Была работа да кончилась...

Вчера ко мне в гости приехала подруга. Из Кондопоги. Она там живет, работает на комбинате. Оля заочно учится в Питере на какого-то там машиниста-бумагодела: готовит платформу для определенного будущего. Точнее, уже отучилась, осталось весной получить диплом. И вот она такая приезжает радостная с последней сессии домой, приходит на работу, а работы нет. Кончилась.

Вытираю ей сопли у себя на кухне. Машина, на которой Ольга работала, встала на неопределенный срок. Денег после сессии ноль. Мама «учит» в Питере младшую сестру – все заработанное вбухивается туда, помочь ничем не может.

– Может, мне где-то тут у вас на работу устроиться? – неуверенно тянет подруга. Мне хоть куда...

В принципе, можно. Составляем резюме. В нем – лесной техникум, потом вот этот ее Санкт-Петербургский лесной университет. Десятилетний опыт работы лаборантом на бумагоделательной машине. Сплошная древесина. Где ей тут работать со своей специфической вышкой? В магазине шмотья?

____________________________________________

Я переживаю за отца. Он работает в цехе капремонта. Уже на пенсии, но пока в строю: дачу надо строить, ремонт дома затеяли... Не уйти. На комбинате он, кажется, пятнадцать лет. Как приехал в Кондопогу – сразу туда. Я боюсь ему звонить, потому что не хочу реветь, слушая, как сейчас у него дела.

Помню, как однажды (я еще училась в школе), папа очень поздно пришел с работы с кроваво-красными глазами. Шатаясь, добрел до кровати и упал на нее, не раздеваясь. А потом мама обрабатывала мазью его ожоги и приводила в чувство.

У сварщиков адовая работа. Толстенная роба, очки, которые ни фига не берегут глаза, и высокие температуры. В тот день отца отправили куда-то на верхотуру, где было под пятьдесят градусов жары...

У папы тогда был какой-то там супер-последний разряд и хорошая зарплата, которая хоть как-то компенсировала усилия. Сейчас остался только разряд. Потому что недавно с работников комбината сняли все премии, оставив голый оклад. Получка урежется почти вдвое. Расчетных листочков люди еще не видели, но готовятся к худшему. Это произошло как-то постепенно: сначала нарядов стало меньше, потом тут срезали тысячу, там. Перестали давать молоко. А недавно вот сразу бух – и все.

Кто мог – уже сбежал. Кто в Костомукшу, кто в Питер, кто по частным маленьким фирмам. А таким, как мой папа, бежать уже некуда. И он работает вопреки здравому смыслу. И не понятно, сколько еще осталось. И моя мама, мечтающая в этом году выйти на пенсию, теперь говорит, что не выйдет. Вдруг что?

____________________________________________

– Женя, а прикинь, у кого ипотека!? – почти кричит другая подруга, у которой на комбинате работает брат. У брата друзья, молодая пара, недавно в ипотеку купили квартиру. – Денег стало в два раза меньше! Они вообще не знают, что делать!

Прикидываю, но не понимаю. Как за три года твердо стоящее на ногах предприятие могло превратиться в этого хоромого инвалида?

Я же там работала когда-то. Город на деньги комбината вымостили «желтым кирпичом», как в «Волшебнике Изумрудного города». Корильоны поставили, фонари красивые понатыкали, Ледовый, то-сё. Все жило, зарплату платили вовремя, брали людей на места, которых нет – предыдущий директор, Федермессер, жалел. Да, тоже было не все гладко. Но...

Сейчас в Кондопоге первым делом в глаза бросаются разбитые фонари. Раньше Федермессер лично ездил по городу: следил, есть ли побитые. Если находил таковые, устраивал взбучку тем, кто за них отвечает: стекла меняли тут же. А теперь в этих фонарях отражается общее состояние кондопожан. А в самой Кондопоге – состояние многих маленьких городов России.

____________________________________________

Разбираться в причинах я не берусь. Финансово-ли экономический это кризис, кредиты, оставленные прошлым директором или специфика руководства нынешнего — разницы, в общем, нет. Какое моей подруге и сотням других, как она, дело до теории, когда в кошельке практика наличия дыры?

Больше всего расстраивает то, что поделать Ольга ничего не может. И пропади оно пропадом, это ненужное выстраданное лесное образование! Главное куда-то устроиться, куда-то сбежать. Только куда? Ведь всем не хватит места?