погружаемся в индийскую культуру. Людям кажется это странным, а странное вызывает неприязнь.

— Вы хотели бы жить в Индии?

— Я там много раз была. В Карелии меня устраивает все, кроме климата. Я здесь мерзну. В Индии для меня грязно. Пять солисток нашего ансамбля вышли замуж за индийцев. Хороший союз будет, если взгляды у людей одинаковые.

— Поделитесь секретами красоты?

— Я веганка, уже двадцать лет. Есть плоть как-то не тянет. Тонкая пища для людей с более тонкой организацией. Когда человек ест чью-то плоть у него более грубая натура. Обязательно утром хожу гулять. Также у меня есть свои упражнения, чтобы сохранять форму. Я все время ищу что-то для своего здоровья.

— Так много сделано. Что еще можно загадать для «Маюри»?

— Сделано очень много, теперь надо показывать. У нас больше двух сотен танцев, а воображение мое неиссякаемо. Благодаря интернету мы смогли показывать наши танцы, а теперь еще мы можем и ездить. После Америки пошел какой-то вал приглашений – зовут снова в Америку, в Индию, в Турцию. Раньше нам этого не хватало, мы выступали по большей степени в Карелии.

— Вы чувствуете себя счастливой?

— Еще бы! Мне много дано. Я много что могу почувствовать. Могу много привнести в искусство.

— Верите в любовь?

— Естественно. Я, наверное, про любовь знаю все (улыбается).

Надежда Меккиева