Карельский журналист 6 дней провел в плацкарте поезда Москва — Владивосток и рассказал всю правду о такой жизни

«На четвертый день прорезалось чувство из фильма Paparazzi, который я вспомнил в начале. Ощущение жизни, которая бурлит и кипит вокруг, а ты слово в замедленной съемке. В поезде это заострено, округлено и оформлено. Люди садятся, рассказывают свои такие разные жизни, прощаются торопливо, спешат выйти в свою жизнь, а ты продолжаешь ехать. В каком-то другом мире, отрезанный от реальности. На вокзал за бичпакетами захожу и ощущение, словно из подвала на свет выходишь.

И так всю жизнь. Люди ходят, глотают слюну, говорят, улыбаются, злятся, занимаются любовью, спят, бухают, а ты все носишься и пытаешься найти во всем этом смысл, закономерность, причинность или ещё хрен знает что».

А вот День 6

Стал замечать, что проводница ночью закрывает не только дверь в тамбур, но и закупоривает биотуалеты во время остановок. И не сознаётся в этом. А утром понял, зачем.

Подняло меня рано – пошёл в туалет. Снова закрыто. Стою, злюсь, с ноги на ногу переминаюсь. Смотрю – проводница у бака, набрала кипяток в большую клизму со шлагом и бегом-бегом с ней в туалет. И тут я вспомнил, что она так всю дорогу делает. А проводник с этой клизмой ещё и на улицу постоянно бегает. В общем, это они кипяток в туалеты заливают и что-то мне подсказывает, что запах идёт из-за этого.

– Дак мороз, – объясняет Михаил этим своим голосом Гудкова из «Вечернего Урганта». – Там надо воду заливать в специальный клапан, его приподнять, а он, конечно, замерзает.

Под утро стоим в Магдачах. Проводница Галина рассказывает очередную байку:

– Поляк ехал, тоже железнодорожник, уж не знаю за какие заслуги его сюда отправили. Так он из Польши в поезде, потом от Москвы до Владивостока. Ну наше дело что – посадил и вези. А рейс был, что ночь поспали и сразу обратно. Так я сморю, он туда в нашем вагоне, а обратно в соседнем едет, – расчёсывает проводница.

На душе у меня полегчало. Есть, есть люди дурнее меня.

Рассвело. От скуки решил сходить до конца состава. После нашего – плацкартный вагон, но попроще. Там тоже то солдаты, то пенсионеры и вахтовики. Дальше СВ с чистыми людьми в пижамах и халатах, которые сидят с открытыми дверьми. Ладно, с открытыми двумя дверьми – больше там никого нет. Дальше штабной вагон с душем. Вагон-ресторан. А после вагона-ресторана, оказывается, одни вагоны-купе. Поезд-то фирменный. Смотреть нечего.

– Хорошо, что вы в январе не поехали – ехали бы один в вагоне, – сказали девчонки в ресторане.

На маленьких станциях садятся много мамаш с маленькими детьми, сразу ложатся спать. Хорошо одетая, ухоженная женщина рассказывает, как ехала в поезде Владивосток-Москва из Хабаровска в Биробиджан:

– Из женщин в вагоне была я одна, представляете?! – смеётся. – А обратно, смотрю, в основном женщины едут и дети.

В Белогорске успеваю сбегать, сфотографировать телегу – памятник первым переселенцам, которые основали Белогорск в 1860 году. Наверное, на такой ехала осваивать тайгу и Зулейха из известного романа. Белогорск – город маленький, в ста километрах Китай. В советское время здесь были военские части, а сейчас хрен знает что. В привокзальном кафе успеваю перекинуться парой слов с продавщицей Валентиной.

– У нас живётся, как везде. Или везде лучше? – смеётся Валентина. – Работы нет нормальной, зарплаты нет нормальной. Разве это хорошо? Соевый завод открыли, но он ещё не работает. А у вас как?

– Да также, – говорю.

– Вот, вся Россия одинаковая, – продолжает она. – У нас же рядом Китай, в ста километрах. Ездим в баню мыться, – говорит Валентина.

– Куда?

– Да в Китай.

– А чего в Китай?

– А там прикольно – против того, что у нас, – весело отвечает она.

– Неужто в Китае бани лучше?

– Там намного лучше, – добавляет она, но уже с грустью.

В магазин забегает парень из нашего поезда: «Пьём, – говорит, – всю дорогу: дайте еды», – и разговор приходится свернуть.

Мы проехали Забайкальские пустоши – сопки словно срезали ножом. Пошёл равнинный пейзаж. В Белогорске в вагон возвращается жизнь. В поезде много детей – едут играть в футбол. С семи утра стоит рыночный гомон. Наш медитативный покой закончился. Бак с кипятком теперь постоянно закрыт.

– Кипяток через меня теперь только, – говорит проводник.

– Чего так?

– Дети.

Дети в соседнем купе обсуждают айфоны – у кого круче, у кого седьмой, кто хотел бы икс.

– А зачем тебе такой? – спрашивает тренер.

– Так понты, – поясняет ребёнок.

– Иди сюда, спортсмен – говорит тренер, – я тебе на эту тему анекдот расскажу. Сидят верблюдица и верблюжонок в зоопарке. Верблюжонок: зачем нам такие горбы? Как же, отвечает мать, мы же корабли пустыни. Мы долго движемся без воды, а в горбах все, что нам нужно. А такие лапы нам зачем? Как же, мы ходим неделями по горячему песку, по колючкам, мы же корабли пустыни. А такие рты? Мы корабли пустыни, мы едим кактусы и другую грубую еду. Хорошо, мама, а зачем нам все это в зоопарке?

