Блоги

Как страшно жить

Этим летом мой пятилетний сын опять расшиб себе лоб. Прыгал на кровати, упал, ударился о край журнального столика. Хирург наложил очередные пару швов… Когда такое случилось первый раз, я чувствовала себя так, словно меня нет, что я лежу где-то в обмороке, а мое бессознательное тело одной рукой прижимало к лицу ребенка полотенце, второй – ребенка к себе. Тогда рана оказалась не очень большой, кровотечение остановилось быстро,  с пластырем на лбу через полчаса сын снова прыгал по дивану, а я в течение вечера допивала свой пузырек валерьянки.

Этим летом в такой ситуации мы со старшей дочерью действовали уже почти не сговариваясь: взять чистое полотенце на лоб, плед – укутать пострадавшего, ключи от квартиры, куртки себе. Больница была в двух шагах от дома. Сам сын тоже не плакал и не кричал, лишь вздыхал: «Ну что ж я такой дурак…», и терпеливо ждал своей очереди на операционный стол – перед нами «зашивали» малолетнего летнего велогонщика. Когда мы бежали к хирургу, я испытывала острое чувство дежавю.  Кажется, еще совсем недавно точно так же мы с мамой бегали с моим младшим братом на руках – зашивать его или накладывать гипс на сломанные конечности. «Сразу чувствуется моя горячая безрассудная кровь!» — одобрительно прокомментирует случившее с племянником дядя вечером.

Вечером же, когда отохали-отпричитали бабушки, дедушки и соседки, мы ужинали и семилетняя дочь отчитывала брата. Говорила, что он балбес. Что ему уже сто раз говорили. Что на нем уже столько шрамов.

— Я понимаю, что ты болен сейчас, и что не стоит называть тебя балбесом, — отправляя в рот очередной кусочек драника со сметаной, рассуждала она. — Но я хочу достучаться до твоего разума!

Сын сокрушенно вздыхал и качал головой с повязкой во весь лоб, соглашаясь с доводами сестры.

________________

В школе нам, старшеклассникам-отличникам, разрешали проводить уроки в младших классах. Мне очень нравилось играть в учительницу, и, сама еще ученица, я делала детям все, о чем мечтает любой нормальный школьник. Я ставила «пятерки» практически всем присутствовавшим в классе, не задавала «домашку» и отпускала с урока пораньше. С восторженными воплями мальчишки, опрокидывая стулья, всякий раз бросались к выходу. Да, это была дешевенькая популярность, но тогда я упивалась и такой.

Однажды в опустевшем классе осталась сидеть пышка на первой парте. Ее руки были сложены перед ней на столе, немигающим взглядом она с некоторой ненавистью смотрела на меня.

— Я не уйду, пока вы не зададите мне домашнее задание, — процедила она сквозь зубы.

Было в этой недовольной злобной кучке что-то такое узнаваемое… женское-женское…   Гиперответственность.

________________

Однажды мы с минской подружкой отправились в магазин за продуктами. Ее годовалый сын спал в коляске. Когда мы вышли из автобуса, буквально сразу же, едва захлопнулись двери за спиной, упали первые струи ливня, неожиданного, сильного, летнего и теплого. Мы накрыли  коляску пакетом и побежали, по потокам воды, мгновенно заструившейся по тротуарам, промокшие насквозь, с прилипшими к ногам полотнищами длинных сарафанов. Солнце светило сквозь тучи, на поверхности воды искрилась россыпь бликов. Стряхивая воду с волос, мы вбежали в здание гипермаркета и бросились в отдел, где можно было купить полотенце.

Как вдруг мое сознание отреагировало на какую-то информацию, поступающую в мой занятый другими мыслями невнимательный мозг. Это была женщина лет пятидесяти. На ней были голубые старомодные босоножки, капроновые носки, светло-голубые хлопковые капри и рубашка навыпуск. Короткие волосы в крутой «барашек», ресницы-иголочки, густо накрашенные тушью. Ярко-розовая помада «съелась», остался только ободок контура. Я поняла, что она уже какое-то время что-то говорит нам.

— Ай-я-яй, лялечку намочили! – и еще что-то со смыслом «теперь все умрут».

«Лялечка» даже не проснулась. Укутанный в сухое полотенце, ребенок продолжил спать в коляске, мокрые, подшучивающие друг над дружкой, спустя полчаса мы сидели на заднем сиденье отцовского автомобиля, кусали теплые еще, фантастически мягкие и пахнущие на всю машину булочки, за которыми и шли в магазин, запивали их свежим пивом, и вспоминали, это смешное и пустяковое, но в итоге такое запомнившееся нам приключение.

________________

— Намучили деток только, таскаете их и таскаете повсюду! — встречала нас, вернувшихся из Киева, соседка.

В украинской столице  дети побывали в аквапарке, дельфинарии, где плавали с афалинами, а также купались в Днепре и многочисленных городских фонтанах. Всю дорогу предававшиеся восторженным воспоминаниям, они сначала с недоумением смотрели на соседку, но, сообразив, что их жалеют, вдруг резко свесили квелые головки – да, они устали, жалейте их срочно и сильно.

Когда мы пару лет назад впервые ехали в Лапландию, я сидела на переднем сиденье, смотрела в окно и предвкушала, как скоро мы будем в украшенном и залитом рождественскими огнями Рованиеми, и как будут довольны и счастливы дети. Одновременно в голове шумом шторма звучал хор тетушек, соседок и просто случайных прохожих. За окном темно. Минус двадцать. Мы не знаем языка. Между хуторами – километры и километры, а в лесу – кабаны и медведи. Это безумие. С детьми. Ехать. В мороз. За полярный круг.

Голос собственного разума тихонько вспискивал время от времени: это же Европа, каждый хутор освещен ярче, чем некоторые российские деревни, машина хорошая и ни разу не подводившая…

________________

— Ой, и не спрашивай! – поинтересовавшаяся у гостьи делами ее сына в Москве и получившая такой ответ, моя тетушка хватается за сердце. – На работе официально не оформлен. Квартиру снимают.

На лице у тетушки – бесконечная озадаченность.

— И?

— Ну что – и?! Разве это нормально?

Несчастная гостья моей тетушки считает, что ее взрослому сыну правильнее было остаться в Беларуси. Ходить на работу на государственный завод, где, по словам молодого человека, был строго регламентированный восьмичасовой рабочий сон. Где тишину кабинетов нарушал раз в день случайный звонок ошибшегося номером абонента. Зарплата, на которую он без финансового вспомоществования родителей не мог купить себе новые кроссовки.

— А в Москве – ну он же никто! Никаких соцгарантий! – гостья пытается убедить свою собеседницу в бедственном положения своего сына, ужасаться происходящему у моей тетушки получается с трудом, но она очень старается.

— Гиперматеринский инстинкт! – облизывая свое мороженное, резюмировала все услышанное моя маленькая подружка и большая умница. – У нас им страдают даже мужчины.

Это действительно очень-очень страшно: понимать, как много опасностей в этом мире и как уязвим в нем твой ребенок. Но, к сожалению, стопроцентную уверенность в том, что твоими детьми не случится ничего плохого, ты можешь обрести только в одном-единственном случае: если у тебя нет детей. Так, может, некоторый риск того, что мелкая неприятность возможна, – это вовсе не достаточный повод для возникновения культа неподвижности и отсутствия каких-либо событий в жизни? Вообще любых событий?  Пусть даже и приятных?

Елена Литвин

Срочные новости в нашем Telegram