«Мы остались в 90-х!» Прогулялись по самому заброшенному району Петрозаводска, жители которого до сих пор возят продукты «из города»
В этом районе был не каждый житель Петрозаводска. Более того, не каждый о нем слышал. А те, кто слышал, часто путают поселок Сулажгорского кирпичного завода с Сулажгорой.
Прогуляться с нами по самому удаленному району Петрозаводска и рассказать, что скрывается за аббревиатурой СКЗ, согласились жители поселка Нина и Алексей. Нина 13 лет назад переехала сюда с Древлянки, а Алексей провел в поселке всю жизнь. Несмотря на столь разные биографии, возраст и опыт, наши собеседники были категоричны: из поселка Сулажгорского кирпичного завода надо уезжать!
Нина: «Нет транспорта — нет ничего!»
Многие думают, что наш поселок и Сулажгора — это одно и то же. На самом деле это два разных района, и между ним примерно семь километров. В 1935 году здесь построили Сулажгорский кирпичный завод, а возле него — несколько домов. С этого и начался рабочий поселок. От завода сейчас мало что осталось.
Иногда мне кажется, что нас просто за людей не считают! В той же Сулажгоре сколько маршрутов — тройка, пятерка, двойка, девятый. Раньше девятка и к нам ходила. И когда Галина Игоревна Ширшина сказала, что снова этот маршрут будет, мы обрадовались, думали, к нам, а он только до Сулажгоры доезжает. У на же остается один только 29-й автобус. В прошлом году с 1 по 10 января автобуса не было вообще! И людей об этом не предупредили! Если бы мы знали, то как-то кооперировались бы, вызывали бы, например, такси вскладчину. Или просто не ждали бы зря — до трассы два с половиной километра, а там можно на пригородных автобусах до автовокзала добраться. А так — стоишь полчаса, час, полтора, два и думаешь, что вот-вот придет маршрутка, а ее нет! И, кажется, уходить уже нет смысла, ведь маршрутки так долго не было, значит, вот-вот должна приехать. Так люди часами на остановках дежурили, девочка ноги отморозила, и никто за это не ответил! И из-за того, что нет транспорта, у нас нет ничего!
Тогда люди пошумели, и автобусы какое-то время четко работали. Но потом все вернулось к прежнему беспорядку. Я понимаю, что наш район удаленный, маршрут длинный, наверное, это невыгодно. Но пусть тогда автобусы ходят реже, но соблюдают расписание, чтобы каждый знал, что он уедет на работу и вернется домой. Я предлагала в администрации, чтобы бесовецкий автобус заезжал к нам — уж он-то точно по расписанию ходит. Но сказали, что мы — городской район, а автобус этот — пригородный, и смешивать маршруты таким образом нельзя.
У нас раньше столько друзей было, а сейчас мы стали гораздо реже с ними встречаться. Сколько раз было: позовем их в гости, а они простоят на остановке час-другой, да и домой пойдут.
Алексей: «Я в магазины только за хлебом хожу!»
Простоял ты на ветру на морозе, ожидая автобуса, и заболел. Врач по вызову, конечно, приедет. Но если некого попросить, то за лекарствами придется ехать на том же автобусе, то есть снова в любую погоду стоять на остановке без крыши. Здание здравпункта даже отремонтировали недавно, а потом закрыли! И больные люди стоят теперь на остановках — хоть бабушки, хоть дети!
Или приехали, например, гости. Заходят в магазин, чтобы купить угощение какое-нибудь, а там все в полтора раза дороже, чем в любом районе Петрозаводска. Все стараются привезти продукты из города. Я в магазины только за хлебом хожу. Туалетная бумага в городе стоит 7 рублей у нас - почти 20. Уголь для мангала в супермаркете — 80 рублей, у нас — 200. А деваться некуда, если надо будет — пойдешь и купишь. И, кстати, во всем поселке нет ни одного банкомата.
Людей раньше было около 4 тысяч, но за последние годы почти половина переехала в город, потому что здесь невозможно жить.
Нина: «Выбор у нас небольшой!»
Школу недавно отремонтировали: забор сделали, окна заменили, говорят, теплее стало. Сейчас там 80 учеников, в этом году даже два первых класса набрали. Она у них девятилетка и малокомплектная, по 14 человек в классах. Вроде бы и неплохо, что детей немного — внимания каждому должно хватать, но здесь нет того, что есть в городе: разные кружки, программы. Раньше был дом культуры, там работала театральная студия, и взрослые, и дети приходили заниматься. На каждый праздник проходили концерты, елка была всегда возле клуба на Новый год, библиотека работала. Правда, все мероприятия были днем, потому что вечером завклубом от нас домой в город не уехать. А людям работающим днем на них не попасть. Но сейчас и этого не стало — закрыли клуб.
Я детям говорю: надо отсюда уезжать, ведь у вас тоже дети растут. Здесь никакого развития и выбор у людей небольшой: или деградация, или переезд в другой район. Сейчас поездила по городу, смотрю: Кукковка отстраивается, на Древлянке — новые дома и торговые центры, бассейны, Соломенное меняется, Сулажгора... А Кирпичный наш — здесь как будто люди оставлены на вымирание, как будто мы не имеем права на развитие детей и свое собственное!
