Вся правда об интимной жизни советской Карелии

Недавно «Губерния Daily» открыла новую ностальгическую рубрику «10 лет назад». Согласитесь, интересно вспомнить, чем жила Карелия в начале XXI века, какие события обсуждала и чему радовалась. Поскольку наша редакция работает на базе еженедельника «Карельская Губернiя», газеты с почти 17-летней историей, у нас есть доступ к богатейшему архиву отличных материалов и снимков. И сегодня у нас — на редкость занятный материал. Научные исследования доказывают: несмотря на строгие нравы, вопросы секса всегда живо интересовали жителей республики. Об этом — в статье «Интимная жизнь советской Карелии».

___________________

«Интимная жизнь советской Карелии»

Опубликовано в газете «Карельская Губернiя», 05.03.2003

Когда заходит речь о любвеобильных народах, тут же вспоминают французов, итальянцев, греков. Жители Карелии почему-то приходят на ум в последнюю очередь. Живем на Севере, очевидно, поэтому и считаемся спокойным народом, до радостей секса не падким. Однако научные исследования, не предававшиеся широкой огласке, позволяют взглянуть на интимную жизнь русских Карелии под несколько другим углом.

Статья карельского ученого-этнографа Константина Логинова «Элементы „порно“ в народной культуре русских Карелии» была опубликована в научном сборнике «Эрос и порнография в русской культуре», изданном московским научно-издательским центром «ЛАДОМИР» тиражом всего в 800 экземпляров. Поскольку купить эту книгу практически невозможно, «Губернiя» попытается донести до читателя ее содержание.

Строгие нравы

В русской Карелии еще в 1930-х годах сексуальная распущенность была предметом острого общественного осуждения. Однако еще в XIX веке в общую картину не вписывалось поведение незамужних девушек и даже части женщин из деревень, расположенных в непосредственной близости от Мариинского канала: общение с многочисленными заезжими купцами, а также с бурлаками, прибывавшими сюда на время тяги судов по каналу, сделало свое дело. До наших дней среди сегозерских карелов сохраняется поговорка: «Самые лучшие кони — в Шуньге, самые красивые девушки — в Селецком, а самые нежные б... — в Юстозере».

Свобода сексуальных нравов проникала в деревенскую действительность и через местных представителей, с малолетства отдаваемых в «бурлаки», то есть на обучение разным ремесленным специальностям в Санкт-Петербург. По сведениям экспедиции 1931 года в Заонежье, земляки подозревали в добрачной утрате невинности вернувшихся из городов. На отданных с детства в «бурлачество» девушках деревенские парни не женились, деревенские девушки не шли замуж за «бурлаков». Нормой было сохранять целомудрие как у девушек, так и у парней до дня венчания. Вкусившим «запретный плод» до брака не полагалось венчаться в церкви. Парня, утратившего невинность до брака, начинали сторониться даже его лучшие друзья.

О сохранении или утрате невинности девушкой парни пытаются судить по тому, как она сидит, как держит коленки: если вместе — значит, девушка. Эту, с позволения сказать, «примету» некоторые пытались использовать, чтобы прикинуться девушкой и выйти с помощью уловки замуж. Переход из разряда незамужних «девок» и «молодух» (то есть недавно вышедших замуж) в «бабы» определялся в прежние времена моментом рождения ребенка.

Сексуальное созревание

Момент физиологического созревания, когда девочка вправе причислять себя к девочкам-подросткам, определялся в крестьянской традиции наступлением у нее первых месячных. Когда-то след от «красок», оставшийся на юбке, служил своеобразным пропуском на первую в жизни девушки «беседу» (посиделки молодежи). Его предъявляли парням, стерегущим у входа, для чего приподнимали или отводили в сторону передник, прикрывающий пятно.

Переход из подросткового состояния в юношеское определялся у мальчиков моментом первого непроизвольного семяизвержения. Товарищам об этом сообщалось с гордостью, но в иносказательных выражениях, типа: «Я сегодня ночью во сне обтрухался» (вариант — «Сегодня ночью белого медведя во сне увидел!»). В стопроцентного мужчину юноша превращался только после того, как у него «дорожка к теще прорастет», то есть сомкнется на животе ток волос, опускающийся с груди вниз и поднимающийся от лобка вверх. Считалось, что только после этого его семя становится «опасным» для любой девушки или женщины.

Сельские эротические игры

Вступление в половую связь с девственницей практически всегда предполагало у русских Карелии последующую женитьбу. Мало того, еще в начале 1930-х годов жениться был обязан тот, кто всего лишь начинал отбиваться от общей толпы парней и девушек, чтобы прятаться и «обжиматься» по углам со своей девушкой. «Обжиматься» и целоваться можно было вволю на зимних молодежных беседах, на которых предполагался номинальный присмотр со стороны взрослых. Во время летних сельских праздников парочкам разрешалось выйти на недолгий срок за деревню посекретничать в уединенных местах, называемых в Пудожье и Заонежье «шупниками».

В Пудожье, кроме того, девушка имела право летом приглашать парня на ночь на сарай «каровать» (слово и сам обычай заимствованы пудожанами от карелов), то есть обниматься и целоваться под присмотром младших братьев и сестер. На другой день пудожанка могла пригласить каровать другого парня и так далее — все для того, чтобы повысить свою «славутность», но ни в коей мере не расстаться с девственностью. Стоило немного отклониться от нормы, не говоря уже о нарушении запрета, как сельское общество начинало настаивать, чтобы парень женился на той, на которую бросил хоть какую-то тень.

