«Да рак у вас!» Врачи сначала лечили онкобольную петрозаводчанку антибиотиками и диетой, а потом всячески оттягивали обследования, чтобы она быстрее умерла?

Официальная статистика утверждает, что в Карелии меньше людей стали умирать от онкозаболеваний. И мы ей верим — другой-то нет. Неизвестно, в какую статистику попадет бабушка Вероники Н. Но история, рассказанная девушкой, лишь подтверждает, что наши прежние публикации о страшной и  преждевременной смертях онкобольных рассказывают не о каких-то из ряда вон выходящих случаях, а о системном явлении. Нам даже страшно представить, что чувствовали и наша героиня, и ее семья, и, самое главное, сама пожилая женщина, когда столкнулись с такой халатностью врачей. Ты понимаешь, что твой близкий человек умирает, и он сам это понимает, и надо действовать как можно быстрее, счет идет на дни, а медики намеренно затягивают процесс и нагло «отфутболивают». К сожалению, женщины, о которой идет речь в статье, уже нет в живых, но ведь все могло быть по-другому, если хотя бы терапевт вовремя отреагировала на ее жалобы.

Все началось летом, бабушка плохо себя почувствовала — стала сильно худеть и постоянно чувствовала слабость. Терапевт в филиале 4-й поликлиники на Кукковке сразу, без осмотра и анализов, назначила антибиотики и порекомендовала соблюдать диету. Бабушка начал пить лекарства, а придерживаться диеты было и вовсе не сложно — она и так вела исключительно правильный образ жизни и никогда не употребляла ничего, что могло бы плохо повлиять на здоровье.

Она провела приблизительно месяц на антибиотиках и диете, но лечение не помогало. Наоборот, ей стало гораздо хуже. Бабушка снова пошла на прием, но, несмотря на жалобы, врач решила ее выписать. А в августе бабушка начала терять вес еще сильнее.

В сентябре она уже почти ничего не ела, и мы поехали на консультацию в БСМП. Врачи сказали, что наша бабушка находится в критическом состоянии и сразу ее госпитализировали. В больнице она провела две недели. Бабушку обследовали, сделали курс капельниц с глюкозой. Она потихоньку начала вставать и ходить. Нам же врачи не сказали однозначно, но намекнули, что у бабушки не камни, как мы думали, а новообразование. Однако для точного диагноза нужно было сделать СКТ. Как нам сказали, аппарат, который есть больнице, сломан, а за деньги можно пройти это обследование в другом месте. Мы так и сделали.

12 октября мы узнали результаты: возможен рак желчного пузыря и метастазы в печени. Бабушку направили к онкологу в наш диспансер. Получается, что когда она лечилась диетой и антибиотиками, у нее уже была серьезная стадия рака, болезнь прогрессировала,  а терапевт ее просто выписала! Мы написали заявление в прокуратуру, и в поликлинике подтвердили, что врач была неправа, когда назначала лечение без осмотра и анализов. Но  время было упущено!

К онкологу бабушка попала на следующий день — 13 октября. Мы не стали говорить ей о диагнозе и попросили доктора сообщить бабушке об этом как-то тактично. В итоге диагноз все равно оставили под подозрением и назначили дополнительные обследования.

У врача на руках был результат СКТ, где говорилось о метастазах в печени и лимфоузлах, но ближайшее дополнительное обследование было назначено почти через месяц — 9 ноября! Врачи сами постоянно говорят о том, как важна своевременная диагностика при онкозаболеваниях, и тут же предлагают обследование через месяц. Уже потом от других врачей мы услышали: вам должны были по-быстрому назначить химиотерапию. Понятно, что это уже не вылечит, но человеку можно было бы подлить жизнь! Этого врача бабушка спросила, что делать, что принимать. Врач ответил: «Ну, что я вам назначу? Просто ложку коньяка выпивайте перед едой». А кроме этого, выписали капельницы, которые обычно назначают уже тем, кому удалось побороть болезнь и выйти на ремиссию.

На следующий день мой отец пошел ругаться, потребовал, чтобы врачи написали официальный отказ от лечения, и только после этого бабушке сделали биопсию и направили к другому онкологу. Она назначила обследование кишечника с барием —  это очень тяжёлая процедура, а бабушка была уже совсем слабая. Она страшно похудела  и из-за специфики заболевания ее кожа стала ярко-желтой.

Когда мы пришли на это обследование, медсестра и врач спросили: «Зачем вы мучаете человека? Уже по СКТ и МРТ понятно, что за диагноз!» Но мы же не сами это обследование придумали! Не можем же мы спорить с назначением онколога! Первую процедуру моя бабушка перенесла более-менее нормально.

Перед вторым обследованием был снова назначен приём у онколога. Мы опять же попросили очень мягко сказать бабушке о ее болезни. Однако до того, как мы зашли в кабинет, эта же врач, к которой мы пошли, очень в грубой форме разговаривала с моей бабушкой. И не только с ней. При мне она накричала на мужчину с 4-й стадией рака, да так, что сидевшие в коридоре были испуганы ее криками! А с бабушкой получилось так: когда доктор вызывала ее в кабинет, бабушка не сразу расслышала свою фамилию, а только со второго раза, и диалог состоялся такой:

— Да, девушка, это я!

— Какая я вам девушка, я доктор, а что, если я вас сейчас бабушкой назову?!

