Бывшие воспитанники и педагоги школы-интерната в Ладве возмущены повестью карельской писательницы Яны Жемойтелите. Мы поговорили с автором и прототипом героя
В редакцию Daily обратились воспитанники школы-интерната в Ладве, которые очень расстроились из-за выхода повести карельской писательницы Яны Жемойтелите «Запретная планета». Они считают, что это произведение очерняет их преподавателей и жизнь в интернате. Мы выслушали стороны и приводим их мнения.
Повесть «Запретная планета» вышла в 2021 году. Она рассказывает историю мальчика Сережи, который воспитывается в интернате для слепых и слабовидящих детей. 1 ноября 2021 года театр «Творческая мастерская» показал этюды по этой повести.
Мнения воспитанников
— Возмущает неуважительное отношение автора к педагогам, которых мы хорошо знали, помним и любим. Автор облил грязь конкретных людей ради идеи своего произведения. Бестактно было заострять внимание на физических недостатках, фактах личной жизни педагогов. Автору хотелось документальности, описания реальных событий. Но тогда нельзя передергивать факты, описывать вымышленные события, порочить достойных людей, вводить в заблуждение читателей, — Орлова Ольга, выпускница 1980 года.
— Мне кажется, что уместно было бы встретиться с прототипами героев до публикации и поговорить с ними, чтобы установить равновесие между правом автора творчески интерпретировать события и правом участников событий критически отнестись к произведению. Для тех, кто посвятил жизнь работе в этом учебном заведении, всё описываемое — как плевок в спину, — Ирина Щелупанова, дефектолог, тифлопедагог.
— Читала и не могла сдержать слез от обиды за своих родных маму и тетю, которые всю жизнь проработали в этой школе. Сталкиваюсь первый раз с такими извращенными фактами из жизни школы! Эту писаку надо привлечь к суду за оскорбление памяти достойных людей, — Наталья Егармина.
— Не забывайте: в произведении описывается конкретная школа-интернат. Получается сплошная подсудная клевета. Жаль, что частицу своего таланта госпожа Жемойтелите растратила на «планету», — ветеран труда Антонина Иванцева.
— Нина Никитична была героем с трудной судьбой (прототип РВ — трудно не узнать нашего педагога). Мы восхищались ее мужеством, жизнелюбием, стойкостью. Как можно с таким сарказмом описывать физические увечья, бытовую и личную жизнь с мужем. Становится жутко от такого описания. Нам, кто учился и работал в стенах школы-интерната для слепых и слабовидящих, больно, горько, обидно за педагогов, работников школы, которых представили как «безликие, серые, фиолетовые пятна», — Смурова Н.В, тифлопедагог.
И таких отзывов около десятка. Бывшие сотрудники и воспитанники интерната просят «защитить честь и достоинство наших педагогов». Под обращением подписалось 38 человек.
Яна Жемойтелите: «Это местечковое прочтение»
«Интернат для слабовидящих открыли в поселке Ладва еще в 1938 году. В начале шестидесятых он активно принимал всех желающих, правда, по своей воле туда никто не попадал. Кто в самом деле хочет учиться в отрыве от семьи и родного двора? А что там особенная система обучения, так это еще поди объясни ребенку. Одно хорошо в интернате: там никто не дразнил из-за плохого зрения, не обзывал слепым, там все видели плохо — в той или иной степени. Кто был вообще одноглазый, кто с бельмом», — отрывок из повести.
— Как появилась идея повести?
— Я работаю в Национальной библиотеке на кафедре для слепых. У нас работают выпускники учебного заведения в Ладве и есть читатель, который там обучался, — Сергей Анатольевич Семенов. Он попросил написать об интернате, потому что иначе память о нем будет забыта. Это была его инициатива. Он стал вспоминать, рассказывать, я историю переработала.
— О чем это произведение? Вас упрекают, что факты не соответствуют действительности.
— Действительно, факты описанные в повести, имеют мало общего с реальностью, потому что это художественное произведение. Мы обсуждали потом повесть, Сергей Анатольевич правки вносил, Главный персонаж этой повести — я. Писатель всегда влезает в эту шкуру, переносит историю на себя. Для меня это была страшная сказка о взрослении. Писатели вообще все люди стукнутые, если нет страдания, то и нет произведения. Прошло 60 лет с момента описываемых событий!
Учителя в повести ведут себя как советские учителя. Для меня в повести нет плохих людей. Среди героев есть некоторое непонимание, нежелание разбираться. Сейчас педагоги демонстрируют такое же советское поведение: жаловаться во все инстанции, написать письмо в газету. Запретить, тираж сжечь, автора расстрелять. Предположу, что повесть стала триггером, которая вызвала на поверхность детскую психотравму. Люди читают не то, что написано, а то, что происходит у них в голове.
