Блоги

Что важней всего

— Нет, нет, — с видом человека, знающего сокровенные тайны и смыслы жизни и понимающего, что вершинам этих знаний не приблизился никто из старавшихся, она отвергает один вариант ответа на свой вопрос за другим, затягивается сигаретой, щурится от дыма и улыбается одним уголком губ. «Сильная спина, за которой чувствуешь себя как за стеной?», «творчество?» — звучат еще варианты, но она упрямо отрицательно качает головой. Нет.

На ней джинсы, футболка, длинную челку она убирает за ухо, но прядь снова и снова падает на лицо и скрывает его от собеседника. Как мальчик она очень симпатичная, то, что она девочка, выдают только глаголы в прошедшем времени, в окончаниях которых она иногда путается, в рассказах о себе употребляя то женскую, то мужскую форму. «Я подумал», и тут же – «я хотела бы» Она похожа на актрису артхаусного кино, она вся – такое кино. О космическом одиночестве. Она стоит, подпирая спиной холодную гладкую стену, маленький мягкий теплый кусочек жизни, которому нередко бывало больно, курит и щурится, и, неудовлетворенная услышанным, отвечает сама:

                     — Важнее всего… понимание.

_________________

На танцполе танцует пара, очень здорово, очень пластично, можно подумать, что это братья, но танцоры на самом деле – брат и сестра. Девочки здесь похожи на мальчиков больше, чем сами несколько «текучие» мальчики. В джинсах и короткой футболке рядом с ними танцует молодая девушка, из тех людей, которых, даже если их совсем не знаешь и видишь впервые, хочется описать одним странным для использования в описании человека словом. Ни «хороший», ни «красивый» не передают ощущения от них в полной мере, просится что-то другое, поточнее. «Качественный» Трудно объяснить – но смотришь на человека и отчетливо понимаешь, что он именно качественный. Не халтура, над ним вдумчиво и старательно потрудился тот, кто все придумал.

— Ну, я же это не афиширую, поэтому я бы не сказала, что так уж много трудностей возникает из-за этого, — почти не задумываясь, отвечает на мой вопрос моя соседка за столиком в клубе. – Мама долго не принимала этого. Бывало, конечно, ей звонили знакомые: «Ваша дочь гуляет за руку с другой девушкой по улице, как вы относитесь к такому поведению?» Но со временем мама научилась отвечать: «Вас-то оно как касается?» Один знакомый психотерапевт как-то сказал мне: «Запомни, в какой бы стране, в каких культурных условиях ты бы не находилась, знай, что никто не имеет права заглядывать к тебе под одеяло»

Мне очень хочется верить, что, когда моя собеседница, отвечая на вопрос о чувстве вины, отрицает, что испытывает его – она искренна: я восхищаюсь такими людьми и завидую им немножко.

Но на самом деле мне кажется, что это не так. Не потому, что она обманывает меня – она обманывает себя и успешно. Ведь даже если ты просто выглядишь немного не так – ты уже ощутишь, насколько сильны сопротивление и неодобрение окружающих, и страх и сомнения в своей правоте неизбежны – ты слишком один. А другие отношения, как у собравшихся на вечеринке ребят, — это тебе не колготки. И «не афишировать» личную жизнь, свое полное право на которую имеешь и осознаешь, и быть вынужденным скрываться и страшиться быть обнаруженным, потому что кто-то находит твой образ жизни стыдным и позорным, — это все-таки, совсем разные вещи.

Моя собеседница – моя ровесница, человек с высшим образованием и успешный высокопрофессиональный специалист, для нее ее выбор – это не эксперимент, не блажь, не кураж, как, наверное, все же, для многих двадцатилетних. Они, улыбчивые, легкомысленные, действительно не задумываются над этим и, похоже, искренне считают, что, если они не желают никому зла, то зла не желает никто и им. То ли еще опыта маловато и радиоактивное осуждение не накопилось в организме в критических разрушающих количествах, то ли из-за неспособности в силу возраста к рефлексии, анализу и умению видеть связи между фрагментами действительности. Впрочем, некоторая настороженность сквозит уже и в их чуть угловатых локтях, ключицах и лопатках, — уже готовых к тому, чтобы начать постепенно закостеневать в позе человека, вечно готового к тому, чтобы скукожиться.

