«Меня нашли по каплям крови на полу». Почему петрозаводчанки жалуются на персонал первого роддома и что на это отвечает его начальство

В конце августа у нас на сайте вышел текст про 22-летнюю петрозаводчанку Ульяну Озерскую, которая собирается судиться с персоналом городского роддома имени Гуткина. По мнению Ульяны, именно из-за действий врачей ее маленький Эльдар родился глубоким инвалидом: от его мозга остались только ствол и мозжечок. После публикации автор материала получила десятки сообщений и звонков от других петрозаводчанок, которые как в страшном сне вспоминают свои роды там же, в Гуткина. Мы уже пересказали их главврачу роддома и сотрудникам Минздрава. Их ответы, впрочем, как и жуткие истории рожениц — в этом материале.

Рассказы петрозаводчанок мы решили публиковать с минимальным сокращением, чтобы не было искажения смысла и данных. Итак, вот первая история. Ее нам прислала Александра Б. (имя изменено по просьбе — прим. ред.)

Молчать о халатности медработников уже нет сил. Начну с того, что, слава богу, мой ребенок жив и здоров, но то, что творилось тогда на протяжении 15 часов, навсегда оставит след в моей памяти, причем не светлый, как должно было быть, а настоящий страх. Мне был 21 год. 26 сентября 2016 года я поступила в Родильный дом имени Гуткина с жалобами и направлением от своего гинеколога на тянущие боли в животе. Без госпитализации осмотреть отказались, пришлось ложиться, чтобы мне просто сказали, рожаю ли я или нет. В приемном покое общались крайне по-хамски. Была 37-я неделя беременности, то есть лежать я могла еще долго. В итоге 27 сентября я не могла уснуть - живот тянуло. Утром отошла пробка. Меня посмотрели: раскрытия не было, но боли так и не давали покоя. Тогда меня перевели в родовое отделение, вкололи укол. Сказали, что это для того, чтобы я поспала. Но спать я не смогла: всю ночь слышала крики рожениц и представляла, что меня ждет. Беременность первая, как и роды - партнерские, как планировалось. Утром в полшестого у меня отошли воды. Я встала с кровати, доковыляла до двери, чтобы сказать об этом персоналу. Далее был утренний обход: приходила какая-то делегация врачей, которая осматривала кричащих рожениц. Сложилось впечатление, что их все раздражало. На меня повесили БМК (биомониторный контроль, датчик для отслеживания сердцебиения плода — прим. ред.) и оставили, благополучно забыв на два часа. К 12 часам зашла женщина из приемного покоя, которая еще при поступлении общалась со мной хамовато, спросила, пускать мужа или нет. Муж зашел. Медики опять удалились. Дальше начался ад: схватки все усиливались, заходили ко мне крайне редко, даже воду никто не предлагал. Поставили клизму — снова ушли. Я посещала курсы для будущих мам в консультации. Нам четко говорили, что после того, как поставят клизму, приходится идти по коридору до туалета. Я так и сделала, с адскими схватками на тот момент. Но про то, что туалет находится в соседней двери приемного отделения, мне никто даже не сказал. Я пошла в дородовое, да там и осталась. Меня нашли по каплям крови на полу. Когда пришли, на меня стали орать, что я якобы все «замарала» и какого черта я пошла сюда, а не туда. Отвечать не стала, в одиночку опять пошла в родовое отделение. Эпидуральную анестезию мне делала очень хороший врач, ничего плохого сказать не могу. Действия свои озвучивала, колола четко, практически небольно. Первая доза дала поспать час, вторая — минут 15, после третьей не было никакого эффекта. Раскрытие не шло. Поставили капельницу. У меня поднялась температура 40, начало трясти, я даже взгляд сфокусировать не могла! Муж выбежал в коридор, кричал, что мне плохо, просил одеяло. Женщина медленно встала со стула, медленно пошла, медленно вернулась с одеялом — мужу пришлось вырывать его у нее из рук! Начались потуги. Но у персонала пересменка: ко мне раза три подошли проверить раскрытие и все. Благодарю Бога, что врач, сменявший предыдущую смену, оказалась замечательной. На мои крики она зашла в родильный зал, узнала меня с ночи и удивилась, что я до сих пор мучаюсь. Раздвинула мне ноги и тут же стала кричать кому-то о том, почему у меня не принимают роды — головка уже на выходе. Ругалась, как такое допустили. БМК тем временем показывало сердцебиение малыша — было больше 200 ударов в минуту. Врач попросила сконцентрироваться и успокоиться, трансформировала мне кровать в кресло. В итоге я родила малыша за три потуги.

