Генерал, разбивший истребитель, может сесть на 5 лет и выплатить 100 миллионов

Суд над генерал-майором Канаматом Боташевым, разбившим в июне прошлого года в Бесовце военный истребитель Су-27, подходит к концу. Вчера там состоялись прения. Теоретически летчика могут посадить за решетку на срок до десяти лет, но прокурор не стал просить для подсудимого максимального наказания. С точки зрения представителей обвинения, с генерала хватит и пяти лет колонии общего режима. Ему ведь нужно еще будет как-то возмещать ущерб, причиненный государству, а это более 100 миллионов рублей. Гособвинители решили не уменьшать исковые требования до разумных размеров.

Возможно, на решение прокурора просить о реальном сроке для подсудимого повлияло то, что Канамат Боташев хоть и признал, что самолет разбился по его вине, с частью предъявленных обвинений все-таки не согласился. В частности, он категорически отрицает, что превышал должностные полномочия.

— Не мог я превысить полномочия, которыми не был наделен, — заявил генерал, давая показания в суде. – Я был руководителем летно-тактических учений, а не командиром авиационной базы. И как руководитель учений я никаких полномочий не превышал. Полномочий организовывать полеты, в том числе и воздушную разведку, в Бесовце у меня не было. Это обязанность командира базы.

— Я правильно понимаю, что как должностное лицо отвечать за случившееся должен полковник Олейник? Что в отношении него нужно возбудить уголовное дело? – уточнил судья.

— Я не могу об этом судить.

То, что происходило в процессе во время обсуждения этого момента, вообще напомнило театр абсурда. Председательствующий на протяжении получаса пытался добиться от генерал-майора ответа на, казалось бы, элементарный вопрос: в качестве кого Боташев отдавал Олейнику приказ включить его в состав экипажа — в качестве друга или командира? Но прямо и четко подсудимый так и не ответил.

— Слово «обговорили» лучше всего характеризует мое указание, — всячески пытался уйти от явно непонравившегося вопроса летчик.

— Вы прибыли туда официально? – пытался разобраться судья.

— Да.

— Как должностное лицо?

— Да.

— Олейнику вы указание давали как должностное лицо?

— Я дал указание, что полечу в составе экипажа.

— Вы давали это указание как постороннее лицо или как должностное?

— Как должностное лицо на учениях.

— Я не говорю, что не было учений. Вы дали ему указание как должностное или как постороннее лицо?

— Я был руководителем учений.

И так – бесконечно.

— У вас очень высокая должность командира вышестоящих баз. И вы как генерал-майор давали указание своему непосредственному подчиненному, — отметил судья. — Мы спрашивали у Олейника, как он воспринимал ваши слова, и он говорит, что воспринимал их как приказ, потому что знал – это генерал-майор Боташев, его начальник.

Так как часть обвинений и иск в сто миллионов рублей Боташев не признал, государственные обвинители и решили, что смягчающих обстоятельств в деле нет. Значит, и особого снисхождения к генерал-майору судье проявлять не стоит.

— Я не могу согласиться с тем, что смягчающих обстоятельств нет, — заявил адвокат подсудимого. – Одни письма, которые пришли в суд из разных частей. Целые войсковые коллективы просят, чтобы суд проявил снисхождение к Канамату Хусеевичу. Нельзя игнорировать массу положительных данных.

Гособвинители отметили, что они не сомневаются в заслугах подсудимого, однако попросили суд обратить внимание на то, что все письма в поддержку генерала, присланные из разных регионов России, написаны под копирку.

— Мне кажется, когда военнослужащие действительно ходатайствуют, это выглядит как-то по-другому, — предположил прокурор.

— Такого, чтобы я кого-то о чем-то просил, не было. Это не дело генерала обращаться за подобной помощью к подчиненным, — ответил на это Боташев.

Как бы то ни было, наказание, которое попросили для подсудимого государственные обвинители, показалось его адвокату чрезмерно суровым. С точки зрения защитника, если и можно вести речь о лишении свободы, то исключительно условном, потому как генерал признал свою вину в крушении самолета и раскаялся.

К слову, когда во время одного из судебных заседаний судья спросил Канамата Боташева о его отношении к происшедшему, голос уверенного в себе и бодрого на протяжении всего процесса летчика, наверное, впервые по-настоящему дрогнул:

— Я думаю, это пустые слова, потому что столько уже пережили за это время. Я думаю, это наглядный урок, как не надо делать вообще. Не только в авиации, но и по жизни. Сказать, что я переживаю и раскаиваюсь, это, наверное, ничего не сказать… Может, хорошо, что в поле зрения ничего не попало, когда мы вывалились из-под облаков в вертикальном положении. По сути, тогда я даже боролся, прыгать мне или нет. Я вот это сейчас могу вам честно сказать. Не знаю, верите вы мне или нет, но мне больше нечего добавить.

Судебный процесс подошел к концу. После прений судья дал генерал-майору неделю на то, чтобы тот собрался с мыслями и обратился к нему с последним словом.