Пастор Алексей Кронгольм: священники тоже получают штрафы за превышение скорости

Сегодня в нашей рубрике не совсем обычный герой. Священники и люди, имеющие отношение к церкви, редко дают интервью. Но нам удалось сделать почти невозможное! Настоятель петрозаводского прихода Святого Духа, пастор евангелическо-лютеранской церкви Ингрии Алексей Кронгольм откровенно рассказал Ксении Астаповой, чем атеисты лучше равнодушных к вере людей, почему измена считается страшным грехом, чему учит лютеранская церковь, и признался, что лютеранские священники, как и все светские люди, тоже ходят в кино, носят джинсы, играют в футбол и даже иногда получают штрафы за превышение скорости.

ПРО ЦЕРКОВЬ, ВЕРУ и ХРИСТА

— Алексей, почему вы решили стать священнослужителем? С вами произошло какое-то чудо, что вы решили посвятить себя служению Богу?

— На самом деле всё просто, никаких чудес со мной не происходило. Я родился в Петрозаводске в неверующей семье: мои родители работали на градообразующих предприятиях и не посещали церковь. Однажды летом я с друзьями пошёл купаться на Ключевской карьер и там случайно познакомился с молодёжным работником лютеранского прихода, который тоже ходил на карьер купаться, — в то время приход находился на улице Гвардейской на Ключевой. Мы стали с ним общаться как друзья, без всяких там наставлений, троп и прочих религиозных штук. Спустя какое-то время он позвал нас в лютеранскую церковь — нас было пятнадцать парней, и мы пошли просто из любопытства, абсолютно без всяких внутренних побуждений. Потом пару раз я ездил в различные лагеря, организованные церковью, и незаметно для себя увлёкся всем этим. И тут я скажу следующую вещь, которую вам, наверное, сложно будет понять: Бог коснулся моего сердца. Просто ходить в церковь мне стало неинтересно — я стал изучать религию: исследовать и читать религиозные книги и, что самое интересное, как раз с обратной целью — с целью подловить верующих, доказать им, что Бога не существует. А вышло всё наоборот: ища доказательство того, что вера — это полная чушь, я сам пришёл к ней. Потом я поступил в семинарию и там уже более глубоко погрузился в исследование религии...

— Семинария, если я правильно понимаю, это высшее учебное заведение?

— Да, но в Российской Федерации оно не имеет государственной аккредитации. И если, к примеру, в Европе полученное образование в семинарии признаётся высшим, то у нас всё иначе. Хотя по своей сути структура семинарии такая же, как и в других университетах светского общества: есть и бакалавриат, и магистратура. Грубо говоря, мы выпускаемся не священниками, а бакалаврами или магистрами религиоведения.

Если для вас тема религии является тёмным лесом, уточню: христианство как мировая религия имеет три наиболее крупных течения — православие, католицизм и протестантизм. Каждое течение в свою очередь делится на разные ветви. Лютеранство, основанное на неизменной истине Священного Писания (Библии), является одной из самый старых протестантских конфессий в христианстве.

— Алексей, почему ваш выбор пал лютеранскую церковь?

— Ну, во-первых, как я уже сказал, я дружил с лютеранами, и именно эта церковь привела меня к вере. А во-вторых, в лютеранской церкви большое значение имеет конфессиональная составляющая, то есть любым религиозным вещам, словам и действиям существует доказательственная база. Когда в шестнадцатом веке началась реформация церкви, лютеранская церковь отстояла свою религиозную позицию за счёт чёткой и ясной аргументации. Лютеране не просто верят, они могут объяснить, почему они верят.

— Чем ещё отличается лютеранская церковь от других христианских церквей?

— Если говорить непосредственно о самой церкви, то лютеранская церковь — это в первую очередь западная традиция. Убранство церкви — оно более аскетичное и пуританское, нет такой пышности, как например, в православных церквях.

— Петрозаводский приход Святого Духа (приход был построен финнами в 2009 году, а с 2011 года в нём ежедневно проходят богослужения), в котором вы являетесь настоятелем, очень напоминает скандинавские церкви...

