Ветеран Великой Отечественной войны Вера Юровская: «Немцы к нам лучше относятся»

— Да какой это праздник… — ошарашила меня участница Великой Отечественной войны Вера Николаевна Юровская, когда я заговорила с ней по телефону о 70-летии Победы. – Для меня праздник был в Берлине. А сейчас ничего хорошего для меня нету.

Что имела в виду Вера Николаевна, я в полной мере ощутила уже через два часа, когда лезла по шаткой приставной лестнице в окно ее неблагоустроенного дома. По состоянию здоровья сама она не может сейчас даже открыть входную дверь, потому что нужно преодолеть лестницу. И все, кто приходит к ней в гости, вынуждены сначала добывать ключ через форточку, а после визита тем же путем возвращать его обратно.

Озираюсь по сторонам и понимаю: праздничного настроения у ветерана нет и не будет. Неоткуда ему взяться. Покосившийся дом, печка, привозная вода, деревянный туалет с дыркой в полу, и никакой возможности помыться или постирать.

Вере Николаевне 94 года. Родилась она в Ленинградской области. Оттуда в 20 лет и попала на войну.

—   Я от Тулы до Берлина прошла пешком, — вспоминает Вера Николаевна. – Я была рядовым солдатом. У меня была винтовка. Пользоваться ею еще в школе научили в 10-м классе: видно, готовились к войне. Но убивать, к счастью, не пришлось.

Контузию Вера Николаевна получила в Польше во время прорыва обороны.

— Мы ехали на машине. А когда началась бомбежка, меня выбросило из автомобиля: я летела вверх ногами на асфальт, — вспоминает ветеран. – Но меня не бросили. Подобрали и отвезли в медсанчасть. Десять дней я была без сознания.

Подорванное на войне здоровье Вера Николаевна восстановить уже не смогла.

— А как восстановишься? Там же не было никаких условий, — говорит женщина. — Это полевая жизнь. Я не знала никогда, что такое спать на постели. На снегу ребята в палатки завернут и кинут. Я первый раз за три года увидела кровать, когда пришли в Берлин. Немцы убежавши были, а квартиры у них закрыты не были. Вот мы и селились в эти квартиры. Кровати у них были даже застелены чистым бельем. Видно, ждали нас. Но они молодцы, конечно. Я на них не обижаюсь. Не они, не обычные жители делали войну, а Гитлер. В самом Берлине у нас погибло очень много ребят. Там они и похоронены. Так для них там такое кладбище сделано. У нас тут просто кости закопаны, а у них каждому могила и каждому памятник поставлен.

Тяжело

Вернувшись после войны домой, Вера Юровская обнаружила, что жить ее семье больше негде, все было сожжено.

— На месте домов были траншеи и бурьян, -  вспоминает ветеран. – Жили в немецком доте. Ни переодеться, ни помыться.

И Вера Николаевна уехала в Петрозаводск к двоюродным братьям.

— Два года я скиталась по чужим углам, — говорит женщина. – То одна коллега по работе позовет ночевать, то другая. А когда у меня обнаружили туберкулез легких, мне дали комнатушку (12 кв метров) в засыпном бараке.

В этой комнатушке она жила сначала одна, потом с мужем, а потом еще с двумя детьми и приехавшей с Ленинградской области мамой. Когда совсем стало невыносимо, решились на строительство дома. В этом доме вот уже более 50 лет Вера Юровская и живет.

— Мы его голодные строили, — вспоминает Вера Николаевна. – Деньги получали небольшие, а строить нужно было. Когда построили, даже занавески не на что было купить. Денег не было, одни долги. И их нужно было платить. Вот муж 10 лет прожил и умер, вся тяжесть-то легла на него.

Муж Веры Николаевны умер 45 лет назад. Замуж она больше не вышла, посвятила жизнь внукам.

— У меня два внука и оба – инвалиды детства. Кому они, кроме меня, нужны? Какому мужику это нужно? Поэтому о личном счастье и не мечтала. И жизнь у меня была очень трудная. Но я никогда ничего не просила у государства.

А само оно как-то и не сподобилось.

Вера Николаевна не просто участник Великой Отечественной войны, она солдат той самой 150-й дивизии, которая в мае 1945 года водрузила флаг над зданием Рейхстага в Берлине.

— В Карелии я одна с этой дивизии, — говорит Вера Николаевна, показывая увешанный медалями пиджак.

— Тяжело они вам достались, — говорю.

— Тяжело, — соглашается ветеран, и замечает с обидой, что ни один чиновник к ней ни разу не пришел, чтобы хотя бы просто поговорить.