Как в детстве, запахло варёными яйцами и жареной курятиной. Едят в Амурской области хлебосольно. В поезд, видимо, заходят изголодавшимся, либо это повод пожрать да поржать нормально – громко и весело смеются женщины, стол у них ломится от яств. Рассказывают, как у кого «подружка спалила мужа с изменой», кто удачно вышел замуж, про детей, знаки зодиака, любовь и другие темы из журнала «Лиза» и российского ТВ.

– Я тут по телевизору смотрела, сейчас передач много умных, так ученые доказали, что любви не существует. Я, например, не пойму, как это так? Если я чувствую, как же не существует? И потом, у каждого есть своя половинка.

В туалеты спустя три дня наконец-то вернулась туалетная бумага, причём не серо-резиновая, тягучая, а жиденький рулончик белой с перфорацией. И даже жидкое мыло вернулось. Жаль, ненадолго.

Женщина напротив на третий день все-таки заговорила. Она едет из Читы навестить сына – он служит во Владивостоке, тоже в «Росгвардии». Говорит о сыне и глаза на мокром месте. Тут и я своих мальчишек вспомнил, и жену. Достал огурец, который она мне в дорогу дала – так и не съел, обратно привезу, как символ. И вдруг тоска такая напала. Все домой едут, а я, наоборот, за 10000 километров прусь от дома. Струна натянулась. Хоть вой. А, может, просто кофе перепил. Решил уснуть от греха подальше.

Белогорск, Облучье, Биробиджан. Владивосток все ближе. 8320 километров в пути – осталось 939.

С обеда отрубаюсь, весь день дико тянет в сон. Снится всякий бред. В одном из снов, чтобы ехать дальше, я должен пройти испытание – стать таксистом и отвезти человека, при этом я почему-то должен быть в трусах и с букетом. Не теряюсь, нахожу пассажира. Пассажир – бывший мэр Петрозаводска Галина Ширшина, на ней бордовое платье в пол, рада меня видеть. Дальше, к счастью, просыпаюсь – бегу снимать телефон с зарядки, чтобы записать сон.

Серега довольный до безобразия – скоро дом. Надел брюки, свою фирменную водительскую кепку и толстовку с надписью: «Russia», двуглавым орлом на плече и дыркой на запястье. Приготовил изрядно потертую на спине кожанку.

– Природа у вас интересная, – говорю, пока едем, – то сопки, то степь.

– Это же поля все были, – отвечает Серега. – Просто заброшены, колхозов-то нет.

– В Забайкалье так железная дорога идёт, – добавляет Татьяна из Читы, – между сопок. А есть места – километры пройдёшь, леса не увидишь.

Татьяна работает в больнице медсестрой. В больнице не хватает мест – лежат и старики, и дети, и взрослые.

– В Краснокаменске у нас, неподалёку, урановую руду добывают. То же в Чикое [Красный Чикой]. И все через Читу везут. А это в воздух все. Уран нашли, боятся, чтобы в Байкал не попало. Составы стоят, лесом полные. Все в Китай идёт.

В Читинской области, говорит Татьяна, где ведутся урановые разработки, местным запретили ходить в лес собирать грибы и ягоды.

На северо-востоке от Читы, рассказывает местную байку Татьяна, в тайге совсем один живёт мужик. Ушёл в тайгу, потому что за предсказания в 1984 году его упекли в «псишку», психушку то есть, а жена развелась и выкинула читинского Нострадамуса из квартиры.

– Когда Брежнев умер, он просто его увидел. Делал уроки и увидел. Во дворе говорит: «Давайте, поспорим, что Брежнев умрет», – рассказывает Татьяна.

– Ладно, счастливо вам, хорошо погулять во Владивостоке, – это Серега прощается, руку жмёт, идёт в сторону тамбура.

– Он предсказывает, – продолжает Татьяна, – что Забайкалье, как степь – пустыня будет. И выжжено все.

Там ещё что-то про мутантов и китайцев. Женщина верит в экстрасенсов и предсказания – в принципе, тут большая часть вагона верит в экстрасенсов и предсказания.

Останавливаемся в Биробиджане. Серега на перрон вышел с двумя сумками и мешком из-под сахара.

– Вот она, «еврейка», – говорит.

И тут я сообразил: Биробиджан – это же Еврейская автономная область. Таки вот, что было знакомое в говоре Сереги, который всю жизнь тут живёт. Жмём ещё раз руки, прощаемся навсегда. Стоянка короткая, пять минут.

В вагоне снова движуха, дети выспались. И снова начальник поезда, улыбается:

– Как вы расположились, как вас приняли проводники?

Увидел меня и как к старому знакомому обращается:

– О, сколько соседей теперь у тебя! – и, по-отечески так, разве что по плечу не похлопал. – Немного осталось тебе ехать.

И пошёл к детям:

– Выигрывать едете? С таким настроением чего, а? Значит, если проиграете, ко мне в поезд, к Александру Иванычу, на обратном пути можете не садиться, – смеётся Александр Иваныч.

Я вот к Александру Иванычу, пожалуй, тоже больше не сяду. Самолетом, только самолетом.

Подробнее об той поездке и впечатлениях Сергея читайте на его странице в Фейсбуке (Организация, деятельность которой признана экстремистской на территории Российской Федерации) и в журнале 7×7.