Александра рада, что ребенок родился здоровым. Но ее мучения после родов не закончились:

Дальше я три дня лежала в послеродовом отделении. Душ там был сломан, к груди ребенка толком прикладывать не научили, подмывать — тоже. Там везде висят плакаты о том, что они за грудное вскармливание, но когда я просила помочь ребенка приложить к груди, персонал приходил, забирал у меня ребенка и кормил его смесью. В итоге молоко у меня появилось только в день выписки. Хочу второго ребенка, но мне страшно, что второй раз мне может не повезти, а ведь именно удача мне тогда помогла. Теперь я не доверяю врачам. Ну не верю я им. Глубокий страх поселился.

Другая петрозаводчанка, Алина Н. (имя изменено — прим. ред) подтверждает: с ней обращались тоже плохо. Кроме того, женщина утверждает, что одна из акушерок надавливала ей на живот, что делать категорически нельзя:

Хамское отношение уже не считается чем-то странным в нашей медицине, — печально говорит она. — То, как одна из сотрудниц пыталась надавить мне на живот, я помню хорошо. Там все так делается: перед тем, как прокалывать околоплодный пузырь, меня предупредили, но зачем это нужно и какие могут быть последствия — ни слова. В итоге мой ребенок родился с помощью кесарева сечения. На щеке у него была царапина, которую, скорее всего, поставили при проколе пузыря. Мне же сказали об этом так: «Ой, там царапка, это бывает». Я понимаю, что отделалась довольно легко. Но при этом знаю, что роды мои были испорчены именно врачами. Это при том что со мной на родах был муж — присутствие супруга или кого-то из родственников заставляет медиков вести себя чуть более вежливо.

Петрозаводчанка Ольга Р. (имя изменено по просьбе - прим. ред.) уверена: если бы не ее родственники, которые в определенный момент попросту стали угрожать персоналу роддома судом, кесарево сечение ей бы так и не сделали. У Ольги врожденная особенность — у нее две матки с двумя, соответственно, шейками. Тем не менее она рожала самостоятельно с 13 до 20 вечера, испытывая сильнейшую боль.

Это было 2,5 года назад, — вздыхает она. — До родов я три раза лежала на сохранении. Когда поступила (я не перехаживала, но было высокое давление) мне два раза дали стимулирующие таблетки. Первая не подействовала, после второй начались небольшие схватки. Когда они уже довольно сильно ощущались, пришла врач, мне прокололи пузырь. После этого схватки резко прекратились. Врач удивилась: «Поставим капельницу». Я была против, но ее все равно поставили. После этого схватки начались резко, с жуткими болями. Я долго готовилась к родам, ходила на курсы, но в этот момент я даже забыла, как дышать! Начала паниковать. Вместо сочувствия на меня смотрели, как на кусок мяса — иначе, простите, не скажешь. Когда начались потуги, я молила, чтобы ко мне кто-нибудь подошел и отправил на кесарево. Акушерка мне тогда сказала: «Не тебе решать». В итоге потуги продолжались полтора часа и в начале девятого ко мне подошла акушерка: «Идем на кесарево». Позже я узнала, что на тот момент в роддом уже несколько часов звонили мои родственники, чтобы узнать, что со мной и будут ли мне делать кесарево сечение. В итоге они пригрозили роддому судом в случае, если со мной или с ребенком что-то случится — и тогда меня отправили на кесарево. Потом уже услышала, что акушерки вроде бы получают дополнительные выплаты за каждые естественные роды — вот они и тянут до последнего.

Ольга говорит, что даже на операционном столе она дрожала и паниковала:

Помню, что лежала и думала, как мне стыдно, что я не смогла родить сама, — говорит она. — Сейчас понимаю, что это бред — у меня же патология матки! Такие мысли были исключительно из-за того, как со мной обращались.

