Михаил Шуфутинский: «Мой вкус простой – люблю все самое дорогое и лучшее»

Король шансона. Не знаю – мне показалось, что сам Михаил Захарович не то чтобы сожалеет о том, как сложилась его жизнь. Он просто признает, что «петь песенки под свою аранжировку» оказалось его сильной стороной. Он взрослый, умный и счастливый человек, сумевший себя реализовать. И о своем юбилее (13 апреля Михаилу Шуфутинскому исполнилось 65 лет – чему, собственно, и посвящен концертный тур) говорит не как о новом этапе в жизни, а как о поводе устроить праздник и повидаться с близкими и дорогими его сердцу людьми. Петрозаводск – один из первых городов юбилейного турне Шуфутинского.

— Вы бывали когда-нибудь в Петрозаводске?

— Когда-то очень давно – не могу вспомнить даже, сколько лет назад.

Кстати, именно это и попытался первым делом прояснить у зрителей король шансона. Зрители наперебой отвечали, где они бывали на его концертах, но так и не вспомнили, сколько лет назад их любимец выступал с концертом в Петрозаводске. Сам Шуфутинский остановился на варианте «лет 12-14 назад».

— Михаил Захарович, вы когда-нибудь задумывались, кем бы стали, если бы ваша юность проходила в современной России?

— Если честно, не задумывался, потому что, в общем-то, незачем. Если попытаться ответить на этот вопрос… Наверное, я и был бы музыкантом, потому что определился с выбором уже в довольно молодом возрасте.

— И это опять был бы шансон?

— Этого я не знаю – все зависит от времени, от того, как складывается жизненная ситуация.

— Тогда почему шансон? У вас такая фактура, в общем-то, джазмена.

— Вы знаете, можно по-разному отвечать. Один из вариантов: а почему бы и нет? Это замечательное искусство. В нем есть много сердца, много простых теплых человеческих, душевных волн. Если говорить по-другому, то я помню, как ребенком засыпал на даче и папа с мамой вместе со студентами Московского медицинского института пели под гитару «Таганку» и «Будь проклята ты, Колыма». Тогда это было запрещено, а значит — модно, и никто не считал это зазорным. Я рано пошел в музыкальную школу, учился игре на аккордеоне, на баяне, на рояле, а позже учился на дирижерском факультете. В юности даже хотел быть дирижером, но почувствовал, что среди тех, кто рядом со мной, я не самый лучший дирижер. Я хотел быть лучшим пианистом, но лучшим не стал.

— Но вы же хороший пианист.

— Да, но это очень условно. Что значит хороший пианист? В том смысле, что я могу сесть и саккомпанировать себе или кому-то другому? Это совсем не то, чего я хотел бы. И когда жизнь сложилась так, что мне вдруг пришлось начать петь песенки и аранжировать их по-своему, я понял, что это тоже большое искусство. И оно принимается куда более широким кругом людей, поскольку доносит простыми словами жизненный смысл очень многим. Я подумал, что это моя сильная сторона. И в этот же момент понял главное правило в моей жизни: надо развивать свои сильные стороны. Не имеет смысла улучшать свои слабые стороны, потому что таким образом ты сам себя отгоняешь назад. Так все и получилось.

— Михаил Захарович, что для вас 65 лет?

— Никогда бы не смог себе представить, что мне будет 65 лет. Даже сейчас как-то не очень понимаю. Возраст мой меня не очень тревожит.

— Это же хорошо.

— Да, это хорошо. Тревожит только то, что с каждым шагом туда ты все больше уходишь оттуда, где был, и рано или поздно все закончится. И ведь никто не знает, что будет дальше, что будет там и есть ли это «там» вообще. Вот об этом иногда задумываешься, но пока я жив, и вокруг меня энергичные, красивые люди, у меня большая семья и много близких мне людей. Поэтому я совершенно не думаю, что это следующий этап в жизни. Нет, это просто очередная дата. Но раз уж у нас принято такие даты отмечать пышно, мы их и отмечаем.

— Поскольку уж заговорили о семье. Вы гордитесь своими сыновьями?

— Я знал в жизни очень мало людей, которые не гордились бы своими детьми. Конечно, я очень рад, что мои сыновья удачны, успешны, что они нашли в жизни свое дело и своих любимых, с которыми у них есть уже дети. То есть – да, конечно, горжусь.

— Если я правильно посчитала, у вас пятеро внуков и две внучки – самая младшая появилась на свет совсем недавно, и вы подержали ее на руках буквально в январе. Есть ли среди внуков и внучек любимчики?

