Александр Розенбаум: «Мы в России, а не в какой-нибудь Англии»

Александр Розенбаум безнадежно мечтает о питоне, считает Карелию кладом для туристического бизнеса, уверен, что его поколение виновато перед молодежью и призывает всех вспомнить, что мы живем в России.  30 марта Александр Розенбаум дал концерт в Петрозаводске.

– Александр Яковлевич, поклонники знают о вашей биографии практически все, в том числе и о том, что вы окончили джазовое училище. Но почему именно джазовое?

– Я тогда уже доктором работал, поэтому надо было идти в вечернее училище, а оно, почему-то, называлось «джазовое». Это, конечно, не Римского-Корсакова и не Мусоргского, но и после этого училища можно было поступать в консерваторию – другой вопрос, что я туда никогда не собирался.

– Из всех ваших, скажем так, джазовых стандартов, припоминается разве что «На день рожденья твой»…

– А «Вальс-Бостон» как же? – тут же перебивает Розенбаум. – А «Гоп-стоп» – это разве не диксиленд? Ломовейший! Я его в Гарлеме с черными играл – они с ума сошли! А любая одесская история – это не диксиленд? На самом деле у меня много джазовых гармоний.

– Честно признаться, плохо представляю вас с кем-то в дуэте – они у вас вообще были?

– Были, есть и будут. Последний эксперимент – пластинка «Берега чистого братства» с Григорием Лепсом.

– 13 сентября вы праздновали юбилей и приехали сюда с юбилейной программой. Что такое 60 лет?

– Это прожитые две трети жизни – осталось совсем чуть-чуть, по сравнению с тем, что было. Достаточный возраст для того, чтобы почувствовать себя человеком, уже сделавшим какую-то жизнь. Это не значит, что нужно строить пантеон и выбирать кладбище (хотя на западе считается нормальным покупать место на кладбище). Я внутренне достаточно молодой человек, да и физически еще могу с молодняком поспорить во многих вещах. Но все дело в том, что 60 лет – это все-таки 60 лет. Сосуды никуда не денешь, происходят определенные изменения во внутренних органах, которые «отвечают за базар» и уже часовые пояса труднее проходишь, и спишь хуже, и так далее. Но надо работать, осуществлять какие-то нереализованные планы. Жизнь продолжается – можно быть стариком в 35 лет, впрочем, как и молодым в 90. Я видел и тех, и других.

– Вы сами признавались, что без врачебной практики из вас не получился бы музыкант и поэт…

– Я, конечно, состоялся бы, но если взять сегодня мой уровень, допустим за 100%, то без врачебной практики я имел бы не более 60% от того, что есть сейчас. Потому что врачевание – это, прежде всего, знание психологии человека. Почему среди медиков много творческих людей? Не потому, что они умнее или лучше инженеров, агрономов или других специалистов, а потому, что доктор (если он действительно доктор) прежде всего, психолог. Ты можешь выписать человеку тысячи лекарств, но если ты не найдешь с больным психологического контакта, лекарства будут помогать ему гораздо хуже. Когда я говорю о любви, я говорю о том, что знают все – и вор в законе, и продавец пива, и академик. И все они хотят подарить цветы любимой женщине, только дарят по-разному. Один купит орхидею и преподнесет ее в красивой стеклянной вазочке, другой оборвет ближайшую клумбу с ромашками. Но понимают они это совершенно одинаково.

– Ни разу не пожалели, что из «двух стульев» выбрали музыку, а не медицину?

– Если принял решение, то вперед – жалеть не надо. Нельзя быть лучшим врачом среди музыкантов или лучшим музыкантом среди врачей.

– Но вам доводилось потом применять свои знания и свой врачебный опыт в жизни?

– Мне и сегодня, может, придется – я же в общественных местах нахожусь, а люди имеют обыкновение заболевать, травмироваться, умирать (не дай Господь). Я врач «скорой помощи» и никогда не пройду мимо упавшего человека. И я не понимаю, когда журналисты кричат: «А! Артист Тютькин, имеющий медицинское образование, совершил геройский поступок, остановился и оказал помощь человеку». Что тут кричать-то? Это норма жизни – мы давали клятву Гиппократа. Кричать надо, когда этот артист Тютькин проходит мимо, потому что он опаздывает на концерт.

– У вас есть мечта?

– Бывают мечты «местного значения», бывают – глобальные. И те, и другие есть у каждого, наверное. Среди первых для меня – завести еще одну собаку и опять бультерьера, к примеру. Мечта завести питона несбыточна, потому что жена сказала: либо она, либо питон. Я выбрал жену. А мечты глобальные – это чтобы страна наша стала, наконец, достойной, чтобы дети были здоровыми, чтобы прекратилась эта вакханалия воровства, пьянства и беспредела.

– А что вы, кстати, думаете о нынешней молодежи?

