Личный опыт

«Пощады не жди. Ты опозорила родню!» Как мои мечты о принце из арабской сказки обернулись позором и кошмаром на всю жизнь

Хотя о том, что со мной произошло, не писали в газетах, как известно, земля слухами полнится, и в поселке на пять тысяч жителей об этом знали все. Я не стану говорить, где именно это случилось и какой я национальности. Скажу только, что в нашей семье придерживались достаточно строгих мусульманских традиций. Нас было шестеро детей: пятеро сыновей и я, единственная девушка, дочь и сестра, да еще и младшая. Родители и братья, как почти всегда бывает в таких случаях, души во мне не чаяли: мальчики есть мальчики — гордость отца, наследники и продолжатели рода, но девочка — это тоже ценность, своеобразная хранительница души семьи, ее женского начала.

Я с детства была окружена вниманием и любовью, меня баловали и отец, и мать, и братья: покупали дорогие подарки, да и по дому я мало что делала. Да, с определенного времени я носила платок и мусульманскую одежду, то есть хоть и современную, но почти до пят и с длинными рукавами, но меня это не напрягало, потому что я чтила традиции своей семьи. Я училась в обычной школе, у меня были в том числе и русские подруги. В этом смысле родители мне ничего не запрещали: скажем, на дни рождения я приглашала, кого хотела, а уж приготовленный мамой плов и традиционные восточные сладости нравились всем.

Меня называли красивой: густые длинные черные волосы, а при этом глаза светло-серые, а не темные. Я знала, что выйду замуж за того, кого выберет для меня отец, однако верила, что он ни в коем случае не выдаст меня замуж за мужчину, который не станет заботиться обо мне и не будет меня любить. Я грезила о принце из арабских сказок, которыми в свое время буквально зачитывалась. Идеальная любовь, обеспеченная жизнь, о чем еще было мечтать? Разговоры о том, что в мусульманских семьях женщин притесняют и не считают за людей, — это миф. Нормальные мужья уважают и любят своих жен, а встречаются даже такие, которые во всем спрашивают их совета.

Подруги окончили школу, разлетелись по вузам, техникумам, колледжам, я же ждала своей судьбы. Мама понемногу стала учить меня готовить, и мне было интересно. Она мало работала вне дома, а когда у папы появился свой бизнес, полностью посвятила себя семье. Мне кажется, только говорят, что так называемые домохозяйки глупые: если не многие, но некоторые из них исполнены мудрости, готовы проявить характер. Например, мама не была кроткой: когда папа был чем-то недоволен, поджимала губы и слушала его с таким выразительным видом, что не было нужно никаких слов.

То, о чем я сообщила вначале, случилось в те времена, когда у отца появились проблемы с бизнесом. Традиционно торговлей в наших краях занимаются представители восточной национальности: на рынках или держат магазины. Никакого недовольства со стороны местных по этому поводу мы никогда не встречали: все ходят и покупают, иногда говорят, а привезите еще то или это. Я уже говорила, что прекрасно общаюсь и с русскими, и с представителями других народов, украинцами, белорусами, и мне кажется, что все проявления национализма, даже если такое случается, идут не от нас. Да, у нас существует своя диаспора, но мы живем мирно, никого не трогаем, не вмешиваемся в дела других людей.

Я помню только один случай явного проявления то ли зависти, то ли негативного отношения к представителям нашей национальности, когда одна женщина с дочерьми открыла в центре поселка кафе. Кормили там вкусно и недорого: женщины очень старались. Вдобавок они облагородили территорию вокруг кафе: там появились не только столики, но мини-детская площадка, большие качели, клумбы. И вот некоторые жители поселка стали собирать подписи против существования этого кафе и подали заявление в поселковый совет. У женщин все документы оказались в порядке, потому все осталось, как было, но они пережили весьма неприятные моменты, и дело было не только в проверке, а в том, что они столкнулись с такой вот реакцией сограждан.

