Свидетель по делу «Петропита»: «Меня так следователь научил говорить»

Дело «Петропита» — очень своеобразный и показательный судебный процесс, за которым следят не только в России, но и за ее пределами. Свидетели, которые не владеют вообще никакой информацией о сделке, ставшей причиной данного уголовного дела; показания, основанные на информации, полученной из средств массовой информации; формулировки ответов, навязанные следователем тем, кто не мог вспомнить того, что необходимо было следствию, – все это наглядным образом демонстрирует «непредвзятость» нашей правоохранительной системы, лишний раз доказывая, что уголовное дело «Петропита» основано на политике, а не на нормах Уголовного кодекса.

Напомним, что директора  спортивного комплекса «Луми» депутата Петросовета Ольгу Залецкую (которая несколько лет возглавляла «Петропит»), экс-директора торговой сети «Ленторг» Александру Корнилову (которая арендовала здание) и депутата Законодательного собрания Карелии Анастасию Кравчук (которая купила здание) обвиняют в том, что в период с 2011 по 2013 год под руководством политика Василия Попова они объединились в преступную группу и завладели муниципальным имуществом по заниженной стоимости, причинив городу многомиллионный ущерб.

На последнем судебном заседании в качестве свидетеля был допрошен временный управляющий ПМУП «Петропит» Сергей Громов. Эту должность Сергей Юрьевич занимал с февраля по июль 2009 года. В тот период времени у предприятия были очень большие долги (порядка 30 миллионов рублей), в связи с чем оно обращалось в Арбитражный суд о признании его банкротом. Сергей Громов должен был проанализировать деятельность «Петропита». В июле решением суда процедура наблюдения в отношении предприятия была прекращена. Ее сменила процедура внешнего управления. Внешним управляющим тогда стал знакомый Громова — Александр Осин. Он вызван в суд 25 февраля.

Показания Сергея Громова были крайне важны для стороны обвинения. Они – доказательство того, что в 2011 году Василий Попов очень интересовался арендой комбината школьного питания и предпринимал действия для трудоустройства Ольги Залецкой на должность директора «Петропита».

По версии следствия, реализуя преступный умысел по присвоению муниципального имущества по заниженной цене, Василий Попов сначала обеспечил заключение долгосрочного договора аренды на здание «Петропита», после чего вовлек в «состав организованной преступной группы» Ольгу Залецкую и обеспечил принятие решения о ее назначении на должность директора предприятия.

Никто не интересовался

Сергей Громов рассказал суду о том, что здание комбината школьного питания на самом деле было огромной проблемой. Собранием кредиторов было решено сдавать его в аренду, но желающих арендовать здание не было.

— Как нашелся арендатор? Корнилова обращалась к вам, к Осину? – поинтересовалась у свидетеля прокурор.

— Не Корнилова обращалась. Это Осин обращался ко всем. Я подробностей не знаю. По-моему, у него был какой-то молодой человек, который занимался поиском арендаторов, — пояснил Громов.

Услышав о том, что здание никто не хотел брать в аренду, государственный обвинитель про Попова все же уточнила отдельно:

— К вам Попов обращался по поводу аренды этого здания с просьбой посодействовать? 

— Нет, — ответил свидетель.

— Попов заинтересованность этим зданием проявлял? – перефразировала вопрос прокурор.

— Нет!

— К вам обращался?

— Нет. А зачем? Было решение собрания кредиторов (о необходимости сдавать в аренду — прим. авт.)… Это было в интересах кредиторов, в интересах предприятия, в интересах Осина как арбитражного управляющего, перед которым поставлена задача погасить долги.

Реальная цена

— Я считал, что комбинат надо было  продавать с самого начала. Ну стоит такая заноза в городе, которая никому не нужна, — признался Сергей Громов. — В моем представлении оно лет десять стояло пустым. А чего вы хотите? Все здания по Ригачина стоят пустыми. Они никому не нужны. Поэтому и это стояло пустое.

