«Я хотела родить для себя, а теперь все чаще думаю, зачем мне вообще нужен сын»: 4 реальные трагические истории родителей и детей

Проблема отцов и детей — тема вечная, и писать об этом всегда тяжело, ведь в этом конфликте и той и другой стороне всегда есть что сказать. Пресловутый «стакан воды в старости», завышенные ожидания родителей, мамы, которые рожают ребенка для себя, а потом никак не могут отпустить его и в результате калечат дочери или сыну жизнь. Мы выслушали петрозаводских родителей и детей и собрали четыре реальные практически трагические истории:

Наталья, 48 лет

— Я родилась с большими проблемами со здоровьем, и маме пришлось со мной нелегко: она много сил потратила на мое обследование и лечение, возила меня по санаториям. Врачи с самого начала вынесли приговор, что я не буду ни говорить, ни ходить, но все оказалось не так — благодаря стараниям и вере моей мамы к школе я стала нормальным ребенком. Мы много времени проводили вместе; еще в детстве я говорила, что моя лучшая подружка — это мама, и доверяла ей все свои секреты. Не рассказать о чем-то маме — такого я и в мыслях не допускала, потому что она приучила меня к этому.

Когда я стала старше, мама призналась, что из-за постоянных больничных, когда приходилось сидеть со мной, она не сделала карьеру, хотя такая возможность была — до моего рождения ее считали перспективным сотрудником. Не вышла замуж повторно — мой папа погиб от несчастного случая буквально перед моим появлением на свет. Она говорила, что я для нее — это все, и ее советам я доверяла безоговорочно: скажем, даже в старших классах она выбирала мне одежду и даже нижнее белье. Когда мама шла в гости, она почти всегда брала меня с собой, а потому я общалась в основном с представителями старшего поколения.

Подруг у меня не было — в классе меня считали странной, хотя при этом не обижали. После окончания школы профессию мы тоже выбирали вместе с мамой. Все, о чем я рассказываю, меня не раздражало, не вызывало сомнений: я целиком принимала эту ситуацию. Все изменилось, когда меня начала волновать проблема личной жизни, а точнее, ее отсутствия. Этим я тоже поделилась с мамой, и внезапно встретилась со страшной обидой и ревностью: она ударилась в слезы и повторяла: «Я жизнь на тебя положила, а ты хочешь променять меня на какого-то мужика!» Стала рассказывать гадости про интимную жизнь. Мне с трудом удалось прикрыть тему, и я принялась думать, как быть. А потом мама вдруг сказала, что есть приличный молодой человек, с которым я могла бы познакомиться, — сын ее хороших знакомых.

Парня я этого знала, как знала и то, что он мне совершенно не нравится, о чем и сообщила маме, — это вызвало очередную серию упреков. Прошло несколько лет, и мне все-таки удалось встретить того, с кем я бы хотела связать свою судьбу. Все у нас было хорошо, вот только мне предстояло показать его маме. Я долго готовила ее к этому знакомству, наконец она скрепя сердце согласилась, и, я так думаю, увидела, что я его люблю.

А парень тоже многое понял, потому что сказал: «Мы будем вместе, если только твоя мама не станет спать в нашей постели!» В общем, мне предстояло разрываться между нею и им. Со стороны матери я выдержала череду истерик, а у парня нарастала холодность. В результате мы расстались, и, скажу сразу, в моей дальнейшей жизни был не один такой случай. Теперь, когда мне под пятьдесят, я понимаю, что у меня уже не будет ни мужа, ни детей. Мама еще достаточно бодра, мы вместе гуляем, ходим в кино и в гости — ей удобно, она счастлива. Она положила свою жизнь на меня, а я свою — на нее.

Нина, 74 года

— Славика я родила в сорок пять лет, без мужа, вполне сознательно, что называется, для себя. Я человек творческой профессии, была всецело поглощена ею и до устройства личной жизни все как-то не доходило. Романов было много, а вот семейного гнезда не свила и решила, что пусть хотя бы будет ребенок.

Возможно, я виновата в том, что у меня с самого начала возникали мысли о «стакане воды» и опоре в старости, и именно потому этого я как раз и не получила. Вместе с тем я всегда старалась развивать сына, дать ему все самое лучшее, что в моих возможностях, но все разбивалось как об стену. Мне пришлось отдать Славу в коррекционный класс, потому что он был неуправляем еще в садике: ломал игрушки, бил детей.

Дома тоже не слушался — за ним нужен был глаз да глаз. В поликлинике поставили обычный диагноз «гиперактивность» и сказали, что таких детей сейчас много. Учился он с трудом — в основном из-за поведения. Сколько переломал у детей линеек, карандашей, изорвал тетрадей, поотрывал капюшонов у курток! Тумаки раздавал направо и налево. Я тоннами покупала эти линейки, каждый день приносила извинения родителям одноклассников Славика.

В седьмом классе он бросил учебу — отказался ходить в школу и все. Просидел дома два года, играя в компьютер. В школе ему ставили тройки и каким-то образом переводили в следующий класс, но аттестат он, конечно, не получил. Мне грубил, обзывал, не реагировал ни на замечания, ни на просьбы, ни на мольбы. А потом пошел на улицу и связался с какими-то дурными ребятами: с тех пор вообще все пошло по наклонной. Сперва выпрашивал у меня деньги, потом стал угрожать.

