Что чувствуют люди, когда умирают?

Странно звучит: пережить смерть. Это, конечно, неточность, но людей, которым довелось приблизиться к границе небытия, а потом вернуться к жизни, довольно много, и они  навсегда запомнили, что думали и чувствовали в эти минуты.

Ирина: «Мне  хотелось закрыть глаза и продолжить тонуть»

— Когда мне было лет восемь, мы с мамой пошли поплавать в местной реке. Река была довольно глубокой с быстрым течением. Я очень плохо плавала, поэтому просто шла на цыпочках по скользкому дну, хватаясь за ветки деревьев, растущих на берегу реки, пока внезапно не попала в глубокую яму. Я мигом ушла под воду. Самое странное, что я тогда не испытывала паники или страха, но я четко осознавала, что еще несколько минут, и я умру. Никогда в жизни я не была такой расслабленной, как тогда. Я не предпринимала никаких попыток выбраться или выплыть, мне просто хотелось закрыть глаза и продолжить тонуть. Сквозь воду я слышала искаженные крики мамы, тогда я думала только о том, что если она замолчит и наступит тишина, то вообще будет идеально. Было такое чувство, будто после долгого и тяжелого дня я вернулась в теплую и уютную кровать. Потом какой-то мужчина, удачно проходивший мимо и откликнувшийся на крики матери, вытащил меня. Пока я тонула, я не чувствовала боли или страха, но на берегу потом я долго плакала от мысли, что была настолько близка к смерти. После этого события прошло много лет, но я до сих пор так и не поняла до конца, почему даже не пыталась спастись. Иногда мне кажется, будто все происходящее сейчас — сон, а я давно умерла, захлебнувшись в той реке.

Тимур: "На всякий случай сказал солнцу: «Прощай!»

— На операционный стол я попал после того, как неудачно на санках в детстве покатался. Пробитое на живом теле пальто и футболка, реально окровавленные дырки, деревяшки, которые позади санок были, торчали у меня из живота, состояние шока и 7 часов операции. Ничего особенного, помню, мне перед операцией делали укол в вену, я посмотрел в окно и увидел солнце. На всякий случай сказал ему: «Прощай» и стал ждать эффекта от наркоза. Было больно, и я думал про себя: скорее бы темнота и ничего не чувствовать. Что чувствовали родители, даже сейчас боюсь спросить.

Антонина: «Я сокрушалась, что умру в прелестный жаркий денек!»

— Лето стояло жаркое, с сухими грозами, поэтому мы двинулись к реке с палаткой. Ночью случился мощнейший ураган, и мы могли погибнуть, потом мы узнали из СМИ, что в ту ночь погибли 7 или 8 человек. А нам повезло — мы встали не там, где обычно, и на нас не упало сломанное ураганом дерево.  Утром погода выдалась отличнейшая — ни одного облачка, жара и теплая вода, только вокруг множество поваленных деревьев. Мы отправились купаться, и я поплыла, хотя плавать умею очень плохо. Когда подруга крикнула, чтобы я возвращалась, я не нащупала дна и начала тонуть. И вот в этот момент меня посетило три мысли: сначала я отметила тот факт, что при панике действительно все члены начинают существовать сами по себе и не слушаются, потом я сокрушилась, что перенесла чудовищный ураган, а умру в такой прелестный жаркий денек... Потом я успела удивиться  тому, как правдиво выражение «жизнь пролетела перед глазами». Как многие отмечают, в эти моменты действительно не думаешь о смерти как о смерти, мысли приходят совсем другие, появляется ясность и желание выжить. Меня выдернули тогда, я была всего в шаге от дна. Я не стала бояться воды больше, чем раньше. Я не стала жить лучше. И я не перестаю бояться смерти, хотя мгновения перед ней очень красочны.

Борис: «На душе стало спокойно»

Вылетел из своего мотоцикла головой вперед: случился пневмоторакс, после того как ключичная кость пробила верхнюю часть легкого. Тогда на обочине дороги я лежал и умирал. В то время я начал чувствовать, будто падаю в какой-то темный бассейн. Все вокруг меня почернело, и мир, наш реальный мир, стремительно уменьшался. Было такое ощущение, будто я проваливался в бездну. Где-то далеко были слышны звуки. Удивительно, но на душе стало совершенно спокойно: боль ушла, и мир просто плыл мимо.