А на моего отца «наехали» предприниматели из русских: они откуда-то приехали, грозили «связями», прикрытием какого-то высокого московского начальства. Они требовали продать им магазин, причем по очень низкой цене, и закрыть еще пару точек. Отец отказался, хотя его пытались запугать: на его стороне были все представители нашей диаспоры, а мы умеем выступать сообща. Знаю, что разговор между отцом, моими братьями и этими людьми был очень резкий — об этом обмолвилась мама, хотя вообще-то нас, женщин, не посвящают в такие дела: то ли оттого, что мы мало в этом понимаем, то ли затем, чтобы уберечь от лишних тревог. Через некоторое время вроде бы все утихло, и мы думали, что больше нашу семью не потревожат.

Однако жертвой мести была выбрана я, единственная дочь и сестра в семье. У меня не было охраны — мой отец не олигарх, и в дневное время я спокойно могла ходить по поселку одна. Моим родным, видимо, тоже не пришло в голову, что со мной может что-то случиться: в наших краях такие вещи случаются крайне редко. Я возвращалась от подруги кратчайшим путем по тихой безлюдной улочке, когда рядом остановилась машина, из нее выскочили какие-то люди и затолкали меня внутрь. Я так испугалась, что не могла ни кричать, ни даже вымолвить хотя бы одно слово, но один из мужчин все же зажал мне рот ладонью, от чего я едва не потеряла сознание.

Меня привезли в какой-то дом и заперли в сарае, где было жарко, душно и очень плохо пахло: наверное, раньше тут содержались куры, потому что пол был покрыт перьями и пометом. Я села в углу, обхватила руками колени и дрожала. В душе теплилась надежда, что меня вызволят отец, братья или даже жених. К тому времени я была, если выражаться по-русски, помолвлена с одним парнем из хорошей семьи. Его выбрал для меня отец, но он мне понравился, и я надеялась, что семейная жизнь с ним будет счастливой.

Я просидела в сарае несколько часов, а потом туда вошли трое мужчин, оглядели меня, словно предназначенную для заклания скотину, и один из них небрежно произнес: «Ну и жук твой отец! Упрямец, каких поискать. Что ж, мы тебя вернем, но запомнит он нас навсегда». В тот миг я была уверена, что меня изнасилуют. Я закрыла глаза и буквально умирала от страха. Но мужчины ушли. Спустя двое суток они посадили меня в машину и высадили за пятнадцать километров от моего родного поселка. У меня не было денег, но, вероятно, я выглядела настолько испуганной и несчастной, что сразу несколько человек вызвалось заплатить за меня в автобусе. Мне предлагали воды и спрашивали, что случилось, но я не могла говорить.

Когда я добралась до дома, меня встретила заплаканная мама и очень мрачный хмурый отец — он ничего не сказал, и я смутно почувствовала себя в чем-то виноватой. Мама отвела меня в комнату и стала расспрашивать. Я рассказала о том, что и как было, а тем временем мама внимательно осматривала мою одежду. Почему-то у меня создалось впечатление, что она в чем-то сомневается и не вполне верит моим словам. Мне хотелось знать, обращались ли и обратятся ли родители в полицию, и мама сказала: «Слово «полиция» ты забудь». Тогда я не обратила на это внимания. Я спросила, как дела у отца, и мама ответила, что ему пришлось пойти на уступки и пожертвовать частью бизнеса, и тогда я подумала, что недовольство отца было вызвано именно этим.

Постепенно я успокоилась, потому что ничего катастрофического со мной вроде бы не произошло. Но, как оказалось, я ошибалась. Мне было велено собрать необходимые вещи, мама сказала, что один из братьев отвезет меня к бабушке Забибе, нашей одинокой дальней родственнице, которая жила километрах в ста от нас, в очень глухом селе, где в основном обитали старики. Я решила, что меня хотят укрыть в безопасном месте. Перед отъездом я краем уха услышала обрывок разговора: «Но ее одежда была не испачкана и не порвана — я уверена, что наша дочь осталась непорочной» — сказала мама. На что отец ответил: «А ты докажи это людям!» «Может, отвести ее к врачу?» — робко спросила мама. Отец взорвался: «Ты что, рехнулась? Чтобы было еще больше позора?!»