— Так и есть. Но до 1991 года русские лютеранские церкви были больше похожи на эстонские и выглядели более сурово. После распада Советского Союза церковь оформилась как самостоятельное физическое лицо, и скандинавская традиция стала превалировать.

— Современное просторное здание церкви дало возможность привлечь новых прихожан?

— С одной стороны, да, и в первую очередь это обусловлено географическим положением: в старую церковь на Гвардейской было сложно добираться (новый приход находится на Древлянской набережной — довольно близко от центра); а сейчас люди, проходя мимо, частенько заглядывают просто ради интереса. С другой стороны, у людей, которые ходили в старую церковь, потребность в церкви была выражена сильнее и они приходили туда регулярно, особенно пожилое поколение, так как для них это был в первую очередь образ жизни. Вообще, тенденция такая: церковь посещают либо очень старые люди, либо молодёжь; среднее поколение, воспитанное, так сказать, в период жёсткого коммунизма, практически отсутствует.

— Сейчас больше людей стало обращаться к Христу? Времена нынче непростые, людям нужна вера.

— Церковь растёт, но не за счёт увеличения количества прихожан, а за счёт качества их веры.

— Ну, а как же пропаганда? Государство активно поддерживает церковь, в школах ввели факультативом религиозные уроки...

— У пропаганды есть и обратный эффект. Церковь невозможно навязать, и дополнительная реклама может только оттолкнуть людей.

— Алексей, вот я атеист. Я не хожу в церковь, не соблюдаю обряды, не молюсь Богу. Моя вера — это только моя вера, мой личный бог. И наблюдая за тем, как люди приходят к церкви, к Христу, у меня лично складывается впечатление, что люди начинают верить в Бога в основном тогда, когда у них что-то происходит в жизни — и, как правило, что-то плохое; или же они не могут справиться с жизненной ситуацией и ищут поддержки извне; или пытаются замолить свои грехи. Что ищут в церкви? Чуда? Покаяния?

— Действительно, многие приходят в церковь тогда, когда их хорошо тряхануло в жизни — и каждый со своими целями. И, как нас учит церковь, мы принимаем всех и помогаем всем.

— Получается некоторое потребительское отношение людей к церкви.

— Мы трактуем это несколько иначе: такие трудные жизненные обстоятельства специально даны человеку для того, чтобы он пришёл в церковь. Поэтому если смотреть с атеистической точки зрения, то можно сказать, что церковь — это институт для непростых людей. А церковь скажет о том, что да, это действительно так, но такие условия создаются для того, чтобы привлечь человека не в церковь, а к Богу. Естественно, церковь страдает, если к ней относятся потребительски, но ведь случается и так, как это было у меня, когда я обратился в церковь с целью подловить христиан, а в результате связал с ней всю свою жизнь. Вообще, кто такой потребитель? Это человек, который может десятки лет ходить в церковь, а в его жизни так ничего и не меняется. Однако зачастую — и это очень радует — жизненная позиция человека, пришедшего в церковь, меняется кардинальным образом. У нас есть курс конфирмационной школы, на котором мы не проповедуем, не пытаемся убедить, а даём человеку необходимую информацию — то есть это больше исторический курс, нежели религиозный. Когда человек узнаёт историю церкви и восполняет пробел духовного невежества, многие вещи встают на свои места, и человек, как правило, меняет своё отношение к церкви. Одним словом, люди, регулярно посещающие лютеранскую церковь, не приходят в неё формально — они чётко понимают зачем и почему они там.

ПРО СЕМЬЮ И ИЗМЕНУ

— Сейчас канун Рождества. Как вы готовитесь к празднику?

— Сейчас идёт адвент — период Рождественского поста. Для нас, лютеран, если утрированно объяснять, это в первую очередь не диета, а время, когда человек должен ограничить себя в том, что им овладевает, в том, от чего он зависит. К примеру, если вы злоупотребляете кофе, то самое время перестать его пить.

— Я злоупотребляю, хотя родилась в Рождество.

— Ну, значит вам сам Бог велел!