Как известно, в деле имеется масса оценок здания комбината школьного питания, сделанных разными специалистами. Есть несколько оценок, согласно которым с обременением здание стоит около 17 миллионов рублей, а без обременения – около 30. Кроме того, есть оценка, сделанная уже на стадии следствия по заказу следственных органов. Вот она гласит, что рыночная стоимость объекта около 60 миллионов рублей. В связи с этим один из адвокатов поинтересовался у Сергея Громова как у человека с огромным опытом работы конкурсным управляющим, насколько указанные цифры реальны для указанного здания.

— Есть стоимость, которую мы называем рыночной. И вот все думают, что это стоимость на рынке. Нет. Рыночная стоимость — это вероятная цена, по которой, наверное, может быть продано здание, — пояснил свидетель. — Вот у вас есть три цены: 17 миллионов, 30 миллионов и 60 миллионов. Каждый оценщик говорит, что он считает вот эту цену наиболее вероятной. Но точку в этом вопросе может поставить только аукцион (Анастасия Кравчук приобрела здание в результате аукциона — прим. авт.). Мы можем поставить хоть миллиард. Это значит только то, что торги не состоятся. А после того как они не состоятся уже во второй раз, начнутся публичные предложения (это аукцион уже на понижение цены — прим. авт.). Большинство республиканских активов продано посредством публичной продажи, когда цена, которую мы называем рыночной, которую оценщик считал возможной для реализации, падает в разы.

Сергей Юрьевич привел недавний пример такой продажи муниципального имущества:

— Объект был оценен в 5,5 миллиона рублей. Это рыночная цена, которую насчитал оценщик. Первые торги не состоялись, никто не купил. Вторые торги не состоялись. Пошли публичные предложения. И цена с 5 миллионов рублей упала до 950 тысяч. И хорошо, что кто-то появился, потому что следующая заявка была на 50 тысяч рублей.

Иначе говоря, не заявись Анастасия Кравчук на аукцион, где она оказалась единственным участником, у нее была бы возможность купить здание комбината школьного питания значительно дешевле 17 миллионов 800 тысяч рублей: либо на втором аукционе, либо в процессе публичных предложений.

— По моей оценке, красная цена этому зданию – миллионов пять, — пояснил Сергей Громов. — И то… Если бы мне лично предложили купить его за 5 миллионов, я бы не купил. Потому что я не знаю, что с ним делать. Помните, в Лахденпохье был детский дом, который продавали за 6 миллионов рублей? Я ездил туда смотреть. Там площадь была больше, чем у комбината школьного питания. Он на центральной улице стоял. И я думал, что, может быть, мне имеет смысл его приобрести. Но когда я приехал, то понял, что это здание не стоит 6 миллионов. Я понял, что, кроме убытков (я его должен охранять, что-то делать), от него ничего не будет. Чтобы его отремонтировать, еще 20 миллионов нужно вложить. Его купил за эти 6 миллионов какой-то лахденпохский предприниматель. Потом туда поехал наш губернатор Андрей Витальевич Нелидов и сказал, что это здание стоит 40 миллионов рублей. Тогда сняли министра Орлова, сняли того, кто организовывал торги. Мол, они жулики. Здание вернули. А что сегодня с этим зданием? Оно погибло. Его сегодня нет, просто нет. Вот и все. И таких примеров сколько угодно можно привести.

Допускаю

Самой важной частью допроса Сергея Громова были вопросы, касающиеся назначения на должность директора «Петропита» Ольги Залецкой. Именно в этот момент свидетель сделал ошеломляющее заявление.

— Обращался ли к вам Попов с просьбой оказать содействие в трудоустройстве Залецкой на должность исполнительного директора ПМУП «Петропит»? – поинтересовалась у Сергея Юрьевича государственный обвинитель.

— Вопрос интересный, — констатировал Громов и не очень связно начал объяснять, что когда он ходил к следователю, ему дали там прослушать какой-то разговор двух людей, скорее всего, Девлетхана Алиханова и Василия Попова. В этом разговоре вроде как звучала фраза : «Тогда надо назначать Залецкую. Я поговорю об этом с Громовым». Точную формулировку свидетель не помнит. Но на том допросе он ответил, что назначать директоров муниципальных предприятий вне его компетенции. Вот на втором допросе, когда выяснилось, что Залецкая была назначена сначала исполнительным директором, он подтвердил, что чисто теоретически он, конечно, мог содействовать ее трудоустройству, так как исполнительного директора на должность должен был назначать Осин, а Осин — его хороший знакомый.

