Никогда не прощу
— Просто позвоните ей.
— О чем ты, я не буду ей звонить! На меня можно как угодно говорить, но отцу сказать, что он – свинья!..
— Она этого не говорила!
— Ты кому веришь: мне или…
— Ей. Она этого не говорила.
— А я придумала все что ли?
— Не придумали. Просто недопоняли, недослышали что-то, преувеличили, чтобы повод обижаться казался более существенным…
_______________________
Плотная ткань уверенного возмущения моей собеседницы истончается прямо на глазах, и ошметками марли начинает хлопать полотнищем на ветру: от неожиданности. Я должна была начать поддакивать и соглашаться с ней, и сочувствовать и ужасаться, какая у нее дочь, ведь для этого она и начала этот разговор. Ее удивленно распахнутые глаза полны недоумения, она готовилась к другому, она не успевает перестроиться. Ее внутренние анализаторы встревожено жужжат: я сказала что-то оскорбительное? Это первое, что приходит на ум, пока будет отрефлексирован свежий кусок информации и выставлены адекватные ему оценки.
Это как если достаешь, например, банку с вареньем из родительских запасников, с привычным аккуратным белым квадратиком бумаги на ней, на котором педантичной рукой сделана надпись шариковой ручкой (чернила несколько растеклись от сырости): «яблочное повидло» Все понятно. А вот если достанешь банку без квадратика-флажка? Даже если по виду – повидло, и по запаху – повидло, все равно же некомфортно как-то, и сомнительно все это, и опасливо ты, предварительно старательно обнюхав, поморщившись, облизываешь палец с незнакомым веществом на нем… Черт его разберет… кажись, повидло.
_______________________
— И детей – она мне сказала – не увидишь больше!
— Не говорила она этого!
— Знаешь, в каком я была состоянии!
— А, знаете, в каком она состоянии?
— И даже не позвонила ни разу – не извинилась!
— Она звонила вам несколько раз – вы трубку не снимали!
— Несколько?! Несколько?! Она звонила мне один-единственный раз – один пропущенный вызов в телефоне!
— Но звонила же!
_______________________
Я не раз убеждалась, что человеческие существа – чаще всего женщины – могут убедить себя совершенно в чем угодно. Не просто преувеличить, приукрасить или «приуродовать» реальность – они могут заставить себя поверить в то, чего в принципе никогда не существовало и существовать не могло. И – более того! — предъявить доказательства существования этого.
Чаще всего это интересное чувство – обида — с конкретным событием и человеком, ее вызвавшим, имеет крайне мало общего. Это какая-то неправильность, какая-то преграда в одном из твоих собственных внутренних русел, по которым циркулируют потоки энергии. И кто бы ни был твой собеседник: родная дочь, любимый муж или Иисус Христос, но, если ваша беседа потекла по этому руслу, о чем бы она ни была, ее поток рано или поздно наткнется на это препятствие, прекратит свое движение, и неизбежно начнется процесс заболачивания. Это как пробка внутри: ни выкашлять ее, ни пальцем протолкнуть.
Иногда чтобы продолжать обижаться, нужно очень-очень сильно постараться. Потому что со временем яркость и интенсивность любого ощущения банально выдыхается, выветривается и просто забывается. Чтобы этого не произошло, в костер обиды нужно обязательно постоянно подкидывать дрова. Пламя все равно начнет гаснуть – но тут главное не сдаваться.
Бывает, что разум твердит, что ничего обидного не произошло вовсе. Ну, хотя бы потому, что у мнимого обидчика не было злой воли и намерения тебя обидеть. Преступление от несчастного случая, произошедшего по неосторожности, отличает ведь аккурат наличие или отсутствие умысла. Не замышлял – не преступник.
А иногда разум начинает твердить и вовсе неслыханное. Он начинает намекать, что даже если бы злокозненность в действиях сиюминутного противника и имела бы место быть, — случившееся все равно не обидно в виду своей незначительности.
Голос разума, безусловно, в таких ситуациях необходимо заткнуть. Для этого требуется постоянно думать исключительно только о пережитой чудовищной несправедливости, преувеличивать степень перенесенных страданий и подлость обидчика. Я еще раз подчеркну – постоянно! Чуть отвлечешься – и все, пиши пропало, можешь перестать обижаться!
_______________________
— Сказала, что мы обнаглели с отцом…
— Ну чего только не наговоришь в сердцах, со всеми бывает!
— За своим языком надо следить!
— А то мы все следим! (я намекаю соседке на те эпитеты, что она сама употребила во время судьбоносной ссоры с дочерью в адрес последней, но соседка намека не чувствует)
— Когда им что-то надо, мы всегда… А когда мы обратились…
— Они скучают. Позвоните им!
— Я не буду звонить! Я ей этого никогда не прощу!
_______________________
Создается впечатление, что после всего случившегося, соседке уже не остается ничего другого, как продолжать настаивать на своей правоте, во что бы то ни стало. Ведь иначе придется признать, что она устроила бурю в таааком небольшеньком стаканчике… Волна эмоций с плеском и пеной разбивается о пробку-преграду в русле. Если ты окажешься неправ, не значит ли это, что ты — глупый, жалкий и смешной – а, в свою очередь, не значит ли это, что… тебя не за что любить? Фундаментальное ощущение, на котором возводится вся шаткая и валкая конструкция самооценки. Не дающая простить близкого человека за тот ужас, что ты пережил, предположив и нафантазировав, что его поведение говорит о его нелюбви к тебе.
Я не буду стараться оправдать своего ребенка, не буду пытаться понять его мотивы, я не буду стремиться облегчить себе свое состояние, уменьшить свой страх, — нет, я наоборот всячески постараюсь расковырять болячку, сделать себе больнее, поупиваюсь своим мучением, заставив тем самым страдать – кого? – самого близкого и родного, кто только может быть?
Страх одиночества, страх, что тебя не будут любить в твоей семье – практически несовместим с жизнью: если не здесь, то где? А стремление избежать одиночества любой ценой – такой же инстинкт, как, наверное, инстинкт самосохранения. И самый действенный и легкий способ — именно этот: выкручивать руки чувством вины бесконечными обвинениями в причиняемых страданиях, мучить своим мучением – тех, кто ближе всех, кто позволят делает с ним все это, кто безотказно будет пугаться, переживать и винить себя за все.
_______________________
— Такого наговорить…
— Мам, поехали уже! (это мой сын в кресле на раме велосипеда, мы вышли на вечернюю прогулку, когда и были перехвачены соседкой)
— Поедем мы уже…
— …никогда не прощу…
— Мам, поехали!
— Мы поедем…
— …мне еще куда ни шло, но отцу такое…
— Маааммм…
— Я… это… поеду уже…
— ...никогда не прощу…
— Просто позвоните…
_______________________
Соседка не может смириться с существованием в мире кого-то, с ней несогласного, ей нужно как-то заставить меня принять ее сторону. И она цепляется, судорожно цепляется и снова и снова берется доказывать свою правоту – уже мне в спину.
Я была уверена, что, сбитая с толку нашим разговором, засомневавшаяся, вечером она позвонит дочери и дурацкая пустяковая ссора будет забыта, как нелепый сон. Ведь единственное, что имеет значение – чтобы у твоих любимых людей все было хорошо и чтобы они были рядом. Все остальное можно запросто простить и выбросить из памяти недрогнувшей рукой.
Не-а. Ни фига. Не позвонила.
Никогда – значит, никогда. А вы еще будете говорить, что женщины непостоянны!