Алексей: «Снаружи — конфетка, а изнутри все разваливается!»
Я в городе учился, сейчас сына в садик тоже в город вожу, ему там больше нравится, чем в нашем. И футболом он тоже в городской секции занимается. Для связи с миром пришлось машину купить, кредит выплачиваю. На работу добраться, детей к врачу отвезти, с семьей в кино выбраться — без машины никак, на общественный транспорт надежды нет.
Построили новую котельную, но в детском саду все равно холодно. В группе, куда дочка ходит, сейчас четыре человека, остальные болеют.
Да что там — котельная. У нас половина поселка, и моя семья тоже, живет в неблагоустроенных домах. В них нет ни водопровода, ни канализации, ни газа. Наш дом построили после войны, и первый раз наш дом попал под расселение в 1989 году. Его и соседние хотели снести и построить пятиэтажки, но началась перестройка. В 1998-м дом опять попал под расселение — уже как аварийный. А недавно было собрание и нам сказали, что расселять никого не станут, а будут делать капитальный ремонт. Я спросил, что же нам отремонтируют. Оказалось, что фасад и крышу. То есть снаружи сделают конфетку, а внутри все по-прежнему будет разваливаться.
Возле магазина почти всегда очередь к колонке. Вообще, колонок четыре, но хорошо работают только две, а две другие зимой постоянно замерзают. Приезжает водовозка, она, кстати, платная — в месяц на четверых выходит 1000 рублей. Вот только привозят воду в поселок часа в четыре вечера, когда все на работе. Правда, есть баня, как раз напротив моего дома. Она раз в неделю работает, по субботам. Первые пять часов для женщин, потом пять часов для мужчин.
Нина: «Одна песочница на весь поселок!»
Тротуаров нет, освещение только на главной улице, чуть в сторону — и все, темнота. В городе светодиодные светильники стоят, а у нас вообще никаких. В детский сад люди идут в темноте, того и гляди — на стаю собак наткнешься. У нас бездомных собак очень много, они и на остановках спят, и возле детской площадки бегают, и возле магазинов...
Детская площадка у нас одна, наполовину поломанная. Одна песочница на весь поселок. Где-то есть место для паркура, подростки там прыгают, а для взрослых парней ничего нет. Уже во всех районах стоят тренажеры, но только не у нас. Хоть бы что-то поставили, люди бы обязательно занимались, и мальчишки с отцами в первую очередь.
Я раньше всегда удивлялась: почему местные жители никуда не обращаются, не рассказывают о своих проблемах. А потом поняла. Вот сейчас депутат наш Кузнецов приезжает, чтобы с народом встретиться, и никто об этой встрече не знает. Почему бы не повесить объявление? А то мы о его визите уже после встречи узнаем!
Алексей: «Отсюда все стараются уехать!»
Дорога к детскому садику проходит мимо заброшенной зоны. Как-то так получилось, что их построили рядом. Может, потому что место свободное было и уже готовые коммуникации? Когда я в сад ходил, зона еще работала, мы слышали все, что оттуда доносилось, и боялись. Потом всех заключенных в Сегежу перевели. Сейчас рядом с детским садом огромное заброшенное здание, оттуда крысы бегут прямо на игровую площадку, а воспитатели детей от них просто отворачивают. Планировалось, что развалины зоны снесут и построят там коттеджи, но так ничего и не сделали.
С другой стороны от садика — территория бывшего кирпичного завода. Его закрыли в 1996-м, потом там был лимонадный цех, но проработал недолго. Сейчас помещения сдают под склады. И бывший завод, и бывшую зону сейчас полностью выкупили, строить там никто, кроме хозяев, не может.
Отсюда все стараются уехать. Мои друзья жили в пятиэтажке по соседству. Подали 2-комнатную квартиру, 50 квадратов, за 1 миллион 350 тысяч, всю мебель оставили: кухонный гарнитур, прихожую, стенку. Никто не хочет здесь жилье покупать, разве что люди, которые из районов в Петрозаводск решили переехать. И то для них это как стартовый вариант. Все, у кого были возможности, всеми правдами и неправдами стараются перебраться в другие районы. Ничего здесь нет хорошего. Я тоже хотел бы уехать отсюда, но мне не на что.
Нина: «Только один раз слышала брань на улице!»
Мне предлагали дом в Шуе, а я не прислушалась. Сейчас, конечно, решила бы иначе. Хотя есть и хорошие стороны. Район наш очень тихий. За 13 лет, что здесь живу, я только один раз слышала брань на улице — пьяные шли и ругались. Спокойное это место, и люди здесь хорошие, доброжелательные.
Алексей: «Развал продолжается!»
Принято считать, что место у нас экологически чистое, но это не так. Экологи выяснили, что до экологического благополучия поселку далеко. В Томицах находится одна нефтебаза, на Силикатном, где я работаю, — другая. И когда ветер сюда дует, то получается, что мы всем этим дышим.
Везде все развивается, жизнь меняется, а у нас как будто до сих пор 90-е годы, когда развал начался. Только у всех он закончился, а у нас продолжается.
