Как сейчас живет девочка, которая шесть лет прожила в одиночестве в частной клинике

В 2019 году мир всколыхнула история девочки, которая родилась недоношенной в перинатальном медицинском центре «Мать и дитя» и по решению родителей осталась там жить в платной палате с няней почти на шесть лет.

Родители считали дочь тяжелобольной, а врачи — здоровой. Благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» добивался, чтобы девочку забрали из больницы. И это удалось. Родители 5-летней девочки были ограничены в родительских правах, а ребенка забрала из больницы приемная семья.

Журналисту «Коммерсантъ» удалось побывать в гостях у семьи. Оказывается, 27 сентября начинается судебный процесс, инициированный органом опеки района Хамовники, о лишении родительских прав кровных матери и отца. Девочка живет в семье, где есть еще двое детей. Она любит «киндеры», достаточно общительная, в этом году пошла в первый класс. Она охотно рассказывает, что ей нравится русский язык и письмо, а еще информатика, нравится ходить в бассейн, играть на перемене с подругами. После уроков она ходит в художественный кружок и на шахматы.

Юлия (приемная мама) считает, что у девочки сильный эмоциональный и интеллектуальный голод, поэтому она так любит разговаривать со взрослыми людьми и впитывает их слова, выражения, мимику, как губка. А еще она первые шесть лет своей жизни провела со взрослыми — детей она видела разве что в окно.

Семья постоянно живет на даче — у них два дома в деревне, в одном живут родители Юлии, в другом — сама Юлия с мужем и детьми. В городской квартире в Хамовниках они бывают, лишь когда детей нужно показать врачу. В школу ребенок тоже ходит в деревне. На вопрос, где ей больше нравится жить — на даче или в московской квартире, уверенно отвечает, что «на даче, потому что там бабушка с дедушкой. И две собаки, Чарли и Джонни». Недавно девочку осматривал врач, тот самый, который смотрел ее и при выписке из роддома, когда ее забирали приемные родители.

— Сказал, что она выросла на 10 сантиметров, подтянулась, и даже щитовидка немного уменьшилась в размере. Когда мы ее забирали, у нее и животик висел, и щечки, а щитовидка была увеличена. Стоило ей съесть сладкое — у нее кожа становилась сухой, как бумага, она вся чесалась.

Как девочка жила пять лет в больнице, Юлия не знает, девочка об этом ни разу не вспоминала.

— Иногда я только по каким-то ее фразам догадывалась о том, что там происходило. Когда она первый раз пошла с бабушкой в магазин, то увидев там на полке полуфабрикаты, сказала: «О, мой любимый доширак!» Потом я как-то приготовила куриный бульон с лапшой, она попробовала и говорит: «Вкусно, как роллтон».

Летом 2020 года ребенок впервые увидел море. По словам Юлии, здоровье у ее приемной дочери сейчас в норме. Два-три раза в год у нее обострения хронического отита. Но в остальном она сейчас мало чем отличается от других детей.

— В первые недели это была девочка-маугли,— рассказывает Юлия.— При виде других людей она плакала, тряслась. Уже началась пандемия, мы сразу из больницы поехали на дачу. Но из комнаты, где мы жили вместе с ней, она практически не выходила — она привыкла мало двигаться, и ей сложно было ходить, двигаться. Она много играла в игрушки, а остального дома для нее как будто не существовало. Выходила из этой комнаты, только если я шла в туалет или на кухню, одна боялась оставаться и везде хвостиком следовала за мной.

Поначалу девочка категорически отказывалась гулять. Дети тоже для нее были чем-то опасным, она их боялась. Когда девочка появилась в семье Юлии, она сильно раскачивалась перед сном: «Кровать ходуном ходила, она себя так убаюкивала». Засыпала она только с соской.

— Представляете себе, ребенку шесть лет, а она без соски не может жить,— говорит Юлия.— Через полгода соска где-то затерялась, мы обыскали весь дом, но новую покупать не стали. Вскоре дочка про нее забыла. Потом моя помощница по хозяйству нашла эту соску, и мы ее выкинули.

Свою прежнюю семью девочка не вспоминает, а Юлия не спрашивает — с ребенком работает психолог, и, по его мнению, девочка сама должна начать такой разговор. Кровные родители сперва требовали через органы опеки встречи с ней, но приемная семья решила, что девочке в период адаптации такие встречи не нужны, и отказала. С августа прошлого года, по словам Юлии, кровные родители в опеку не обращались, на связь не выходили. Из своей прошлой жизни она общается только с дедушкой, отцом мамы.

— Это единственный человек, который приезжал к ней в больницу, и он ей иногда звонит, вот недавно поздравлял с началом учебного года. Один раз мы с ним встретились в кафе.

Мамой Юлию девочка стала называть почти сразу. Она — давний доброволец в фонде «Волонтеры в помощь детям-сиротам».

— Ее историю я слышала от мамы,— продолжает Юлия.— За новостями я не особенно слежу — учеба, дети, работа. Как-то мама мне написала: «А ты не хочешь забрать ребенка?» Я подумала, что они не могут найти кандидатов, и сразу ответила: «Да, конечно!» Она мне пишет: «Ты с мужем поговори». Я тут же спрашиваю мужа: «Ты не против?» Он отвечает: «Если ты уверена, то я не против». Я была уверена. Не знаю, как это объяснить. У меня есть силы, ресурсы, этому ребенку нужна семья, и, если никто не готов, как я могу пройти мимо? Для меня все было понятно. А сейчас у меня ощущение — это мой ребенок. Она даже похожа на меня — такие же глаза, цвет волос. Моя мама — ее бабушка, у них даже близорукость одинаковая. Моя семья — ее семья. У меня ощущение, что она всегда с нами была. И я уверена, что никто у нас ее не заберет. Мы обязательно ее удочерим.