Наталья Ильина свое имя не скрывает: группу, в которой она собирает средства для сына Демида, знают многие петрозаводчане. Дёму она рожала 4,5 года назад, это ее второй ребенок. Роды, по сравнению с первыми, были легкими. Но что-то пошло не так:

Я рожала в ночь с субботы на воскресенье, и со мной была только одна акушерка, — вспоминает она. — Не помню, был ли тогда врач вообще, мне кажется, что нет. Когда Дёма родился, его помыли (перчаток на руках у акушерки не было, это я точно помню) взвесили, одели, положили на столик и ушли. Так мы вдвоем и лежали на расстоянии друг от друга — он и я. Потом я заметила, что он с трудом дышит. Малыши же не умеют дышать ртом, а с носом у него были явные проблемы — после сказали, что он, видимо, наглотался околоплодных вод. Пришла молоденькая девочка-неонатолог с резиновой грушей (не знаю, обработанной или нет), стала убирать Дёме сопли. Ни о каких более сложном осмотре малыша речь и не шла. Закапали только что рожденному ребенку «Називин». Снова ушли. В итоге, спустя три дня, его состояние ухудшилось практически до остановки дыхания. На третьи сутки после рождения его отправили в реанимацию (мне пришлось устроить скандал), а затем в инфекционное отделение больницы. Туда Демочка поступил с диагнозом: перинатальная бактериальная инфекция, гнойный коньюктивит, ринит, бронхит. Там же, в инфекционке, врач подтвердил: у Дёмы занесенная инфекция, которую буквально «затолкали» в лёгкие. Спустя годы нам расскажут, что инфекция добралась до почек (долгое время нам ни в Петрозаводске, ни в Москве не могли поставить диагноз) и в конце концов отразилась на мозге. На данный момент, благодаря неравнодушным людям и помощи фондов, мы уже дважды прошли курсы реабилитации в испанской клинике Nisa — там же ему удалили почку, увы. Русские врач говорили нам, что Дёма не сможет даже ходить — мы вернулись из Испании, и он самостоятельно пошел. Впереди долгий путь, но его могло бы и не быть. В случившемся я виню, конечно, персонал роддома имени Гуткина. Это они занесли инфекцию, но доказать это, увы, невозможно. Не знаю, что должно произойти, чтобы эту безнаказанность можно было победить. В той же Испании, где мы пробыли 9 месяцев, врачу грозит увольнение, если на него жалуются пациенты. У нас — круговая порука и безысходность.

Конечно, мы не могли не поговорить с главным врачом роддома имени Гуткина, Еленой Воликовской. Сначала она, правда, отказалась с нами разговаривать, заявив, что будет комментировать только факты, и жалобы на свое учреждение она готова принимать только в официальном порядке, а не через наше издание. Правда в словах Елены Юрьевны, конечно, есть — практически все женщины, которые нам написали, в суд на роддом не подавали и даже устно не жаловались — считают, что справедливости все равно не добиться. Мы же, наоборот, «пожаловались» на Елену Юрьевну в Минздрав — и через несколько дней она согласилась дать нам комментарий. Правда, на все про все у нас было 15 минут. Мы передали главврачу вопросы, которые волнуют сотни петрозаводчанок: почему в первом роддоме хамят, доплачивают ли акушеркам за естественные роды и так далее. Итак, вот что нам ответила Воликовская:

Перед любым медицинским вмешательством в нашем роддоме с пациенткой проводится беседа: о том, какую процедуру ей предлагают сделать, о рисках, об ожидаемом результате. Пациентка подписывает информированное согласие, в документе также указана подпись врача.Вы говорите, что кому-то в нашем роддоме якобы «давили на живот» — мы так не делаем никогда, это запрещенное пособие в родах, я за такое увольняю. При каких показаниях женщин отправляют на кесарево сечение? Ну, во-первых, мы не «отправляем» женщин на кесарево сечение. Для любого вида вмешательства должны быть определенные показания: слабость или дискоординация родовой деятельности, слишком большой ребенок. Если они возникают в период беременности или в родах, кесарево сечение производится незамедлительно. Никто ничего не выжидает, поверьте мне – лишний раз врачи рисковать не станут. А раскрытие шейки матки само по себе не является основополагающим принципом для установления показаний к кесареву сечению. Еще раз: кесарево делают не по желанию женщины, а по показаниям, потому что, как любая операция, оно грозит очень серьезными осложнениями. И то – процент кесаревых сечений сейчас возрос, он составляет 25% — это много. Таким образом рожает фактически каждая четвертая женщина, но делается это для того, чтобы избежать осложнений для матери и плода.