Кофе, кстати, я пить так и не перестала, но зато после разговора с Алексеем Кронгольмом — или в честь адвента , хоть и не отношу себя к рьяным верующим, ну или потому что так мне «велел Бог» (я называю это судьбой) — я кое-что в своей жизни я поменяла. И всё-таки есть в церкви что-то такое, что заставляет людей переосмысливать жизненные ценности...

— Алексей, вы ведь женаты?

— Да, лютеранская церковь не рассматривает брак как таинство. Однако борется за его чистоту и святость: это значит один муж, одна жена, мужчина и женщина, никаких однополых браков, никаких измен.

— Супружеская измена — это страшный грех?

— Страшный, который разрушает семью и отражается на детях. Для лютеранской церкви измена неприемлема, ибо мы боремся за сохранение института семьи, так как на сегодняшний момент разводы — одна из самых актуальных проблем человечества.

— Что, по мнению церкви, нужно делать, чтобы сохранить семью?

— Мой ответ довольно банальный: надо любить друг друга, любить своего супруга таким, какой он есть, любить свою супругу такой, какая она есть. Когда ты принимаешь человека таким, какой он есть — пусть иногда даже сквозь зубы — он постепенно меняется сам в лучшую сторону. И второй момент: прежде чем вступать в брак, следует хорошенько подумать и отдавать себе отчёт в том, что это узы на всю жизнь.

— А что церковь признаёт браком? Оформленные в органах ЗАГС отношения? Или достаточно просто сожительствовать вместе?

— Для того чтобы, к примеру, обвенчать пару в лютеранской церкви, в первую очередь требуется юридически оформить свои отношения — просто потому, что мы не можем пойти против закона. Сожительство двух людей мы не можем назвать браком — это лишь желание людей быть рядом друг с другом.

— То есть если люди живут вместе уже много лет, так и не расписавшись, у них подрастают дети, и вдруг они потом расходятся — раз это не брак, значит, это и не грех, верно?

— Нет. То, что эти люди сошлись, это большое зло, а то, что они расходятся, это зло ещё более великое: мало того,что они изначально не взяли на себя никакой ответственности, так в результате они ещё оставили детей без семьи.

— Можно сохранить семью только ради детей и жить только ради детей, но как же тогда любовь?

— А дети — это плоды любви. Это неслучайное производное. Вообще, можно много дискуссировать на эту тему, но я скажу так: лучше ошибиться в сторону света.

— Отлично сказано. Если вдруг ошибся или просто плохо, молитва поможет?

— Конечно. Я понимаю, что для вас как атеиста это просто слова, произнесённые куда-то в воздух. Но для нас молитва — это общение с конкретной личностью, которая сотворила наш мир. Это как к ребёнку подойти и спросить, помогает ли ему разговор с его родителями.

— Хорошо. А если у вас есть вопрос, который вы никак не можете решить, вы его задаёте Богу и получаете ответ?

— Бывает по-разному. Ответ, по большому счёту, всегда есть, только он не всегда такой, каким мы ожидаем его услышать. Вы только не подумайте, что мы слышим какой-то голос сверху, который нам что-то там советует. Разговор с Богом происходит, но советы и ответы на свои вопросы мы получаем, к примеру, через общение с другими верующими, игры с детьми, чтение книг — через обыденные вещи, на которые мы зачастую просто не обращаем внимания.

— А как вы вообще относитесь к атеистам?

— Спокойно. Потому что их нет. Атеизм — это тоже форма религии. В Библии есть такой стих, в котором говорится, что лучше быть холодным или горячим, чем тёплым. Равнодушие — вот чего надо бояться, а атеисты — они уже неравнодушные. Когда человек яро борется против чего-то, с ним гораздо легче разговаривать и размышлять, а с равнодушным всё без толку, ибо ему всё-равно.

ПРО ЖИЗНЬ И ФОРМАЦИЮ ЛИЧНОСТИ

— Алексей, вам тридцать два года — и в этом возрасте ваша жизнь явно не ограничивается только стенами прихода. Я вот недавно видела вас на одном светском приёме. Расскажите, какой вы, когда снимаете одежду священнослужителя? Вы вообще носите джинсы, играете в футбол?