— Когда готовились к празднованию 65-летия Победы, мне позвонили и сказали: «Вера Николаевна, готовьтесь, поедете в Москву». Я сказала, что поеду с дочкой. Так они потом мне даже не перезвонили, чтобы извиниться, когда  передумали меня отправлять, — вспоминает женщина. — Сказали, что перезвонят, но так и не перезвонили. Тогда-то у меня здоровье и ухудшилось. Я расстроилась сильно. Думаю: «Господи, да не нужно мне этого ничего. Но почему такое отношение?»

Не хочу больше. Не выдержу

— Я пришла с фронта с контузией головы, с туберкулезом легких, со сколиозом позвоночника, потому что на фронте таскала раненых мужиков. И, конечно, от бомбежки и взрывов снарядов почти глухая, — рассказывает хозяйка дома. — У меня первая группа инвалидности с обслуживанием, но я никому не нужна.

— Ну как же, — говорю. – Вот и дрова дома лежат, и бидоны с водой стоят. Кто-то, значит, приходит.

— Дочь помогает, — говорит Вера Николаевна. – Но она тоже инвалид. Кого еще могла родить больная мать? Сын у меня давно умер.

В процессе разговора выясняется, что бывают гости и помимо дочери. Есть в жизни Веры Николаевны и те, кто если и не приходят постоянно, то обязательно звонят – переживают за ветерана. «Никому не нужна», — это Вера Николаевна о государстве, о чиновниках, которые с экранов телевизоров и на правительственных заседаниях поют ветеранам  дифирамбы, а на деле палец о палец не ударят, чтобы помочь.

— До 90 лет я еще все сама делала, а потом стало сложно, — говорит Вера Николаевна. -  Я писала и Путину, и в общественную приемную. Никакого звука в ответ. Три раза моя председатель Совета ветеранов ходила к Худилайнену. Бесполезно. Он сказал: «Пусть она идет в инвалидный дом». А чего я туда пойду? Там представляете, какая жизнь? Это же та же самая больница. А я лежала в больницах. Столько грубости я там наслушалась. Не хочу больше. Не выдержу.

— А вы приходите еще, если будет желание. Чаю попьем, — разговорившись, немного оживилась хозяйка дома.

Я улыбаюсь, а в глазах слезы. Не понимаю, как в таком состоянии можно наклонить бидон, чтобы набрать из него воды в чайник. Не понимаю, как потом посуду помыть. Не понимаю, почему кому-то из ветеранов войны государство помогло, а про кого-то забыло.

Нет у нас власти

— Последние семь десятков лет я не жила, а горевала, – говорит Вера Николаевна. – Не знаю, за что меня Бог так держал. Живу и ни на что уже не надеюсь. Прожила день и слава Богу. Нет у нас власти. Они все забрали, все украли. Все наши завоевания. А что нам осталось? Ничего! Хоть бы один пришел, посмотрел, как живет ветеран? Ведь Путин сказал им обойти всех ветеранов. А мне теперь говорят: «Где приказ его?» Мол, это у Путина эмоции были. А приказа нет. Для того, чтобы благоустроить меня, им специальный приказ от Путина нужен.

Недавно Вера Николаевна была на концерте – презентации диска с песнями о войне заместителя министра РК по делам молодежи, физической культуре и спорту Евгения Шорохова. Евгений Акимович, наверное, единственный чиновник, при воспоминании о котором ветеран улыбается.

— Меня на этот концерт на руках принесли, — говорит Вера Николаевна. – Столько цветов надарили. Когда Шорохов со сцены объявил, что вот она, женщина, которая была на фронте, все люди встали и стоя мне аплодировали. А государство в меня плюет!

На концерте рядом с Верой Николаевной сидел председатель Совета ветеранов Карелии Николай Черненко.

— Он меня прекрасно знает, сына моего знал, а здесь сидел, Ширшину хаял: нашел слова, а у меня даже о здоровье не спросил, — говорит Вера Николаевна. — Так от кого ждать милости? Противно все это.

— Я всю жизнь всем помогала.  Никогда ничего не жалела. И на фронте у нас было такое правило: помоги друг другу. Поэтому и войну мы выиграли. Если бы были как сейчас – обособленные, никакой войны бы мы не выиграли. Мы бы друг друга поубивали, — говорит ветеран. — Обида гложет, что государству я не нужна. Они хуже, чем фашисты. Немцы к нам лучше относятся.

— Вера Николаевна, миленькая… — я пытаюсь подобрать слова, чтобы хоть как-то ее утешить.

— Я стихи пишу и песни, — спасает ситуацию хозяйка дома. — Сейчас спою.

И она запела. Грустно и хорошо:

… Одиночество так сиротливо,

Не решен наш квартирный уют,

Господа решают вопросы,

Их прошу в наш вопрос заглянуть.

Доживаем сегодня, как можем,

Бог поможет нам дни коротать

Обещаний нам дарят так много.

Сам решай, как тебе доживать.