О каком «проценте» за естественные роды, которые якобы получают акушерки, вы говорите? У нас есть стимулирующие выплаты за эффективную работу в течение месяца – а это работа без осложнений, как в случае естественных родов, так и кесаревых сечений. Если возникают дефекты оказания медицинской помощи, сотрудники лишаются стимулирующих выплат. Но это не тот случай: «Провели естественные роды? Молодцы, получите прибавку к зарплате!». Не знаю, что ваши читательницы подразумевают под определением «обращаются по-хамски». Есть огромное количество женщин, которые благодарят нас и утверждают, что персонал нашего роддома просто замечательный. И почему так получается: кто-то считает, что мы относимся к ним по-хамски, а большинство благодарит за хорошую работу? Я не сомневаюсь ни в одной акушерке, которая сейчас работает в родблоке – они не будут вести себя по-хамски. Как я могу это проверить? Я сама дежурю. Да, я понимаю, что сотрудницы могут вести себя иначе в моем присутствии. Но ведь я также хожу на обходы, захожу в палаты к женщинам дородового и послеродового отделений. Регулярно спрашиваю их, есть ли какие-то претензии к нашей работе, причем по любым вопросам: по питанию, по уборке, по качеству обслуживания персонала. Но я практически никогда не слышала никаких негативных отзывов. Поверьте, если женщину что-либо не устраивает, она лично может связаться со мной: мой телефон в открытом доступе – в консультации, в гинекологии, в родильном доме. Можно прийти и лично – вот мой кабинет, пожалуйста. Любой случай патологических родов мы рассматриваем и анализируем, и я не могу сейчас комментировать случаи, о которых вы говорите. Для того, чтобы я смогла оценить действия своих врачей, мне нужна конкретизация и факты.

Может ли женщина отказаться от тех или иных манипуляций? Конечно. Если женщина хочет рожать, ощущая всю ту боль, которая ее ждет – пожалуйста. Эпидуральная анальгезия тоже имеет определенные показания: какие-то изменения, которые требуют расслабления женщины или ее сильная боль. Если роженицы отказывается, никто против ее воли анестезию делать не будет, это очевидно. Отказ можно написать на любую манипуляцию. При этом за женщиной, естественно, все равно будет контроль. Акушерка подходит к женщине в первом периоде каждые полчаса, во втором периоде – находится с ней неотложно: измеряет давление, отмечает показатели сердцебиений матери и плода по часам. Врач заходит к роженице каждые 2-3 часа при условии, что роды проходят физиологично. Если показания того требуют, конечно, врач будет заходить чаще или находиться с женщиной постоянно, если у него есть какие-то сомнения. Если женщина жалуется на действия медицинских работников , мы проводим служебное расследование, врач или акушерка пишут объяснительную.

Если факты нарушения подтвердятся, к сотрудникам будут применены меры административного воздействия. Кто их будет подтверждать? Врач или акушерка находятся не один на один с роженицей. Роды происходят в присутствии другого медицинского персонала, находящегося на смене. Конечно, можно предположить, что санитарки побоятся свидетельствовать против врачей. Но опровергнуть или подтвердить факты нарушений могли бы средства видеофиксации. Однако на съемку в родах тоже необходимо согласие женщины.

Елена Кузьмичева, главный акушер-гинеколог и и.о. Первого заместителя Министра здравоохранения Карелии, не понимает, почему в спорных случаях женщины не жалуются на работу роддомов в соответствующие инстанции. По ее словам, жаловаться нужно и в Минздрав, и в прокуратуру, и в Роспотребнадзор с Росздравнадзором. Не говоря уже о руководстве каждого конкретного роддома — в данном случае, Гуткина. Жалобы, не подкрепленные какими-либо официальными заявлениями, Кузьмичева также не видит смысла обсуждать:

Вот я с вами разговариваю и вдруг потом кому-нибудь скажу: та журналистка меня обхамила, — говорит она. — А вы скажете: «Да я вообще не хамила, с чего вы взяли?». Так и здесь. Понимаете, каждая женщина в родах испытывает сильнейший стресс. Ей больно, она раздета — и в таких условиях кто-то что-то скажет, а роженице уже покажется, что ее обхамили. И потом, один человек заявит, что это хамство, а другой скажет: нет, не хамство. И мы с вами не сможем это никаким образом ни опровергнуть, ни подтвердить. Вы зайдите в группу роддома имени Гуткина во «ВКонтакте» — там сплошь благодарности. А врачебная ошибка и вовсе может быть установлена только в ходе медицинской экспертизы, соответственно после обращения пострадавших в суд. Камеры в роддомах? Давайте не будем фантазировать. Может быть, они и нужны, но сейчас в стране все очень строго с конфиденциальностью персональных данных.

Как будут развиваться судебные разбирательства Ульяны Озерской с роддомом имени Гуткина, мы обязательно вам сообщим. И напоследок — вывод, который напрашивается после всего вышесказанного : женщины, не молчите! Даже если в этот момент голые сидите в родовом кресле.