Когда меня увезли, началась настоящая война. Строящийся дом одного из тех русских мужчин сожгли, другого парня сильно избили. Полиция приезжала, но концов было не найти. Та сторона тоже не бездействовала: одного из моих братьев задержали якобы за продажу наркотиков, а еще наш дом обыскивали — искали оружие. Об этом мне вкратце рассказал брат, который каждый месяц привозил продукты бабушке Забибе. Она была довольна, потому как жила очень бедно. А я чувствовала себя неважно. Здесь существовали большие проблемы с водой, к чему я не привыкла; общаться было не с кем. Правда, природа была очень красивой, а еще у меня появилась возможность побыть наедине с собой.

Однажды бабушка Забиба, неграмотная, но мудрая старуха, сказала: «Послушай, дочка, пощады не жди. Ты опозорила родню». Я была в шоке — чем?! В чем я виновата? Она ответила: «Очень маленькое грязное пятно гораздо больше огромного чистого озера». Она оказалась права: за мной не приезжали, со мной не разговаривали, мне даже не оставили мобильного телефона. Я жила как затворница. Не знаю, насколько для некоторых неудобно стирать белье в мутной и затхлой воде, несколько дней не мыть голову, но для меня, привыкшей к другой жизни, это доставляло неудобства. Но это было не самым главным, а сознание отверженности, одиночества.

Самым сильным ударом для меня оказался то, что я узнала: мой жених отказался сочетаться со мной браком. Договор его родни с моими родственниками был расторгнут. И, по всей видимости, отец и мать не собирались забирать меня назад. Значит, я навсегда останусь у бабушки Забибы? А после ее смерти мне придется жить совершенно одной? Все мои представления об окружающем мире и отношениях между людьми рухнули. Я сказала себе, что мне надо уйти из жизни, а потом внезапно произнесла про себя: «Из такой жизни, от такой жизни». Одна из моих русских подруг училась в городе, который находился примерно в ста пятидесяти километрах, и однажды я ушла туда, без денег, пешком. К счастью, где-то с полдороги меня подвезли добрые люди. Подруга снимала квартиру и пустила меня к себе пожить. Услышав мой рассказ, она страшно удивилась и огорчилась и произнесла одно-единственное слово: «Средневековье».

Документов у меня не было, но без них меня взяли торговать на рынке, а потом я устроилась в восточное кафе. Со временем я смогла получить паспорт, сказав, что я его потеряла. Вместе с подругой мы решили, что мне надо поменять имя и фамилию. Теперь меня зовут иначе, и едва ли я когда-то смогу вернуться в свою семью. Мне жаль, да и тяжело начинать все с чистого листа, но придется: надеюсь, что в новой, пусть не такой обеспеченной и благополучной жизни, я уже не буду считаться безвинно опозоренной и бесправной. А еще когда-то забуду о том, что любовь, доверие, родственные чувства могут быть принесены в жертву предрассудкам, которые давно пора считать отжившими.

Читайте также:

 «Я постоянно чувствовала себя больной и разбитой, прошла кучу обследований, но врачи говорили, что ничего серьезного у меня не нашли...»

 «До 30 лет мне не везло в личной жизни, но я всегда ждала кого-то особенного». Как простая русская девушка выгнала очередного нытика, встретила заграничного принца и переехала в частный дом

 "Когда акушерка вытащила его, первое, что я услышала, была фраза: «Какой ужас!» Кошмарная история женщины, пережившей искусственные роды

 На прошлой неделе я чуть не умер. Теперь я проживу на 10 лет меньше, чем мог бы, но вот какие важные выводы я сделал, оказавшись на волосок от смерти

Срочные новости в нашем Telegram