Скромнее надо быть

На эти мысли меня навели размышления о феномене такого праздника, как день рождения. Я не люблю день рождения. Точнее, не то, чтобы не люблю – я в нем не очень нуждаюсь. Потому что я люблю дарить подарки близким и любимым людям не тогда, когда есть повод, а тогда, когда есть подарок, и тебя разносит на части от нетерпения и предвкушения радости получателя. Как и говорить тем, кто рядом, о том, какие они замечательные и как остро они нужны, мне нравится как можно чаще, а не по особо торжественным случаям.

Я задумалась, почему у нас этот праздник священен и почему забыть поздравить с днем рождения – это сотрясти основы мироздания? Я думаю, что причина в том, что это был единственный день в году, когда советскому ребенку позволялось чувствовать себя пупом земли, чувствовать себя достойным любви и внимания.  Все остальное время ему методично, и, что самое противное – непрерывно – внушалось, что ни первого, ни второго он не достоин ни в малейшей степени.

Мое самое сильное впечатление от советского детства — это ощущение повсеместно растворенного, скрытого, но хорошо ощутимого циничного вранья и подлости во всем, что тебе пытались внушить. Когда ты подозреваешь, что тебя держат за дурака и пытаются всучить что-то откровенно очень второсортное, но сопротивляться этому не имеешь возможности. Даже признаваться в этом немного неловко – что у тебя было советское детство, пусть ты в этом и не виноват, а все равно унизительно.

Чем больше я вспоминаю и анализирую все это, тем больше мне хочется написать фантастический художественный текст о том, как на одном вымышленном острове поставили эксперимент, целью которого было создание «человека-искрене-ничего-не-хотящего-и-ни-на-что-не-претендующего» Это же гениально – такого человека не нужно заставлять, пытать, запугивать, мотивировать, поощрять – он сам ничего не хочет и ему ничего не надо. На самом деле ничего не хочет.

____________________

Начнется мой рассказ с начала — с роддома (мы помним – да? — что роман фантастический и все имена и события, бла-бла-бла, – выдуманы и совпадения с реальностью исключены). Итак, только родившегося нового островитянина забирают у мамы и относят в огромное помещение, где таких детей – десятки. Хочешь ты есть, не хочешь ты есть, холодно тебе, не холодно тебе, кричишь ты от ужаса, или опухший от слез, обессилевший, уже лежишь неподвижный и беззвучный – это никого не интересует.

Здесь я вставлю свои детские воспоминания: у моих бабушки и деда было большое хозяйство. Я очень хорошо помню, как возились они с новорожденными телятами, внимательно наблюдали за тем, как те растут, и советовались: можно уже отлучать от матери, или еще рановато?

— Оно же маленькое! А мама его и покормит, и согреет, и вылижет его языком – она его так моет. Без мамы он может заболеть и умереть, — рассказывала бабушка.

После описания бабушки, с нежностью гладящей теленка, я вернусь в роддом к своему до икоты наплакавшемуся маленькому островитянину, которого приносят к маме строго на время кормления и строго каждые два часа, не раньше.

____________________

Потом моего островитянина отдают в сад. В пять месяцев, потому что чем раньше, тем лучше. Чем хуже ему там, тем это считается полезнее. Опишу бессмысленность тамошних ритуалов, и то, как маленький островитянин должен лежать в кровати, даже если не нуждается в дневном сне и отдыхе, и, давясь, заглатывать непрожеванные куски отвратительной, дурнопахнущей еды, больше похожей на то, чем заканчивается пищеварительный процесс, нежели на то, с чего он должен начинаться.

Потом будет описание заседания экспериментаторов из тайного общества:

— Очень важно, товарищи, с самого начала подключить обработку подрастающего поколения народной мудростью. Ребенку следует объяснить, что «Жизнь – не праздник», «Есть нужно, чтобы жить, а не жить, чтобы есть» — то есть, процесс принятия еды желательно сделать максимально физиологичным. Никакой романтики, сервировок, красивой посуды, оригинально оформленных блюд: мелочей в нашем важном начинании нет! – начинает свой доклад выступающий, авторитетный методист, его шумно, долго и восторженно приветствуют стоя.

____________________

Потом островитянин идет в школу.

— Мы должны четко представлять себе, что главная задача школы – накрепко закрепить внутри каждого подрастающего островитянина понимание одной важной истины: если тебе будет хорошо, случится что-то, даже пострашнее смерти, какое-то непредставимое ничто. Рекомендуемые фразы, которые следует произносить желательно ежедневно, а лучше несколько раз на дню: «Если все будут делать то, что им нравится, будет хаос», «Нет слова «хочу», есть слово «надо»!», «Мало ли что ты хочешь, хотеть не вредно!» Эти формулировки нужно непременно нанести на плакаты, и установить их каждые полкилометра вдоль дороги, по которой дети следуют в муниципальное образовательное учреждение, — дождавшись, когда гул аплодисментов стихнет, продолжает докладывать методист, едва он берет паузу, чтобы сделать глоток воды, как зал снова взрывается овациями.

Потом — я подумаю, как это поорганичнее сделать – я вставлю цитаты из прочитанной мною статьи о новой финской школе. Красивая мебель, яркие цвета, в которые окрашены стены, удобные зоны отдыха: проектировщики объясняют огромную важность всего этого тем, что, когда ребенок учится в по-настоящему классной красивой удобной для него школе, у него формируется понимание, что он достоин этой школы и комфорта. Следовательно – формируется более высокий уровень запросов и потребностей, да элементарно хороший вкус формируется у такого ребенка. Он мотивирован на то, чтобы  достичь в жизни большего.