К тому времени я была на пенсии, денег получала мало и почти все отдавала ему. Превратилась в старуху и внутренне, и внешне, никаких сил не осталось. И все чаще задавала себе вопрос, зачем я родила сына. Я боялась его, потому что он мог поднять на меня руку, если что-то, по его мнению, было не так. А потом Слава совершил кражу и попал в тюрьму. Думаю, мои слова прозвучат ужасно, но сейчас я живу спокойно, отдыхаю от прежнего кошмара. Но через четыре года сын выйдет на свободу — и что будет тогда?

Юлия, 27 лет

— Я так понимаю, мои родители хотели иметь успешного ребенка. Мама занималась танцами, папа — тхэквондо, но они не добились какого-либо успеха, а потому заложницей их амбиций стала именно я. Меня отдали в спортивную гимнастику, когда мне было пять лет, и все мое детство и юность были отданы беспрерывным тренировкам. Другие дети гуляли, играли, а я проводила время в спортзале. Не могу сказать, что мне это совсем не нравилось, просто было тяжело после общеобразовательной школы посещать еще и спортивную, а нагрузки там были немаленькие. При сдаче норм по ОФП (общефизическая подготовка) мы делали по сто-сто пятьдесят отжиманий; также приходилось многое преодолевать: например, у меня врожденный страх высоты, отчего было сложно выполнять упражнения на бревне.

А еще я склонна к полноте, потому мне запрещали любые сладости — сколько бы я ни выклянчивала пирожное или мороженое, из уст родителей звучало твердое «нет!» Когда проходили соревнования, папа и мама нервничали едва ли не больше меня. Сама победа меня волновала не слишком сильно, я боялась, что подведу родителей, потому что если я занимала призовое место, для них это было настоящее счастье, а если проигрывала — наступал черный день. А однажды и впрямь опустился темный занавес: я получила серьезную травму спины.

Несмотря на все усилия врачей, стало ясно: чтобы сохранить здоровье, мне придется оставить спорт. Хотя мне было очень нелегко поменять ставший привычным образ жизни, я отчасти испытала и некоторое облегчение, а вот родители будто сломались. Напрасно я убеждала их, что из меня все равно не получилась бы олимпийская чемпионка — нет у меня таких физических данных, как и целеустремленности, характера.

После того, как я ушла из гимнастики, мой вес начал постепенно нарастать, и сейчас я симпатичная толстушка, не отказывающая себе в пирожных и кофе со сливками. Я нашла себя в другой профессии, окончательно поняла, что спорт — это не мое; вышла замуж, родила ребенка и в целом чувствую себя вполне довольной своим положением, но вот отношения с родителями остаются прохладными. Иногда мне кажется, будто я, дочь, не оправдавшая их ожиданий, вроде как и не их дочь. А потому пусть мой ребенок сам выбирает свой жизненный путь.

Александра, 50 лет

— Мы с мужем с рождения являемся слабослышащими — это третья группа инвалидности. Что стало причиной недостатка, теперь уже никто сказать не сможет. Мы владеем языком глухонемых и между собой общаемся в основном на пальцах, но слышащих людей тоже понимаем — по губам, если они говорят медленно и внятно.

У нас речь с дефектами, но при желании можно распознать, что мы говорим. Наша дочь родилась совершенно нормальным ребенком, со слухом у нее все в порядке. У нас есть друзья, которые обучали своего сына азбуке немых, чтобы им было удобнее с ним общаться, и в результате мальчик, имея слух, обладал крайне малым словарным запасом и больше молчал. Потому мы не учили дочь разговаривать «на пальцах», а старались общаться с ней, как обычные люди.

Мы понимали, что ей тяжело: чтобы что-то нам сказать, надо поймать наш взгляд или дотронуться, проговаривать все очень четко, губами: случалось, Таня забывалась и говорила так даже с другими людьми. Мы видели, что порой она нервничает, что ее это раздражает. Однако она окончила школу с золотой медалью, ее всегда и везде ставили в пример. Потом поступила в вуз, в Санкт-Петербург, и мы сняли ей квартиру, чтобы она не жила в общежитии, хотя по финансам это было нелегко.

А потом, когда дочь приехала на каникулы, мы услышали: «У всех нормальные родители, а у меня — глухари! Мне просто стыдно, что вы такие». Мы были в шоке, испытали просто нереальную обиду. Мы ведь не виноваты, что у нас такой недостаток! Да, с нами нелегко общаться, у нас не столь широкий кругозор, как у других людей, но ведь мы же ее родители. Таня учится в Санкт-Петербурге четвертый год, и в последнее время не приезжала домой даже на каникулы.

У нее есть молодой человек, которого мы в глаза не видели, наверное, потому, что нашей дочери опять-таки стыдно за нас. Мы думаем, что Татьяна однозначно останется в Северной столице, а нас просто забудет. Знакомые советовали пригрозить ей, что мы перестанем платить за учебу, но мы не можем так поступить — ведь это все-таки наша дочь. А ее выбор — это выбор ее совести.