— Могли бы вы перенести место действия? Может быть, тогда претензий было меньше?
— Могла перенести, но какая разница? Это история не об интернате, не о Ладве. Она могла и в Калифорнии произойти. В реальности, кстати, было еще мрачнее, можно было бы поднять историю об убийстве из архивов.
— Повесть была опубликована в журнале «Урал». Это было намеренно сделано?
— Я вообще стараюсь не публиковаться в Карелии. Когда тут начинают читать, то обязательно находят связь. А «этот вот этот», а «она имела в виду это». И в итоге делается вывод, что прототипы героев произведения в реальности спали. В данном случае хоть такого нет! Вообще, это не первая ситуация. У меня есть роман «Хороша была Катюша», где был прокурор, замешанный в спекуляциях с лесом. Я полностью выдумала этот сюжет, но некоторые увидели там Артура Парфенчикова. Это местечковое прочтение.
— Расскажите об образе преподавателя Нины Никитичны.
— Нину Никитичну я писала со своей учительницы. Она мощный человек, но пострадавший. В школе у нас преподавали дети войны, по-своему травмированные люди. И эту учительницу (и многих других учителей) мы уважали, любили, ненавидели и боялись одновременно. С течением времени воспоминания меняются: плохое отношение к учителям уходит, хорошее остается. Я всех своих персонажей люблю. Нина Никитична в повести застала мальчика на вранье. И как она должна была поступить? Любой человек бы так поступил. Учителя старой школы — они очень мощные, образованные, но иногда эти коммунистические принципы просто зашкаливали. И мы от этого страдали. Актеры «Творческой мастерской» и журналист Наталья Мешкова увидели в этом образе много любви. Но я еще раз хочу отметить, что это совершенно другой персонаж, не реальная учительница в Ладве. Это персонаж в художественном произведении. Я ее не знала и не могу представить, какой она была в 1961 году.
— Как вы сами оцениваете повесть «Затерянный мир»?
— Как художественное произведение оно состоялось, вызвало интерес. Среди опубликованного в России эта повесть сейчас находится на четвертом месте по количеству прочтений. Это очень высокий показатель. Да и ставить произведение в театре я никого не заставляла. Они (актеры театра «Творческая мастерская») сами прочитали и сделали постановку. Зрителям понравилось, хотя там и очень много боли заложено. А люди не любят переживать боль, особенно если она так резонирует. Как произведение может без конфликта? Там есть столкновение интересов, недоразумений, конфликт человека со своим недугом, социумом, миром. Вопрос жизни и смерти ставится. Я создаю свой собственный мир, отталкиваясь от некоторых фактов — и всё.
Мнение прототипа главного героя повести
Сергей Анатольевич Семенов, который послужил прототипом и ключевым рассказчиком, оказался очень жизнерадостным человеком и интересным собеседником. Он сказал, что с Яной они много спорили по поводу повести, даже ругались. То, что вышло, оказалось уже четвертой редакцией произведения. Он говорит, что повесть ему не совсем понравилась, но он, тем не менее, ни о чем не жалеет.
— Это художественное произведение! Фантазия автора тут на первом месте. В реальности не было многих событий либо они происходили по-другому. Много, конечно, чернухи, мне кажется, надо было смягчить и добавить радостных событий (например, наши праздники и танцы), но это уже авторский взгляд и видение. Вы знаете, Яна любит писателя Леонида Андреева, он тоже мрачно писал. Но самое главное, что за все эти годы о школе никто не вспоминал, а здесь появилась целая повесть. Но это ни в коем случае не плевок в спину и не оскорбление, не отместка. Просто мне хотелось поделиться своей историей. Никто из тех, кто сейчас активно выступает против, не попросил никого написать что-то об этом учебном заведении. Пусть это была бы сказка, но это была бы их сказка, их правда. Вообще, если бы не спектакль, то никто бы об этом произведении не узнал, все-таки вышло оно в уральском журнале. Да, мне кажется, если бы не было указания на место, то было бы лучше. Но, тем не менее, я не жалею, что поделился это историей с писательницей.
В Национальной библиотеке мы побеседовали с еще одним очевидцем событий, который успел прочитать повесть, — воспитанником интерната Олегом Анатольевичем Черепановым.
— Заслуга автора в том, что он поднял эту проблему. До Яны Жемойтелите у нас никто о проблеме таких интернатов не писал. У автора не было задачи именно кого-то очернить, оболгать. Эта повесть — вымысел, там реальных событий нет. Образы с реальностью тоже не совпадают, что подтверждается тем, что люди себя в этой повести не узнали и обиделись. Обвинять автора в злопыхательстве и преднамеренном искажении фактов не стоит.
