Карельский бизнесмен рассказал, как ФСБ и следователи выбивали показания на крупного чиновника
После почти месячного перерыва 5 августа в Петрозаводске продолжится суд над бывшим первым замглавы Госкомимущества Карелии Сергеем Максимовым и молодым петрозаводским предпринимателем Степаном Морозовым. В этом процессе, который тянется с октября прошлого года, всё больше нестыковок и несуразностей, показывающих несостоятельность уголовного дела. Об этом же говорят и вопиющие факты шантажа и угроз со стороны силовиков, о которых Степан Морозов рассказал изданию «Руна» через адвоката и на которые неоднократно жаловался в прокуратуру (копии жалоб есть в распоряжении редакции).
Для справки. Сергея Максимова вместе с руководителем Госкомимущества Денисом Косаревым еще в 2017 году обвинили в получении взяток, в частности, за выдачу республиканским Фондом госимущества кредитов бизнесменам, сдачу им в аренду недвижимости и ее продажу. Деньги за это чиновники якобы брали с 2013 по 2015 год. В том числе, как считает обвинение, и от Степана Морозова, который получил в фонде 5-миллионный заем, а через какое-то время арендовал и потом выкупил старое деревянное здание бывшего проектно-сметного бюро на улице Калинина в Петрозаводске.
Никаких прямых подтверждений того, что Морозов или другие бизнесмены передавали какие-либо деньги руководству Госкомимущества (ни самих денег, ни фото и видеосъемок), в уголовном деле нет. Главным доказательством служат признательные показания экс-руководителя ведомства Дениса Косарева, который вначале все отрицал, но после месяца в СИЗО резко признал свою вину и дал показания против себя и Максимова. Вероятнее всего, что бывший член правительства Карелии рассчитывал на условный срок за 6 эпизодов получения взяток на 2,6 млн рублей и одного эпизода присвоения 40 тысяч. Он даже успел получить «условку» в сентябре 2018 года, но после того как об этом написали карельские СМИ и тема вызвала общественный резонанс даже на федеральном уровне, приговор отменили и дали Косареву 5 лет строгого режима.
Поздно опомнился
Негативную реакцию на первый приговор Денису Косареву прошлой осенью вызвало прежде всего то, что за полгода до этого за один, а не шесть эпизодов, был осужден один из предполагаемых взяткодателей – Степан Морозов, которому в декабре 2017 года дали три года реального срока. И это несмотря на то, что прокуратура заключила с ним досудебное соглашение и пообещала наивному и неопытному в общении с органами бизнесмену, что если он по совету следователей и адвоката все признает и подпишет, то отделается условным наказанием.
Задержанный в июле 2017 бойцами ФСБ в масках года после приезда на поезде в Петрозаводск и оказавшийся почти в полной изоляции в СИЗО 31-летний предприниматель продержался там месяц, отрицая в показаниях и объяснениях дачу взяток. Но когда петрозаводский следователь стал угрожать ему и его родственникам, что найдет, за что их упрятать, Степан пошел на самооговор и признал то, чего в действительности, как он уверяет, не было – лишь бы выйти не свободу и обезопасить от угроз своих близких.
Он согласился подписать досудебное соглашение – правда, не по двум эпизодам, в которых его обвинили, а всего по одному (по якобы переданной взятке за 5-миллионный кредит). Второй эпизод – по предполагаемой взятке за здание на улице Калинина – следователи, видимо, «придержали» как средство давления, чтобы Морозов не изменил свои показания. Ведь на тот момент не был осужден не только Сергей Максимов, но еще не было даже первого приговора в отношении Косарева.
Однако едва Степана Морозова выпустили из СИЗО осенью 2017-го, как он стал говорить во время дальнейших следственных действий, что не давал взяток и не совершал ничего противоправного. Он даже сходил к нотариусу и оформил заявление о том, что на него было оказано незаконное давление с целью оговора Сергея Максимова. Во время суда над Морозовым в декабре 2017 года он также не признал вину, чем фактически дезавуировал досудебное соглашение. После этого суд согласно УПК должен был прекратить особый порядок судопроизводства (без вызова свидетелей и подробного разбирательства) и начать свое следствие. Однако Судья Петрозаводского горсуда Марина Носова закрыла глаза на непризнание вины Морозовым, посчитав вопреки УПК «досудебку» действующей. Но вместо обещанной «условки» Степану дали 3 года и отправили в сегежскую колонию. Не исключено, что за его строптивость – споры со следователем и отказ от признания вины после освобождения из под стражи.
Кстати, Морозов и после приговора не прекратил говорить, что не виновен. Он начал писать жалобы и заявления в различные органы. В деталях и со всеми подробностями бизнесмен пытался донести, как все было на самом деле, как на него давили петрозаводский следователь Александр Меньшиков и адвокат, какие указания давали перед следственными экспериментами и очными ставками, принуждая к нужным показаниям. Но в судебно-правоохранительной системе Карелии это уже никого не интересовало. Ведь человек сам подписал все признания: для государственной машины он стал фактически отработанным материалом.
