Три проклятия журналиста

В конце прошлого года на «Губернiя Daily» стартовала новая рубрика «Частное мнение», в которой люди разных взглядов и профессий говорят о том, что их тревожит, вдохновляет, заставляет задуматься. Сегодня слово взял известный карельский журналист Максим Берштейн, который на протяжении дюжины лет сотрудничает с самыми разными изданиями. Ему всегда рады в любой редакции. И наша – не исключение. Тем более, что Берштейн намерен поделиться сокровенным – рассказать, какие три проклятия преследуют журналиста в профессии и как с ними бороться.

— Я люблю свою работу. Она позволяет постоянно находиться в центре событий, и не быть к ним причастным. Она дает возможность познакомиться с самыми интересными людьми. Она не оставляет времени скучать. Но есть у этого ремесла и оборотная сторона – нюансы, которые я условно назову проклятиями. Читатель о них не знает, а надо бы.

Проклятие первое

Зачастую журналист знает ответ на свой вопрос лучше отвечающего. Это может случиться по разным причинам. Либо журналист тщательно готовился к интервью, переворошил кучу литературы, поднял массу источников, все проанализировал, и теперь спрашивает профессионала только для того, чтобы подкрепить его авторитетным мнением свое дилетантское. Этим страдают начинающие репортеры провинциальных изданий.

Второй вариант – журналист так долго «варится» в обсуждаемой теме, что уже сам стал профессионалом. Таков удел коллег, вспахивающих ниву спорта, энергетики и межполовых отношений. А также театральные рецензенты, без разбору сеющие творческую смерть.

Третья причина – корреспондент точно знает, что правильного ответа на заданный им вопрос не существует. Отсюда вечно ироничное выражение лица у экономических обозревателей и пресс-секретарей медицинских департаментов.

Независимо от причин, бороться с этим пороком крайне тяжело. Оглянуться не успеешь, как вместо невинного вопроса «Как вам Петрозаводск?» ты уже высказываешь своему визави личное мнение о том, что он неправильно делает. Вся надежда на коллег, которые заткнут, потому что время брифинга ограничено.

Проклятие второе

Обрастая источниками и просто знакомыми в какой-либо профессиональной среде, ты на определенном этапе допускаешь с ними личные отношения. Интимные не так страшны, они все равно закончатся скандалом и алиментами, то есть перейдут в отношения товарно-денежные, что освобождает от оков порядочности. А вот личные – это душевные разговоры, диссидентские анекдоты и дружеские услуги. То есть тебе уже могут сказать: «Старик, но это не для печати, чисто для тебя…». И все, пропал жареный факт. Сколько раз, сидя за чашкой кофе с бывшими коллегами из МВД, я проклинал врожденную порядочность! Сколько тем, проскользнув между двух бутылок этого чертова кофе, так и растаяли в сигаретном дыму, неоплодотворенные моим бойким пером!

А политики? Не приведи Господи числить среди друзей тех, кто профессионально служит госпоже Политике! Эта капризная истеричная дама проникает в мозг воздушно-капельным путем, создавая неверные иллюзии. Например, уверенность в том, что это ты в курилке доносишь до политика мнение народа, а не он с твоей помощью подлаживается под народные чаяния.

Выбор здесь у журналиста небольшой: профессия или дружба. К стыду своему, всегда предпочитал дружбу. Гоните меня.

Проклятие третье

Каждый журналист мечтает написать роман или уехать работать в Москву. Большая журналистика манит, как окна привокзального туалета на длительной стоянке. Отработав три года в районной газете, ты полностью отдаешь себе отчет в том, что все эти Мостовщиковы, Пивоваровы* и Венедиктовы* ничем не лучше тебя. Но их знают все, а тебя – только депутаты райсовета и рабочие местного леспромхоза, причем последние горят желанием тебя поколотить. Мастерство уходит в гудок.

Здесь выход один – сесть и уехать. Многие из нас это сделали, и многие из этих многих с успехом трудятся на федеральных телеканалах и в центральных изданиях. Но некоторые вернулись, по разным обстоятельствам. Их объединяет одно: они попробовали, и теперь в их профессиональной жизни одним проклятием меньше.

С романом сложнее. Если мечтаешь написать, это четверть беды. Либо руки не дойдут, либо повзрослеешь. А вот если написал – все, конец журналисту. Потому что теперь надо ОПУБЛИКОВАТЬ. Иначе зачем писал?..

В чем главное отличие графомана? Не производство бессмертных творений со скоростью швейной машинки «Зингер», а требование признать их бессмертными. Редакции толстых журналов лопаются от рукописей, которые, по мнению их авторов, непременно требуется опубликовать. Вот на переписку с редакциями и уходит все свободное, а также рабочее время журналиста, который решил стать писателем.

Из моего поколения карельских акул пера свои книги опубликовали шестеро. Опубликовали, выдохнули – и вернулись к профессии. Но у них талант и везение. Основная же масса – невезучие и, к сожалению, неталантливые. Этих жалко.

Как же бороться с тремя проклятьями? Самовоспитанием. Начиная со среднего школьного возраста. Если решил стать журналистом, которому ничего не мешает – расти нелюбопытным, вероломным и литературно безнадежным. Ничего из этого лично мне не удалось.

Посочувствуйте мне. И поднимите зарплату.

Максим Берштейн, журналист

* СМИ, выполняющие функции иностранных агентов