— Нет, конечно. Ну, любимый палец у вас разве есть на руке? Конечно, девочки — они такие… Ханна у нас самая младшая – 13 февраля ей исполнилось 5 месяцев. Анечке 16 марта исполнится 7 лет – очень хорошая девочка, ходит в школу уже – ее раньше отправили в школу, что я вообще не поддерживаю, потому что надо было дать ребенку еще немного побыть ребенком. Что я могу сказать? Эти две девчонки – очаровательны! Да и ребята – красавцы. Михаилу и Захару (это двоюродные братья) по 4 года – славные мальчишки. Дмитрию скоро 18 лет и он уже, по-моему, из девяти университетов США получил подтверждение о поступлении и везде ему дают большую стипендию на весь курс обучения. Понятно, если чего-то не будет хватать – дедушка поможет, но все же. Андрей учится в Америке, живет у бабушки, то есть вместе с моей супругой. Здесь он изучал французский язык, в США – английский и, вероятно, когда вернется в Россию, будет учиться в каком-то языковом вузе. Конечно, я рад, что у меня такие внуки.

— У Петра Вайля есть замечательная книга «Гений места», где он говорит о непонятной, но удивительной связи человека и места его обитания. Где ваше место?

— Наверное, больше в Москве, чем где-либо еще. Хотя… видите ли, моя жизнь состоит из разных видов существования. Есть отдых и просто ничегонеделание, кроме каких-то бытовых забот, и это лучше всего происходит в Лос-Анджелесе. Вообще, в Америке жизнь намного спокойнее, чем здесь и по роду своей деятельности там я гораздо меньше занят. Поэтому, когда я бываю в Америке (а это бывает, к сожалению, редко), то я совершенно абстрагируюсь от бесконечной российской и московской суеты. Там немножко по-другому жизнь устроена – там больше заботятся о тебе как о человеке и больше к тебе и к твоей личности уважения. Это не от власти зависит, это просто такая особенность людей, живущих на этой части земного шара – мы друг друга не любим и сами себя не любим.

— Вы говорите о России?

— О России и «рядышком». Как-то здесь ни во что не ставится человеческая жизнь. А если и ставится, то только после того, как люди погибли — их родным дают по два миллиона рублей. Последний пример — взрыв на шахте «Воркутинская». Пока люди работали, никто не задумывался о том, в каких условиях они трудятся. Что это за труд, и как это можно допускать? Я понимаю, что это беда, но это же происходит постоянно! Значит, сделайте что-нибудь! Значит, перестаньте добывать уголь таким способом, а добывайте его только открытым способом. Может, я по-дилетантски рассуждаю, но чисто по-человечески меня поймет каждый. Сколько мы можем терять наших сыновей, братьев, мужей, отцов – ну, что это такое, почему это должно происходить? И когда это все-таки происходит, то все хватаются за голову и выделяют по два миллиона рублей за каждого погибшего. Неужели это цена человеческой жизни? Какие миллионы могут вернуть человека? Поэтому в Америке мне в этом отношении спокойнее. И все же здесь мне правильнее быть. Здесь есть люди, которым я больше нужен, которые меня ждут, для которых я пою, и в этом есть смысл моей жизни. Люблю я петь или не люблю – это вообще не важно, я делаю то, что приятно людям и от того, что им приятно, я получаю удовольствие сам.

— А вы любите петь?

— Нет. Пение, как выполнение какого-то действа, я не люблю. У меня это не вызывает восторга. Я не певец – я исполнитель. И я с большим удовольствием прочитал бы все тексты, которые пою. Но я вижу, что мое исполнение песен нравится людям, поэтому пою так, как я умею. В России мне интереснее и важнее, меня здесь больше знают. Я часть этой культуры – хотят этого некоторые или не хотят. И я часть этой страны. У меня здесь много близких людей и друзей, поэтому, наверное, мое место здесь, в Москве.

— Если бы Вас спросили: «Михаил Захарович, какой вы?»

— Я ленивый.

— Качества, которые вы больше всего цените в мужчине?

— Отсутствие лени, — улыбается Шуфутинский.

— А в женщине?

— Чистоплотность в широком смысле этого слова.

— К каким человеческим порокам вы чувствуете наибольшее снисхождение?

— …Я даже не знаю…

— Наверное, к лени?

— Да, наверное! – рассмеялся Шуфутинский. — Но лень все же не порок. Вообще, снисхождение, это такое чувство… будто простить или извинить за какое-то неумение или неловкость человеческую. На самом деле, суть – снизойти. То есть шагнуть ниже, чем ты есть. Я не считаю снисхождение хорошим чувством или поступком.

— Ваше любимое блюдо и напиток?

— Мой вкус очень простой – я люблю все самое дорогое и самое лучшее.

— Каких подарков ждете на день рождения?

— Я не жду подарков. У меня будет хороший концерт в день рождения, и если его покажут по какому-нибудь ведущему каналу – это будет для меня подарком. А вообще, я буду с друзьями, с близкими мне людьми и это будет для меня самый большой подарок.

P.S. Редакция «Губренiя Daily» благодарит за помощь в организации интервью концертное агентство «Арт-Престиж».