«Парень сделал мне предложение на третий день после того, как узнал, что у меня рак». 19-летняя петрозаводчанка рассказала, как борется с онкологией

Петрозаводчанке Вере Холодной 19 лет. Еще полгода назад она училась на четвертом курсе медицинского колледжа и этой весной должна была его оканчивать. Но в ноябре в ее планы вмешался злой рок: у девушки диагностировали острый лейкоз. Она рассказала нам, как это: будучи молодой девушкой, бороться с такой серьезной болезнью и потерять почти все волосы, но не силу духа.

Проблем со здоровьем у меня раньше не было. Я занималась спортом, вела здоровый образ жизни, у родственников тоже нет каких-то серьезных диагнозов. Незадолго до постановки диагноза у меня стали появляться красные пятна на ногах: как я сейчас понимаю, это была тромбоцитопеническая пурпура. Синяки подолгу не проходили. Но я не придавала этому значения.

В ноябре прошлого года я подумала, что заболела гриппом или ОРВИ. Были выходные, поднялась температура — я решила отлежаться. На третий день вызвала врача, она сказали, что у меня ангина, взяли мазок. Через пару дней стало сильно болеть горло, было больно глотать, и врачи подумали, что у меня абсцесс миндалин — отправили на скорой в БСМП к лору. Та ответила, что по ее части нет никаких патологий, но предложили остаться в больнице.

Когда пришли результаты анализа крови, ко мне подошла лор и сказала: “Не переживай, сейчас тебя повезут в отделение гематологии Республиканской больницы”. В сентябре я была на практике в этом отделении, видела больных и, естественно, поняла, что у меня что-то с кровью. Когда туда поступила, меня в приемном покое спросили в лоб, поступаю ли я впервые в острым лейкозом или нет. Я не знала, что ответить.

Помню, поднималась по лестнице и думала: как? Неужели? Я же сдавала анализы, недавно прошла диспансеризацию и даже успела побыть донором. Потом врачи со мной все же поговорили и попросили не беспокоиться, сказав, что нужно взять дополнительные анализы. Так выяснилось, что при норме лейкоцитов в 9 у меня цифра — 220. Также мне сделали стернальную пункцию: это когда длинной иглой выкачивают костный мозг из грудной кости.

Мама была первой, кто узнал о диагнозе. Было сложно, конечно. Хотя она у меня медик и первое время просила не волноваться, дождаться окончательного вердикта врачей. Сейчас мы уже все привыкли к тому, что происходит.

Первый курс химиотерапии называется 7+3. Начинаешь себя чувствовать плохо где-то на второй день: есть не хочется, тошнота, слабость. Волосы стали выпадать где-то через полторы недели после его начала. Да, всё как в фильмах: клочья на подушке, на расческе. Я истерически смеялась, наблюдая за этим, очень странное чувство. Я выглядела, как старая кукла: тут волосинка, тут волосинка, там проплешина. Стала бриться налысо, и теперь мне даже нравится.

Меня отпускают домой. В первый раз отпустили на неделю — вернулась в больницу я с гайморитом. Сначала насморк долго держался, а потом врачи решили делать проколы. Потом отпустили на месяц: когда я вне больницы, мне можно гулять, посещать общественные места. Но не стоит забывать об инфекциях — поэтому лучше ходить в маске. Также врачи советуют воздержаться от приемов пищи вне дома.

Есть и ограничения в питании: нельзя есть молочку, свежие овощи и фрукты. Дело в том, что в термически не обработанной пище есть бактерии, которые сами могут буквально “съесть” организм больного в период аплазии.

Когда я прихожу в места, где много людей, на меня часто пристально смотрят, но меня это не беспокоит. Как-то приятель спросил: “Каково тебе, когда на тебя все пялятся?”. Никак. Я не думаю об этом.

Были ли люди, которые, узнав, что я болею, пропали “с радаров”? Были те, кто повели себя странно, пропали. Но, опять же, я никого не осуждаю: у всех своя жизнь, и заболела я, а не они. У них жизнь продолжается, а я вынуждена сосредоточить все силы на борьбе с раком.

У меня есть молодой человек, его зовут Марк. Сейчас он в армии: ушел туда через месяц после того, как я узнала диагноз. А через три дня после известия сделал мне предложение. Конечно, нам тяжело на расстоянии. Но часто общаемся, пишем друг другу письма. В них можно больше высказать.

Скучаю по спорту: с катетером неудобно и неприятно двигаться. Моя растяжка сказала мне “пока”, мышцы в целом не в том тонусе, что раньше. Но я понимаю, что сейчас нужно думать о другом. Просто очень хочется активности.

Иногда лежу в палате и злюсь: вот чего я здесь лежу? Я же хорошо себя чувствую! Но это самообман. Ты болен, у тебя рак и практически никакой иммунной защиты. Но от больницы сильно устаешь.

Читаю книги, смотрю сериалы, игры на телефоне. Хорошо отвлекает от мыслей алмазная живопись.

У врачей такие планы: сейчас у меня закончился третий курс химии, после которого я где-то месяц буду дома. После начнется четвертый курс химии, а потом, скорее всего, будет пересадка костного мозга от моей родной сестры. Пересадку будут делать в Петербурге. Изначально мне подходили четыре донора в Германии: каждого человека все равно нужно типировать, чтобы понять, кто мне больше подходит.

Пользоваться материалами зарубежных доноров недешево: без учета реабилитации это будет стоить полтора миллиона рублей в среднем. Тонкостей много: материал может не подойти, а сумма будет потрачена. Или его может не хватить, а для сбора дополнительного придется дожидаться сбора очередной суммы. А ждать нельзя. Поэтому врачи посоветовали мне попробовать пересадку от сестры: у нас с ней разница в генотипе только в одной букве.

Даже если у человека, скажем, три брата или сестры, ни один из них может не подойти ему в качестве донора костного мозга. Или материал может быть успешно пересажен, но возникнут сложности, и он не приживется — всякое может быть.

В Карелии достаточно скудный регистр доноров костного мозга — всего четыре тысячи человек, а объявления о том, что требуются люди, висят повсюду. Для того чтобы попасть в регистр доноров, нужно просто прийти и сдать мазок с внутренней стороны щеки. Очень мало людей знают, что можно это сделать. Мне кажется, это довольно благородное дело.

С кровью, кстати, тоже зачастую проблемы: помню, был день, когда в отделении крови было очень мало. И что делать? Кровь требуется всегда, в нашем отделении и не только очень большой поток людей.

Конечно, было бы здорово, если бы было так: один раз в жизни тебе поставили серьезный диагноз, ты болезнь поборол, а после стал защищен от других болезней. Но это, к сожалению, не так. Ремиссия не убережет от других недугов в будущем. Ну и несчастные случаи никто не отменял. Жизнь — боль (смеется).

Сейчас я вспоминаю о вещах, которые меня волновали, и думаю: “Зачем я тратила на это столько нервов?”. Ко многому стала проще относиться, гораздо. И вам советую.