Атмосфера на вечеринке другая: это не просто «собрались в клубе» — здесь все свои, здесь все друзья, и может быть, даже как бы чуть-чуть сообщники, связанные общим преступлением. Говорят, здесь тоже не без конфликтов, случается разное. Все очень разные и очень классные. Выделяется каждый.

Я попала сюда случайно, не из журналистского интереса – его давно уже нет. Наверное, просто хотелось ощутить себя среди тех, кто еще более другой, что ли. И ничего – все живы и относительно счастливы.

_________________

На больших майских выходных мы с семьей отправились в самую настоящую экспедицию. Хотелось посмотреть заброшенные разрушающиеся церкви, пока еще есть на что смотреть. Красивый деревянный храм в Маньге привлекал наше внимание всякий раз, когда мы проезжали мимо, путешествуя в соседнюю Финляндию, но из-за предстоящего длительного пути и стремления сэкономить время поездки, взобраться на гору и осмотреть строение поближе никогда не решались. И вот мы оказались там.

Трава стелилась практически по земле, прошлогодняя, сухая, но не ломкая, в пол человеческого роста высотой, густая, желто-серая, жухлая. Ветер дул не порывами – сплошным потоком, непрерывной широкой струей, не переставая, гудел в кронах сосен. Звенела натянутая между ветками куста пленка от кассеты: наверное, на ней были записана какая-нибудь модная в то время музыка, но и сейчас, став импровизированной струной для потоков воздуха, пленка оставалась верной своему предназначению и продолжала служить приспособлением, рождающим звуки.

Внизу по склону холма – линия деревни, вовсю кипит весенняя сельскохозяйственная жизнь, еще ниже — лента дороги, еще дальше – огромное озеро. А там, совсем уж далеко – множество городов, в существование которых перестает вериться здесь, где над обрывом – старинная деревянная церковь, два с половиной века, старая, но крепкая и сухая, обветренная, и чистая до неправдоподобия: даже сухих листьев и травы, которых, казалось бы, уж всяко должно было нанести ветром, нет на открытой веранде. О том, что тут иногда бывают люди, говорит лишь свежий огрызок яблока в траве, рядом с отвалившимися фрагментами отделки.

Северное небо было уже, поздней весной, не низким, не тяжелым, но все еще серым, словно бы из него, как и из лаконичного пейзажа вокруг, непрекращающийся ветер выдул все краски, звуки, и признаки жизни. Опустевшая церковь словно оглохла от тишины: оттопало множество ног, отзвенели колокола, ни икон, ни свечей, ни запаха ладана, ни вздохов, ни шепота, ни слез, ни молитв, ни даже прошлогодних листьев.

Запахом старинной древесины пропитываешься, как запахом дыма костра – потом долго пахнет в машине. Возвращаясь домой, глядя в окно автомобиля – любимое состояние – я думала: а ведь вот так – повыше на гору, поглубже в лес, на остров в озере, в подвалы ночных клубов, лишь бы подальше – люди бежали и бегут друг от друга. От обвинений в том, что ты неправильно любишь – бога, жизнь или другого человека. От катастрофы одиночества среди людей. От понимания, что твое нежелание миру зла отнюдь не взаимно.

_________________

Фазиль Искандер в своем интервью говорил, что вера в бога сродни музыкальному слуху – это способность, которая либо есть, либо ее нет, и никакого отношения к нормам жизни и сводам правил она не имеет. Мне кажется, способность любить – это тоже врожденное свойство. Либо умеешь – и тогда любишь все: природу, книги, кино, людей, бога, ехать и эти розовые тапочки с сердечками. Либо не умеешь, и по-настоящему восторга у тебя не вызывает практически ничто, а твое отношение к разным проявлениям жизни отличается лишь степенью равнодушия. Менее равнодушен — более равнодушен – совсем равнодушен.

Вообще-то, ответ «понимание» на вопрос «что важней всего» — банален, чего уж там, и отполирован частым употреблением до состояния абсолютной гладкости, а потому с твоего сознания соскальзывает, не цепляясь. Если только не попадет в какую-нибудь твою больную ямку и не проникнет все же внутрь. И тогда просто захлебнешься от осознания, что а ведь его в жизни – как людей в заброшенном разрушающемся старом храме. И как листьев на его открытой, продуваемой насквозь веранде.

Срочные новости в нашем Telegram