Виктория: «Одним словом — досада»

— Чуть не умерла в 13 лет, выпила не те лекарства. Если одним словом — то досада. Если одним предложением — то «Я все-таки умираю». Если несколько часов назад еще был шанс что-то исправить, надрать задницу обидчикам в школе или лагере, был мизерный шанс поцеловать мальчика, был шанс пересилить свои проблемы и стать годам к 16 настоящей красавицей, то сейчас его нет. Но воспринимала это как-то спокойно, без рывка, без плача: просто ровная, очень сильная досада. «Я уже никогда...» А еще очень хотелось домой, где еще остались с Нового года гирлянды на окнах, и очень хотелось какого-нибудь рождественского напитка.  Когда вывели из желудка лекарства, я так радовалась, я была готова петь и кричать от счастья, пусть даже мне запретили ходить и шевелиться. Было так прекрасно, что жизнь дала мне еще один шанс, это не описать словами. Словно напугали, что отнимут все, а потом вернули — и ты уже такой окрыленный на жизнь вперед и готовый к новым свершением.

Игорь: «Это как в монологе князя Мышкина»

— Ну, выглядит это примерно так же, как в монологе князя Мышкина: начинаешь замечать то, чего раньше не замечал, жадно вглядываться, дышать, нюхать. Я  лежал  в общаге и разглядывал паутину в углу, мне она казалась очень красивой, правильной, симметричной, а потом я прислушивался к разговорам соседей и думал, какие у людей ничтожные проблемы на самом-то деле. А когда хлопали громко дверью, я пытался понять, почему люди, имея столь короткий отрывок времени на существование, позволяют себе злиться, обижаться. И еще ты РЕАЛЬНО понимаешь, что чужое мнение о тебе вообще не играет роли, каждый будет по-своему думать о тебе, делай, как нравится и все, но постарайся оставить светлый след.

Алина: «Не было страшно или  больно»

— Одним морозным февральским днем мы с друзьями решили забраться на сопку, посмотреть на свою деревню с высоты. Сопка нормальная такая, под 500 метров. Поднялись, установили на верхушке флаг, попили чаю. Довольные и веселые пошли обратно. Ну, я — самая отчаянная — присела на пятую точку и юююю-хуууу вниз. В какой-то момент ситуация вышла из-под контроля, затормозить я уже не могла, покатилась кубарем и на всей скорости врезалась в дерево головой. Точнее, виском. Шапка в сторону, куртка расстегнулась, я отключилась. Пришла в сознание дома, когда мама (врач) трясущимися руками пыталась нащупать у меня на руке вену, чтобы поставить укол. Она сказала: «Дочь, тебе нельзя сейчас спать, не закрывай глаза» и заплакала. Ну, мы обе понимали, что это, возможно, всё. Единственно, что помню, я постоянно говорила: «Мамочка, я тебя люблю, я не буду спать». Было не страшно, не больно. Полное равнодушие. Я не чувствовала ничего. Умру так умру. Но света в конце тоннеля не видела, только короткие яркие вспышки. Потом пять дней комы.

Иван: «Мама заругает»

— Я залез в пустой бассейн, и тут в него стали наливать воду. Мне в этот момент показалось, что она вливается в него мощными струями, но о-о-о-о-чень медленно, нереально как-то. И вся эта масса движется на меня, как в замедленной съемке! Последнее, о чем подумал: мама заругает, если одежду намочу. И я прыгнул спиной вперед на первую ступеньку лестницы... Как выбрался, не помню, голову разбил, но одежда осталась сухой.

Кира: «Смертная тоска»

— Я всерьез решила, что все кончено, переживая первый в жизни серьезный сердечный приступ. Адская смесь душевной и физической боли, страха, гнева и отчаяния. Я поняла, что на самом деле именно это и называется смертной тоской, а не скукой, как мы привыкли думать. А еще — дикая, мучительная боль за дочь, которая осталась дома и ждет меня. Вот она сидит там, думает, что я вернусь, и что будет с ней, когда придут какие-то люди и скажут: «Твоя мама умерла!» Вообще-то, все это похоже на сон, в котором все чувства становятся преувеличенными, словно умноженными на 10. Просыпаешься с нереальным облегчением, будто заново родилась. И никакой проносящейся перед глазами жизни!