Золушка и телеграф. Как я пошел в самое модное заведение сезона и ровно в 20:00 всё вокруг превратилось в тыкву
Коллега предложила сходить в «Телеграф». Если кто всё еще не знает, что это, сообщаю: петрозаводский «Телеграф» — самое модное и раскрученное заведение нынешней зимы. Туда захаживают министры, там откушивают депутаты, туда надо записываться заранее, словно к зубному или проктологу. Одним словом, круто.
Находится он за стеклянными витринами бывшего переговорного пункта. Когда я был маленький, мои родители оттуда звонили по межгороду. Ну, может, помните такое из кино?
— Москва, седьмая кабина!
И человек спешит в эту самую кабину разговаривать с Москвой.
— Алло, алло! Не слышно. Это я! Я это! Что? Нет! Да, да! Витя!
— Ваше время истекло. Продлевать будете?
Потом там был офис «Ростелекома». Затем столовка. И вот открылось кафе с ностальгическим названием «Телеграф». Это же его — телеграф — Ленин просил взять вместе с телефоном и мостами. «Телефон, телеграф и в первую голову мосты». Это же с телеграфа Остап Бендер отправлял телеграммы миллионеру Корейко: «Графиня бежит пруду изменившимся лицом» и «Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы». Или вот это:
— Маша зэ пэ тэ я тебя люблю тэ чэ ка.
В общем, там теперь кафе. Я однажды даже пытался попасть туда, но у меня не вышло. Позвонил с утра в день визита, попросил забронировать на вечер столик, а их уже и не было. Так что на этот раз я решил быть более предусмотрительным и позвонил за двое суток до предполагаемого ужина.
Места были. Вежливая девушка уточнила мое имя и зарезервировала на меня стол. Всё складывалось замечательно. Но вечером следующего дня она перезвонила и спросила, сколько времени я собираюсь у них сидеть…
— Э-э-э-э-э… --ответил я и завис.
Я реально завис, потому что как-то не ожидал. Нет, врать не буду, со мной такое однажды было. В 1986 году в московской пиццерии возле метро «Новые Черемушки». Я в те поры был светел и юн, ресторации не посещал и робел от одного их вида. Пытаясь перебороть страх, я заставил себя пойти в это злачное место, отстоял очередь на морозе и, наконец, был впущен в чертоги. И вот там ко мне подошел хорошо одетый брюнет, окинул меня оценивающим взором и после мучительной паузы спросил, зачем я пришел.
— Вы покушать? –- спросил он, и мне стало нехорошо.
А зачем еще люди ходят в пиццерию? Нет, я пришел покакать. Поспать. Порыбачить. Подебоширить. Что за безумный вопрос?
— Да, — взлепетнул я.
— А надолго? — добил меня брюнет, и я проклял тот день, когда решил побороть страх.
Откуда я могу знать, сколько времени они готовят пиццы? Я не знаю, какой они величины. А если одной мне окажется мало и я захочу заказать вторую? Или мне приспичит попросить, не дай бог, чая с булочкой. Неужели я должен знать это заранее? В общем, с тех пор и вплоть до 1998 года я в кабаки не ходил.
А в 1998-м началась эра другого отношения к гостям. Другой культуры общепита. Всё стало как-то проще, демократичнее и при этом добрее. Никакие метрдотели больше не оценивали меня взглядом, не подсаживали за столы к незнакомым людям и не спрашивали, сколько времени я собираюсь есть. Четверть века я не слышал этого вопроса, и вдруг он настиг меня в самой модном и раскрученном месте.
— Наше заведение пользуется большим спросом, — объяснили мне, — а тут еще праздничный день. Нам бы хотелось лучше спланировать свою работу.
Я начал лихорадочно считать в уме. Придем в 17:00. А если девушка опоздает? А если опоздаю я? Ладно. Предположим, в 17:15 мы сделаем заказ. А вдруг выбор будет трудным? Мало ли. Заведение модное. Фиг знает, что там за фрикасе с трюфелями. Захотим расспросить официанта об ингредиентах. В общем, пусть заказ мы сделаем в 17:30. А сколько это будут готовить? Минут 40? А если мы захотим вина? А потом повторить! И никто ж не знает, как польется беседа…
— Часа два-три вам хватит? — обозначила рамки девушка.
— Наверное, — пробормотал я.
— Значит, два?
— Три.
— Хорошо.
Ощущение было такое, словно я заключил сделку с дьяволом.
В начале шестого мы уселись за стол. Я рассказал о странном вчерашнем разговоре.
— Да ну, — сказала коллега. — Не может быть. Ерунда какая. Не будут же они нас выгонять. Ведь так не бывает.
И мы принялись есть и разговаривать. Причем нельзя сказать, что мы, как Шарапов в ожидании паскуды Фокса, ограничивались одним лишь кофе. И, тем не менее, я, словно бедная Золушка, периодически посматривал на часы и с ужасом представлял, как ровно в 20:00 улыбчивые администраторы превратятся в тыкву, но с негодованием гнал от себя эти глупые мысли. Ну, потому что так ведь действительно не бывает. Это же модный «Телеграф», а не пиццерия возле метро 1986 года разлива. Сюда захаживают министры, здесь откушивают депутаты, сюда нужно записываться заранее, как к проктологу… Но вот часы пробили восемь, и оно реально случилось.
— Вас предупреждали, — улыбнулась нам тыква, — что вы до 20:00. Ваше время истекло.
И продлить, прошу заметить, не предложила.
Мы засуетились, стали бормотать: «Конечно, конечно», платить две с половиной тысячи и виновато собирать манатки. Моя спутница, правда, легкомысленно позволила себе перед уходом отлучиться в тайную комнату, а я, о горе мне, остался ждать ее за столом. И тогда ко мне подошли снова и попросили поторопиться. Ведь следующие гости уже пришли, а я всё еще не ушел.
— Наше заведение пользуется очень большим спросом, — объяснила мне телеграфистка. — Вокруг него настоящий ажиотаж. Наверное, скоро мы введем временной лимит на посещение. Чтобы как можно больше людей узнало, какой он, наш «Телеграф».
И я решил им в этом помочь.