— У следователя было написано как-то так, что ко мне приходил Попов и просил трудоустроить Залецкую, но при этом я не помню, по телефону это было или лично, — пояснил свидетель и тут же уточнил. — Кто подходил ко мне, я не помню. Осин был очень озабочен вопросом. Может быть, Залецкая подошла к Осину и она посчитала, что может быть там директором, а Осин спросил меня про нее. Потому что разговор про Залецкую был, это точно. А кто с кем и в какой последовательности говорил, я не помню…

— Возможно, у меня был разговор с Поповым, который хотел ее трудоустроить. Я наверняка не могу сказать, но допускаю, что это было! Особенно с учетом того разговора. Пусть и спустя полгода, но что ему помешало обратиться ко мне? Наверное, обратился, – продолжал давать очень странные ответы на уточняющие вопросы свидетель.

— То есть вы не отрицаете разговора с Поповым? – перефразировала на свой лад ответ свидетеля гособвинитель.

Адвокат возмутился. Прокурор начала было доказывать, что «возможно» и «не отрицаю» — это одно и то же. Спор прекратил сам Сергей Громов, вклинившись в него словами:

— Я не помню этого! Не помню! Но я допускаю, с учетом той информации, которую мне следователь дал, что такое могло быть. Я не помню этого!

Судя по тону, которым прокуроры продолжили допрашивать свидетеля, его ответы стороне обвинения были не по душе. Однако главное потрясение было еще впереди.

В связи с существенными противоречиями сторона обвинения попросила суд разрешить огласить показания свидетеля, которые были даны им на следствии. Судья ходатайство удовлетворила. После чего выяснилось, что противоречия действительно есть. Например, во время своего первого допроса Сергей Громов говорил о том, что в июне-июле 2011 года Василий Попов или люди из его окружения просили его о помощи в заключении долгосрочного договора аренды здания комбината школьного питания. Однако в самом начале этого повествования свидетель употребил слово «допускаю».

 - Сергей Юрьевич, когда вы свободно рассказываете, все понятно. А потом: «Допускаю». А вам какие вопросы-то ставили? «Допускаю», «не исключаю». Вы сами там фантазировали? – поинтересовался у свидетеля адвокат Ольги Залецкой.

— Ну… мне на вопрос этот… на ваш… не хочется отвечать…

В зале повисла пауза.

— Я должен отвечать, да? – обратился Громов к судье.

— Да. Конечно.

Сергей Юрьевич снова немного замешкался, а потом выдал:

— Ну, на самом деле меня следователь научил говорить: «Допускаю».  Вы, наверное, знаете из материалов уголовного дела, что первый допрос у меня был в изоляторе временного содержания. Меня задержали сначала. Потом на второй день допросили и спросили, знаю ли я Попова. Я говорю: «Чего вы к Попову-то пристали?» Говорят: «Надо отвечать». Я сказал, что знаю. А дальше: «Разговаривал ли с тобой Попов по вопросам аренды?» и т. д. Я уже не помню конкретно. Говорю им: «Это было давно, я не помню. Если напомните, я скажу». «А вот такие вопросы с тобой обсуждал?» Я говорю: «Это было много лет назад. Я не помню». И следователь сказал: «Отличный ответ. Если вы не помните, значит, может быть, говорили, а может быть, не говорили. Так ведь получается?» Я говорю: «Ну да». «То есть вы допускаете, что вы говорили?» Я говорю: «Ну, допускаю». Он и записал: допускаю. Вот вам и допускаю. Я не помню, но допускаю.

— И после этого вас выпустили из изолятора?

— Сразу. В этот же день. Причем там до конца рабочего дня оставалось очень мало времени. Они быстренько написали постановление об освобождении и выпустили.

С такой манерой сбора доказательств можно было и еще несколько уголовных статей повесить на Василия Попова и его окружение. В городе (и особенно в следственном изоляторе) наверняка найдется масса людей, которые не помнят, но допускают.