– Молодежь всегда ищущая, всегда на лихом коне. Они сегодня имеют колоссальные возможности для раскрытия своего потенциала, чего у нас просто не было. Молодежь может учиться в Сорбонне, отдыхать на Таити – достаточно желать и трудиться, а не плевать в потолок или просиживать штаны на дискотеке или ночном клубе. Но, дав молодежи такие замечательные возможности, мы отняли у них свою историю, свои традиции. И здесь мы сильно перегнули палку. Я не против слов «сайт» и «файл», но почему «прикольно», если есть замечательное русское слово «забавно»? И чем дальше, тем хуже — это прямая вина нашего поколения, в том числе и власти, которая тоже из нашего поколения. Мы в угоду Западу абсолютно наплевали на свой русский язык и свои традиции, мы хотим в угоду Западу прекратить быть Россией и стать 368-й Францией.

– Вы много раз бывали в Карелии, есть что сказать о нашей республике?

– Да, я был и в Кондопоге, и на Киваче, и на Онеге, и лес валил в Лодейнопольском районе неподалеку от Карелии.

– В смысле, лес валили?

– В прямом. Я пильщик и вальщик леса четвертого разряда – все студенческие годы летом вместо отдыха на море я валил лес, зарабатывал деньги на весь оставшийся год. Вкалывал по 14 часов в день на пиле «Дружба-4», а если не было керосина, то на «Дружбе-2» – ты да я, да мы с тобой… Но, возвращаясь, скажу, что Карелия не может не нравиться. Вообще, нет некрасивых мест – есть плохие хозяева.

– У нас в республике, на ваш взгляд, какие?

– Я думаю, такие же, как и во всей стране. Карелия – это клад для бизнеса. Только зарабатывать надо не на воровстве леса, а на туризме. Но тут надо инфраструктуру создавать: дороги, свет, мотели, каменные тропиночки, белочек запускать на деревья, в конце концов... На Аляске везде стоят мостки и сотни тысяч туристов приезжают просто посмотреть, как медведи ловят лосося – стоят и смотрят часами. У нас Камчатка чем хуже? Но там шаг в сторону — и ты уже в глуши. Не то что на медведя не посмотришь, а можешь сам быть задран. То же самое и в Карелии – это колоссальнейший край, от одних рыбаков отбоя не будет! Только надо это поставить на государственный уровень, а для этого нужно думать не о своем кармане, не о поместье в Шотландии или вилле в Ницце, а о своем государстве. У нас же о государстве из тысячи чиновников думают, максимум, пятьдесят – это я с запасом взял.

– В какой стране вас лучше принимают, если не считать русскоязычные страны?

– Все эти сказки, когда приезжают наши звездуны и звездуньи… звезд у нас нет – была одна звезда — Любовь Орлова. Приблизилась к ней только Людмила Гурченко. Так вот, когда звездуны и звездуньи говорят: «У меня были концерты во Франции, в Америке, в Канаде, по всему миру», – то да, они давали концерты в Торонто или в Париже, но в ресторане «Аленушка» или в кабаре «Иванушка»... Мы практически не выступаем для зарубежной публики – в основном концерты за рубежом делают для нашей эмиграции, поэтому говорить, что меня лучше всего принимают, скажем, в Канаде или в Австралии – неверно. Ведь и там, и там приходят ребята из Саратова или Одессы.

– А как же мечты любого артиста о мировой известности?

– Я совершенно реальный и приземленный в этом смысле человек. Наши артисты горазды: «Да я поеду и завтра буду в Голливуде или получу Грэмми»…Может быть. Но для этого ты должен быть личностным человеком, потому что, когда у нас парни играют в гарлемских пацанов и считают, что у них здорово получается, то это очень смешно. Таких пацанов в Гарлеме (американский «чёрный» район – Примеч. авт)  на каждом углу по 25 человек со двора, которые круче Тимати в десятки раз. Они просто дворовые пацаны, но они делают это, повторюсь, в десятки раз круче, чем Тимати, который у нас большой рэпер. У нас же ребята надевают на себя личину рэперов и доказывают, что они крутые негры – это, правда, очень смешно. Грэмми так не заработаете никогда. Грэмми можно заработать, будучи тамбовским парубком и исполняя тамбовские песни, что сегодня у нас неформат.

– Вы знаете, что на «Евровидении» Россию будут представлять удмуртские бабушки?

– И слава богу. Только они тоже ничего не сделают, потому что уже бабушки. Надо послать нормальных русских исполнителей. Найдите парня с девочкой, которые пели бы казачьи песни, например. Талантливых людей-то много, но у них, правда, денег нет, чтобы пробиться – они же песни поют, а не зарабатывают… Этим, конечно надо заниматься и, наконец, понять, что мы Россия, мать вашу! А не Швейцария и не Англия…

Анастасия Вайник