Гордость и предубеждение
— Я горжусь Россией! – сказала пожилая, но бодрая женщина.
— Чем именно? – уточнил не столь бодрый, но столь же пожилой мужчина.
— Россией, — пояснила женщина. – И Путиным.
Можете считать, что я этот диалог придумал. Ваше право. Он действительно настолько типичен, что выглядит неправдоподобно. Но он был. Собеседникам было лет по 80. Судя по всему, они давно знали друг друга и вот схлестнулись на поле идеологической брани.
— Валя, я вчера был в больнице, — бранился мужчина. – Там в туалетах до сих пор подтираются тетрадными листами.
— Это что за больница такая? – недоверчиво вскидывалась женщина.
— Обычная наша больница. Любая. У нас в больницах до сих пор нет туалетной бумаги, — возмущался мужчина.
— И что? – парировала женщина. – Это не главное. Без туалетной бумаги можно прожить.
— Но ведь 21-й век, Валя! – почти кричал мужчина. – В 21-м веке в больничных туалетах нет пипифакса! Как этим можно гордиться?!
— А я не этим горжусь, — отражала все его выпады женщина.
— А чем тогда?
— Россией!
Эй, ровесники, плюс-минус десять лет, это не будит в вас никаких воспоминаний? Школа, политинформация, рассказы о преимуществах социализма, о том, как далеко и безвозвратно обогнали мы капитализм, и тут чей-то робкий детячий голос:
— Но почему у нас нет сосисок?
И на это следовал зубодробительный, феноменальный в своей неотразимости ответ:
— Потому что сосиски не являются средством первой необходимости.
В моей школе так было. Я спрашивал про сосиски, а мне объясняли, что они не являются средством первой необходимости. И колбаса не является. И сыр. И целлофановые пакетики. И без туалетной бумаги можно прожить. А без чего нельзя? Без хлеба! Хлеб у нас был. Кирпичик и круглый. И булки двух или даже трех разных видов. А за молоком и сметаной тянулись очереди, так как молоко и сметана средствами первой необходимости, видимо, не являлись. Мы гордились тем, что обогнали капитализм, но довольствовались хлебом. Хлебом, килькой в томатном соусе и толстыми макаронами.
— А в чем же тогда мы их обогнали? – спрашивал я.
И педагоги отвечали:
— Во всем!
Типа, не сосисками измеряется уровень человеческого счастья. И уж точно не туалетной бумагой. И не свободой передвижения. И не свободой слова. А… всем. Впрочем, вернемся к нашим спорщикам.
— Раньше Америка думала, что ей все можно, — бросала в собеседника огненные свои аргументы женщина, — а вот и нет. А вот и нет!
И, похоже, именно это более всего вселяло в нее гордость.
— При Путине с Россией стали считаться. Я люблю Путина.
— Валя, любить можно сына, мужа, брата, маму с папой, но незнакомого дядьку из телевизора нормальный человек любить не может, — совершал свой ход мужчина. – И, кстати, объясни, в чем таком с Россией стали считаться?
— Да во всем.
— Но нас же даже из большой восьмерки выперли.
— Больно нам нужна их восьмерка.
— Против нас санкции объявили. Это что признак того, что с нами считаются?
— А что нам эти санкции? Тьфу! Зато у нас свое производство наладилось.
— Где? Какое? Какое производство, Валя?
— Сельхозпродукции.
— Где ты видела нашу сельхозпродукцию?
— Так санкциям всего два года. Не успели еще.
— А дороги?
— Дороги у нас хорошие. Под Сортавалой есть хорошая дорога. Я сама видела. И продуктов в магазинах полно. Денег не на все хватает. Но я войну пережила. В войну гораздо хуже было. И при Ельцине хуже было. И при Хрущеве. И при Брежневе. При Брежневе нечем гордиться было – продуктов не было. А сейчас у меня самая счастливая жизнь за все время.
И, подумав, добавила:
— Другое плохо. Вот, не то, что в больницах нет туалетной бумаги, а то, что к нам, пожилым, в больницах относятся, как к бомжам. Вот, это гораздо хуже.
— Ну вот, — обрадовался мужчина. – И ты этим гордишься?
— Нет.
— А чем? Чем тогда?
— Россией!