— Ну, конечно. Я активно занимаюсь спортом, увлекаюсь плаванием, езжу на рыбалку, хожу за грибами — всё так же, как и остальных людей, езжу на машине, иногда получаю штрафы за превышение скорости...

— Грешите?

— Да, грешу, но готов брать ответственность за то, что делаю, а не спихивать это на обстоятельства или третьих лиц. Я же не монах, а священник лютеранской церкви, который не всегда ходит в форме, а может, к примеру, позволить себе съездить в отпуск с супругой, сходить в кино.

— На какой фильм ходили последний раз?

— Ой, вспомнить бы. Что-то про космос, фантастика какая-то. «Интерстеллар» вроде называется...

— Так это совсем недавно было!

— Да, ходил с племянником, которого пару дней назад забрали в армию.

— Алексей, я знаю, что у вас у самого пока что нет детей, но вы их очень любите — в церкви есть даже специальная воскресная школа для детей. Познакомившись с вашей школой, у меня лично создалось впечатление, что церковная воскресная школа похожа на этакий беби-клуб: пестрая мебель, грифельные доски, удобные стульчики из IKEA, детские поделки и рисунки повсюду — одним словом, очень уютная и абсолютно детская обстановка. Для чего нужна такая воскресная школа, когда можно водить ребёнка просто в детский клуб?

— Через церковную воскресную школу происходит формация личности. Мы же не только поделки делаем, мы рассказываем ребёнку о религии, о Христе. И когда ребёнок достигает зрелого возраста, то у него многие вопросы отпадают автоматически: он уже знает, какую ценность представляет собой семья, как следует общаться со старшими, как вести себя с противоположным полом, он уважает и соблюдает закон, понимает своё положение в обществе и тому подобное. В светском обществе говорят так: в человеке воспитывается благородство души. Нам важно, чтобы человек остался человеком и не жил только для себя.

— Сейчас непростое время. Лютеранская церковь, несущая в себе традиции скандинавских стран, испытывает какое-либо давление или трудности?

— Я не понимаю тех людей, которые говорят, что раз я служу в лютеранской церкви, то я принимаю позицию Финляндии. Как бы не парадоксально это звучало, но я патриот. Если я живу в России, то я созидаю именно эту страну. В Европе, между прочим, тоже не всё сладко и гладко. Я не могу сказать, что я полностью одобряю политику Российской Федерации, но в то же время я и не критикую её. Несмотря на то, что у меня есть возможность уехать в Финляндию, я всегда придерживаюсь одного правила: где родился, там и пригодился. У меня нет никакого желания не то чтобы в другую страну переехать, но даже из Петрозаводска уезжать. И надеюсь, что никогда не придётся уехать.

— Если бы вы не стали священником, то кем бы вы были?

— Я работал бы где-нибудь в социальной сфере, где есть общение с людьми.

— Одним словом, ваше призвание — помогать людям.

— Можно и так сказать. Но фактически я беру Писание, пропускаю его через себя и доношу людям — являюсь неким передатчиком слов Господа. Своего собственно я дать ничего не могу, так как у меня ничего нет своего. Только своё время. Мне кажется, что сегодня людям больше всего не хватает времени, не хватает общения. Я замечаю, что многие молодые люди стали думают в формате смс-сообщений: им трудно переварить длинные предложения, сложно анализировать тексты — и это страшно. А когда я начинаю общаться с ними в живую, заставляю думать и размышлять, то потом замечаю, что ребята сами получают от этого удовольствие. Ведь если человек сам доходит до правильного ответа или мысли, то этого у него уже не отнять, это уже стало его личным достижением.

— Алексей, так что же всё-таки человеку даёт лютеранская церковь?

— Церковь формирует личность через аналитический процесс размышления, исследование религии. Лютеранам сложно бездумно поклоняться Богу, так как все, что касается их веры, поддаётся разумному объяснению.

ФОТО: Tarja A