Угрозы для строптивого
В 2018 году Степана Морозова вернули из Сегежи в следственный изолятор Петрозаводска, чтобы судить еще раз – уже вместе с Сергеем Максимовым – по второму эпизоду предполагаемой взятки за аренду и приватизацию здания на улице Калинина. Однако на этот раз научившийся кое-чему молодой бизнесмен наотрез отказался признавать свою и вину и оговаривать бывшего первого замглавы Госкомимущества Карелии. У карельской ФСБ, а точнее у сотрудников, которые обеспечивают «правильное» прохождение дела Максимова через суд и соответствующее поведение фигурантов, такой демарш бизнесмена вызвал нескрываемое раздражение. За ним последовали угрозы. Вот как об этом сам Степан Морозов рассказал через адвоката в ответ на вопросы «Руны».
— После приговора в январе 2018 года ко мне в СИЗО пришел сотрудник ФСБ Павел Рыбников. Разговор был короткий. Он спросил меня, какие я собираюсь давать показания в следующих судах. Ведь мой приговор ложится в основу обвинения Сергея Максимова. Я ответил ему, что буду говорить только правду и больше никого не буду оговаривать – я не давал взяток.
Свою взволнованность Рыбников не мог скрыть: он сердился. Он сказал мне, что если я не буду говорить о своей причастности к преступлениям, то он сделает так, чтобы меня не отпустили по УДО (условно-досрочное освобождение – прим. ред.) и добавили к сроку еще 3 года. Весь наш последующий разговор состоял из того, что он говорил мне, как он может «упрятать» меня надолго. Взамен я должен был обещать ему, что буду указывать на Максимова как взяткополучателя. Я попросил сотрудников СИЗО, чтобы они прервали встречу. Этот разговор не имел для меня смысла. Я спрашивал начальника СИЗО, можно ли мне получить аудиозапись моего разговора с Рыбниковым (я уверен, что они все слушают и записывают). Конечно, мне отказали.
В скором времени меня перевели в [СИЗО] в Сегежу, затем в колонию. Через 4 месяца, в мае 2018 года, меня вернули в СИЗО Петрозаводска. Я вдруг стал обвиняемым в еще одном уголовном деле. Угрозы Рыбникова начали исполняться. Тогда я написал жалобу в прокуратуру Карелии, где указывал на угрозы и давление не только сотрудника ФСБ Рыбникова, но и на другие случаи со стороны сотрудников Следственного комитета. В ответ я получил отписку, что моя жалоба составлена неверно… Я им заявляю о преступлениях сотрудников правоохранительных органов, а они мне отвечают о том, что я как-то не так пишу об этом – формальный повод отказать в разбирательстве.
Такая безнаказанность сотрудников правоохранительных органов не может не волновать. Конечно, я боюсь за своих близких и себя. Глупо было отрицать это. Следователь Меньшиков Александр Сергеевич из следственного отдела Следкома по Петрозаводску угрожал мне посадить «за что-нибудь» мою сестру и отца, если я не возьму на себя дачу взятки. «Повод всегда найду», — говорил Меньшиков. (Отца Степана действительно посадили по статье, по которой, как правило, почти не сажают: за уклонение от уплаты налогов – прим. ред.)
В марте 2019 года, когда наступило время подачи документов на УДО, был составлен рапорт о нарушении правил внутреннего распорядка в СИЗО. Я якобы уронил окурок – фильтр от сигареты – в туалете и не убрал его. Но надо иметь в виду, что я не курю и никогда не курил. Я был назначен дежурным вне графика и затем был признан нарушителем из-за этого окурка. Все это сделало мое «личное дело» непривлекательным для досрочного освобождения. Но это фальсификация доказательств, потому что я ничего не нарушал! Угрозы сотрудника ФСБ воплощаются в жизнь. И я рассказал вам только об одном факте угроз, хотя их множество, — уверяет в письме предприниматель.
Спрятали даже от Путина
Остается добавить последний штрих к картине беззакония в карельской правоохранительной системе. После того как прокуратура проигнорировала заявление и жалобы Степана Морозова и показала, что ничего не видит, не слышит и всячески отмахивается от любых жалоб на силовые ведомства, бизнесмен решил 20 июня рассказать обо всем по горячей линии президенту России. И суд даже позволил ему это сделать.
Нельзя сказать, что Степан сильно надеялся, что его покажут в прямом эфире и Владимир Путин тут же отреагирует, но человек в тюрьме, словно утопающий, хватается за любую соломинку. Однако сотрудники органов сделали все, чтобы сорвать даже эту попытку Морозова добиться правды. Разрешение суда просто потерялось где-то по пути и дошло до СИЗО лишь тогда, когда прямая линия с президентом уже закончилась.
Несмотря на это, Степан решил все равно добиться своего и рассказать в письме Владимиру Путину о злоупотреблениях, угрозах и фальсификациях со стороны следствия. Подобного рода отправления в адрес органов власти (в данном случае администрации президента) не подлежат цензуре и должны беспрепятственно пропускаться пенитенциарной системой. Но вопреки закону через какое-то время Степану Морозову вернули его конверт со следами вскрытия и даже не попытались никак объяснить столь вопиющий факт беззакония.
Надо ли после этого что-то еще говорить про карельских правоохранителей, работников ФСИН и эфэсбэшников, стоящих на вершине силовой системы? Наверное, нет. Но как бороться с тем, что они творят, и есть ли эффективные средства защиты от действий, вряд ли кто-то скажет.
Наверное, у всех, кто попал в жернова органов, осталось единственное средство заставить силовиков действовать по закону – предавать огласке все их шаги и действия и ни в коем случае не идти на сомнительное сотрудничество, как это сделал под угрозами и по своей неопытности Степан Морозов.