— Наш ребенок не нуждается в красивой одежде, красивой мебели, красивых ярких игрушках. Игрушки из обломков и огрызков лучше развивают воображение, запоминаются и с огромной нежностью и ностальгией вспоминаются в пенсионном возрасте! Обшарпанные парты, темная краска стен: когда красиво и хорошо – это очень, я подчеркиваю – очень! – опасно, товарищи! – несется с трибуны взволнованный голос искреннее болеющего за свое дело оратора: достав носовой платок из нагрудного кармана, он промокнул лоб, плавно переходящий в макушку. — На этот период рекомендовано постоянное внушение новому жителю нашего острова, что он – заготовка будущего монстра. И если его не колотить по рукам, опасность удручающего будущего колоссальна. В идеале: подрастающий островитянин должен панически бояться сам себя, и понимать, что каждую секунду своего существования он может стать источником ужасного неудобства и раздражения для хороших окружающих его людей. Он сам с нетерпением и просьбами поторопиться должен вручить себя нашим мудрым и знающим добрым специалисткам из отдела ликвидации чувства человеческого достоинства, которые ампутируют самооценку без анестезии. Реакция после правильно проведенной процедуры – просьба внимательно проконтролировать это, товарищи! — прооперированный в полубессознательном состоянии  должен повторять фразу «Это хорошо, а то я не знаю, что из меня еще бы выросло!» Параллельно очень важно вести работу с родительским составом, товарищи. Родителям следует объяснять, что поцелуи, объятия, совместный сон с ребенком – это мракобесие, бабские телячьи нежности и изуродованная детская психика. Ребенок – не теленок, товарищи! Родитель должен быть первым, кто осудит ребенка, не дав ему тем самым пропасть.

На доске у здания школы – надпись «Он ни разу в жизни не сделал ничего по-человечески!» — и ряд фото школьников под ней. Фото меняются каждый день, «вывешиваемым» на доску позора для публичного глумления с определенной периодичностью оказывается каждый без исключения.

— Вдумайтесь, товарищи! Чувство собственной плохости и чувство вины и стыда не позволят островитянину предположить, что он может быть прав, если сомнения все-таки закрадутся в его голову. Он будет считать, что «все люди как люди», и «только ему больше всех надо», что «у него все, не как у людей», и что его странные желания и потребности – это результат его ненормальности, что, естественно, он будет пытаться всячески скрывать. Поэтому стратегически важно на протяжении всего периода формирования человека-ничего-не-хотящего-и-ни-на-что-не-претендующего имеет внушение молодому поколению островитян мысли о важности общественного мнения: «Что люди скажут?», «Все будут смеяться над тобой!», с одновременной акцентуацией на незначительности личности островитянина — ««Я» — последняя буква алфавита!», «скромнее надо быть!» — и на его неспособности самому решить для себя, чего он хочет. Варианты формулировок могут быть такие: «ну ты скажешь!», «не говори глупостей!», «я лучше знаю!», «ты ненормальный, что ли?», «соображаешь, что ты несешь/делаешь?» Проявляйте инициативу, фантазируйте, формулируйте, то есть, как говорят сегодня в среде молодежи – будьте креативными, товарищи! – зал взрывается экстатическим хлопанием в ладоши: все присутствующие оценили эту неформальность и такую «вдоскусвойность» лектора, свидетельствующую о доверии и нежной интимности отношений связанных общим великим делом всех присутствующих.

____________________

И вот мой вымышленный маленький островитянин вырастает в половозрелую особь. Он ходит на работу, которую терпеть не может, но, идеальный исполнитель любого поручения, даже самого абсурдного, не просто привыкший к бессмысленным ритуалам, — принужденный любить их, – он не признается в этом даже сам себе.

У него нет увлечений, хобби, он не занимается спортом, не слушает музыку, не смотрит кино, не читает книг и журналов, не путешествует. Он говорит, что не может отличить красоту от нелепости, потому что нелепым и смешным ему, на всякий случай, кажется все. Он говорит, что самое комфортное состояние для него – невозмутимость и абсолютный покой. Потому что когда происходит что-то, это эмоции, а эмоции – это опасность быть осмеянным.  Уже нет нужды во внешних следящих и карательных органах – островитянин сам ревностно блюдет «статус кво», воспроизводя новых островитян без помощи воодушевленных методистов, по инерции, не анализируя, не вдумываясь, в повторяемые им по привычке заученные фразы и формулы.

— У меня сейчас все так хорошо, что я наверняка случится что-то ужасное. Я попаду в аварию, разобьюсь, погибну в муках, — жалуется он своему случайному собеседнику, с которым познакомился в баре.

Случайным собеседником оказывается законспирированный ревизор. Он провоцирует сонного удрученного островитянина, мол, вот это – тоскливо, это – некрасиво, а вот это – откровенно уродливо. Островитянин сильно оживляется и начинает размахивать руками:

— Да как ты смеешь! Молчать! Лапы прочь! Это святое, это наше все! Ты видишь один негатив! Это красиво, и это красиво, и это люблю! Не нужно ничего больше!

Расплакавшись, бормоча проклятия, островитянин убегает прочь, опрокинув стул.

Удовлетворенный ревизор, откинувшись на спинку стула, с чувством выполненного долга закажет себе джин-тоник,  извлечет из внутреннего кармана пальто свое донесение, и в графе «качество проделанной работы экспериментаторов острова», потирая ладоши и довольно улыбаясь, напишет – «Безупречно!»

Елена Литвин