Сексуальная революция

Строгость нравов и запрет добрачных связей у русских Карелии продолжали сохраняться до разрушения единоличного крестьянского хозяйства и полной победы колхозного строя. Как только деревенских юношей и девушек начали насильно вырывать из семейной обстановки и посылать на целые месяцы на лесозаготовки в отдаленные от дома местности, добрачные половые связи стали частыми. В лесу, в общих бараках или лесных станах, без надзора родителей, девственность растлевалась достаточно просто. Для девушек утрата ее служила ценой перевода на более легкий труд.

До 1930-х годов как бы вне закона у русских Карелии были дочери «матерей-одиночек»: их удел был тот же, что и у родительницы — работать у богатых людей в услужении, рожать детей от случайных отцов и никогда не иметь мужа. Вдовцы и неженатые «бурлаки» утоляли мужской половой голод на гулящих вдовах и «бурлачках». Особы такого рода в 1920—1930-х годах, по воспоминаниям стариков, пусть по одной-две, имелись в каждой сельской округе.

Время от времени даже деревенские девушки, воспитанные в полной крестьянской семье, оказывались в «интересном положении» и были вынуждены делать подпольный аборт. Плач И. Федосовой «О дочери» посвящен именно такому случаю, закончившемуся летальным исходом. Примерно те же нравственные установки, что и в деревне, довлели над обитателями провинциальных городков Вытегра, Пудож, Повенец. Если говорить в общем, то до 1930-х годов внебрачные половые связи были редким явлением.

Размер имеет значение

Фаллические культы существовали в разное время практически у всех народов мира. Особо заинтересованные мужским достоинством народы устанавливали взаимосвязь между размерами органа мужчины и его психосексуальными пристрастиями. Так, известная и всеми почитаемая «Камасутра» повествует о четырех типах мужчин в зависимости от размера их пениса. Между прочим, похожая схема классификации с незапамятных времен существовала и у русских Карелии.

Испокон веков жители Карелии считали половой член главным, «данным от Бога», мужским достоянием. По нему их и оценивали.

Альтернативой камасутровским «Шуша» и «Врисхубиа» стала карельская классификация мужского достоинства. Длинный и тонкий издревле назывался в Карелии «хлыстуном», толстый и длинный — «толстуном», короткий и толстый — «коротуном», небольших размеров — кокетливо нарекали «щекотуном», а сверхмалый мужской «отросток» называли забавным словом «шишлик».

Для определения своей группы мужчинам Карелии не нужны были линейки — для этого у них были руки. «Если тонок, а в длину, когда меряешь от „корня“ (от живота), больше ладони на головку и более, это „хлыстун“. Такой же, но не обхватываемый по толщине большим и безымянным пальцами на сантиметр и более, — это „толстун“. „Коротун“ — когда имеет длину и толщину консервной банки из-под сгущенного молока или близок к этому (видимо, в те времена, сгущенку разливали в другие банки, потоньше? — прим. ред.). „Щекотун“ — когда закрывается полностью ладонью (не выступает над запястьем), а по толщине пусть и с усилием, но охватывается при помощи большого и безымянного пальцев. „Шишлик“ — не больше мизинца хозяина». Иметь последний — весьма оскорбительно. За выражение: «С твоим-то шишликом на этой бабе делать нечего» очень легко можно было схлопотать, и не только по шее.

Впрочем, в отношении того, что лучше — миниатюрный «шишлик» или громадный «толстун», у жителей Карелии есть проверенное житием-бытием мнение: «Большой поднять непросто, вот и стоит он у них только раз в месяц. А жены у них в больницы после этого каждый раз попадают, а мужику — и обеды самому готовить, и с детьми сидеть».

У русских Карелии есть примета: мужское достоинство тем больше и длиннее, чем шире и длиннее ступня мужчины. В народе рассказывали историю о вдовушке, которая, прознав про эту народную мудрость, зазвала к себе в гости и соблазнила замухрышку-солдатика, проходившего каждое утро мимо ее окон в сторону почты в огромного размера растоптанных солдатских сапогах. Действительность, согласно этому народному анекдоту, превзошла все самые смелые ожидания вдовушки. Придя в себя, она дала парню денег, чтобы тот купил себе сапоги еще на несколько размеров больше. О мужчинах сексуального типа вроде этого солдатика русские Карелии говорят, что такой «весь в корень ушел».

В юном возрасте обладатели «хлыстунов» и «толстунов» задирают нос перед владельцами более мелких членов, в зрелом же возрасте всеобщее мнение таково: «Размеры не имеют существенного значения, лишь бы он стоял хорошо».

Сексуальные консерваторы

В сексе русские Карелии были консерваторами. Поза сзади, по народным анекдотам Заонежья и восточного Обонежья, — это мода, изредка заносимая в крестьянскую среду барами-помещиками или приезжей сельской интеллигенцией. Традиционная сексуальная установка исключительно на позу лицом к лицу была столь сильна, что женщина, соглашающаяся на позу сзади, в глазах других женщин, да и многих мужчин тоже, — это обязательно гулящая женщина. Хуже таковой может быть только та, что соглашается на оральный секс.

Кстати, по старинным анекдотам оральный секс вообще неизвестен. Даже в среде современного провинциального города Вытегры (как, впрочем, и Пудожа) в те времена «минетчица» считалась куда более распущенной в сексуальном поведении женщиной, чем доступная всем и каждому оборванная городская шлюшка.

Неоднократно бывало, что попытки предложить позу сзади или оральный секс, исходившие от супруга или супруги, вызывали распад семейной пары. А оскорбленная половина рассказывала об этом всем своим знакомым чуть ли не на каждом перекрестке. Еще большим оскорблением в сексуально-интимной семейной жизни в наших краях считается предложение попробовать анальный секс.

Как видите, в былые времена жители Карелии были весьма строги и консервативны в вопросах секса. Сейчас же... А что тут говорить — вам и самим все известно.

______________-

Для оформления публикации использованы работы советских художников