После чего в кабинете на вопрос бабушки: «Что у меня?», врач, несмотря на наши все просьбы о тактичном подходе, сказала следующее: «Да что-что, рак у вас!»

Бабушка, конечно же, не подала виду, что расстроена, и нас попросила не расстраиваться.

После второй процедуры обследования кишечника барием бабушка позвонила нам и сказала,  что ей очень плохо. Мы сразу же поехали и обнаружили, что  она сидит в полубессознательном состоянии совершенно одна, к ней даже никто не подошел. Бабушку, конечно, забрали. А когда привезли домой, она чувствовала себя настолько плохо, что упала прямо на пол.

Пришлось вызвать «скорую», сначала хотели отвезти бабушку в  республиканскую, но ее там не приняли, повезли в БСМП. Карту из онкологии мы забрали — опять же со скандалом! — чтобы врачи БСМП могли ознакомиться с ней и понять, можно ли давать «химию» в таблетках. Но до этого мы дойти не успели.

Когда бабушку определили в больницу, мама снова пошла в диспансер, рассказала медсестре, помощнице онколога, сделавшего назначение, о том, что бабушке стало плохо после процедуры. А в ответ услышала: «Вы своей-то головой думаете?» Хотя при назначении этого обследования с барием она сама нас убеждала, что без него нельзя назначить химиотерапию!

В конце концов в диспансере пообещали выписать лечение и сказали, что бабушку отправят в хоспис, а там будут следить, как идет химиотерпия. Мама удивилась: ведь в хоспис отправляют умирающих, и ее визит туда подтвердил, что никаких наблюдений в хосписе, конечно, никто не ведет, люди просто лежат под капельницами и тихо уходят. Кстати, там всего 16 мест — и это на всю Карелию!!!

Бабушка умерла в БСМП через полторы недели. Создается такое впечатление, что онкодиспансер просто отбился от умирающей больной. Как будто если врачи видят больного с 4-й стадией рака, то стараются как можно дальше отложить прием и процедуры. По этой проблеме звонили в наше Министерство здравоохранения. Там ответил человек, представившийся Иваном Ивановичем. Он выслушал нас, сказал, что комментировать эту ситуацию никак не будет, и просто положил трубку.

Во время бабушкиной болезни мы столкнулись еще с одной ситуацией, которая очень хорошо показывает, как у нас относятся к умирающим людям. Дело в том, что у бабушки были кое-какие деньги, и она хотела написать доверенность, чтобы моя мама могла ими распоряжаться. Это было бабушкино желание, и мы ни о чем таком не просили. Раньше такой документ мог заверить главврач, но теперь правила изменились и надо искать нотариуса. Как выяснилось, это не так-то просто. Нашли через знакомых, нотариус согласилась приехать в больницу. Но прежде она захотела поговорить  с бабушкой, чтобы убедиться в ее дееспособности.

Надо сказать, что бабушка до последнего находилась в сознании, так что разговор состоялся без проблем. Но... по телефону. А ведь теоретически по телефону мог бы ответить любой человек... И что это была бы за проверка? Но, тем не менее, мы договорились. Однако в день запланированного визита нотариус захотела поговорить с бабушкой еще раз, причем снова по телефону. Вскоре она позвонила нам и сказала, что не может связаться с бабушкой.

Мы подняли на ноги полбольницы, оказалось, что бабушка просто спит. Бабушка потом говорила, что во время второго звонка нотариус не представилась, а просто спросила, как самочувствие. Бабушка не поняла, кто звонит, и сказала, что чувствует себя не очень хорошо. Нам же юрист представила эту ситуацию, как будто бабушка не захотела ее принять. Уже после бабушкиной смерти мы написали жалобы на действия нотариуса в Нотариальную палату и Минюст  Ответ нас просто шокировал. Во-первых, там сказано, что бабушка принимала обезболивающие препараты. Откуда такая информация? У бабушки не было болей, ей просто делали поддерживающие капельницы. А во-вторых, оказывается, именно в отказе от встречи с умирающим человеком проявились профессионализм, гуманность и тактичность юриста, которая не стала настаивать на совершении нотариального действия, учитывая плохое самочувствие бабушки! (Копия документа есть в редакции)

Бог с ними, с этими деньгами, для нас это не главная проблема. Но ведь у людей бывают разные ситуации: кто-то попадает в больницу с тяжелейшими травмами, и счет идет на часы. А для кого-то эта сумма может оказаться вообще единственными деньгами. На мой взгляд, и врачи онкодиспансера, и нотариус проявили халатность и безразличие к ветерану труда России.

Если это возможно, я хотела бы поблагодарить врачей БСМП за трепетное человеческое отношение к нашей бабушке. Когда она попала в больницу и в первый, и во второй раз, медики ни словом, ни взглядом, не намекнули о тяжести диагноза. А медсестра Татьяна в терапевтическом отделении № 2 вообще настолько тепло и профессионально отнеслась к бабушке, что та и всерьёз поверила, что возможно излечение.

Фактически БСМП взяла на себя работу онкологического диспансера,  несмотря на отсутствие необходимых условий и специалистов для таких больных. Главврач Хейфец особенно помог нам, пойдя навстречу во всем. К нему мы попали без препятствий, в отличие от заведующих в онкологии, которые перед носом захлопывают дверь