Кижи. Несостоявшийся Апокалипсис

Мой предыдущий текст про Кижи, ожидаемо воспринятый неоднозначно, оставил немало вопросов. Комментаторы требовали от меня раскрыть имена-пароли-явки: людей, которые помогли мне увидеть смысл в презентации Ивана Романова, цифры из программы Михаила Лопаткина и в каком ящике стола у экс-директора Эльвиры Аверьяновой она хранится; должен ли вообще музей «Кижи» заниматься чем-то бóльшим, чем собственно музейная деятельность; насколько консервативна «музейная братия» вообще, и в «Кижах», в частности; наконец, почему Андрей Нелидов оставил должность главы республики в мае 2012 года.

Подробно ответить на все эти вопросы, особенно заданные в анонимном порядке, не представляется возможным в силу отсутствия времени. Если кратко, могу сказать так: мои корреспонденты – люди публичные, и когда придет время, например, конференция или семинары по проблеме пространственного развития Заонежья или концепции музея, они сами выскажут свою точку зрения. А без конференций уже и не обойтись.

Если кто-то реально не видит рационального звена в том документе, который презентовал Романов (и не важно вообще, какое отношение к ней имеет нынешний директор Андрей Нелидов – важен сам факт существования альтернативы; к слову, замдиректора «Кижей» тоже не очень-то ответил на большинство вопросов к своей презентации), это его/ее право.

Ответ на вопрос о консерватизме музейщиков для меня вполне ясен, и он утвердительный. Хорошо это или плохо – не знаю. С одной стороны, в этом есть изрядная доля рациональности. Однако в реальной карельской действительности, которая требует хоть каких-то действий по развитию экономики вообще и отрасли туризма в частности, консерватизм граничит с отказом воспринимать эту действительность.

На вопрос о причинах отставки А. Нелидова вообще нет смысла отвечать: об этом столько было написано и сказано, что повторяться не буду.

Теперь наибольший общественный интерес вызывает уже не пресловутая концепция, а сам музей, его коллектив. И в этом сильно поможет видеозапись встречи коллектива с новым директором, а также с губернатором и федеральным инспектором, выложенная в сеть на официальном YouTube-канале музея.

Когда года два назад в СМИ был скандал вокруг способов реставрации Преображенской церкви, я был удивлен, с каким пылом музейщики гневались на академика Вячеслава Орфинского. Скажу прямо: это были откровенные нападки на известного и уважаемого ученого, можно сказать, гонения. Но тогда это все же воспринималось скорее как СМИ-эпатаж, и все оставалось «за кадром». Теперь все в кадре – и я понял, что музей, мягко сказать, действительно зубаст.

Толпа, требующая от Андрея Нелидова прямо в вестибюле высказаться про «концепцию музея», не дававшая ему говорить: все кричали, хохотали, чему-то аплодировали, ухмылялись, поучали, угрожали... А ведь это была научная элита музея. Я до сего времени представлял себе человека науки как человека скромного и сомневающегося в качестве своих знаний и путем преодоления сомнений делающего открытия, и нацеленного на получение новых знаний, отчего он становится все скромнее и скромнее... Нет, на заседаниях Ученого совета моего родного ПетрГУ тоже всякое случается, конечно, но здесь… Здесь была какая-то иная наука, наука толпы, альтернативная что ли? Это был некий параллельный «коллективный разум», не допускающий сомнений в своей правоте.

Коллега, с которым мы просматривали видеоролик в какой-то момент произнес знаменитое радищевское: «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Мне же пришла на ум другая аналогия – сектантское, извините, поведение. Она возникла тогда, когда кто-то из этого «коллективного разума» выкрикнул Нелидову: «Вы принесли конец света! Вы Антихрист!». Вот тут, возможно, и кроется объяснение феномена музейного коллектива.

Признаки сектантства можно усмотреть и в поведении бывшего директора, публично пугавшего людей, что «через год музея не будет», и кто-то (из рядовых членов?) говорил, что люди оплакивают музей, как умершего родственника (вроде того)... Синдром самосожжения: главный реставратор бросил свою церковь и подал заявление об уходе, другие объявили, что с Нелидовым работать не будут (уйдут в раскол, что ли?)... А вот и воспитанный («подготовленный») преемник главного руководителя... К науке, во всяком случае, это поведение не имеет никакого отношения. Значит, что-то другое. Ясно, что перед нами феномен музейного коллектива, как предмет комплексного исследования по психологии и религиоведения.

Кстати о пресловутой концепции музея. Вопрос первый: куда все же девалась концепция развития музея, подготовленная Лопаткиным (о ней мне рассказывали мои корреспонденты)? Нет, работники музея вообще-то вправе подвергнуть сомнению мои слова о ее существовании: доверяй, но проверяй, а не доверяешь – тем более проверяй. Но не задать этот вопрос будет неправильно.

Вопрос второй: почему именно теперь музейщики требуют концепцию от Андрея Нелидова? Это что же получается: последнее десятилетие музей, возглавляемый Ельви Валентиновной, функционировал без какой- либо программы? Во всяком случае, на сайте музея ее следов не обнаружено. Если так, то ощущения конца света внутри музея оправданы.

Музейный коллектив привлек к себе сильнейшее внимание, от которого уже не освободиться. Уже и сами музейщики пишут мне в комментариях о целесообразности журналистских расследований. Я, разумеется, не журналист, но рассматривая это предложение как поручение (ради объективности освещения темы) и руководствуясь данной мне в комментариях предыдущего поста ссылкой на сайт музея, заглянул в его структуру. Ведь структура – свидетельство приоритетов музейной деятельности, квазиконцепция, что ли? И вот что узнал. Музей состоит из неких «блоков», внутри которых отделы и секторы. Музей историко-архитектурный и этнографический. Судя по названиям блоков-отделов-секторов многие из них занимаются одним и тем же, только в разных аспектах, неспециалисту неуловимых. Но любопытно, что отдел истории и этнографии (музей-то этнографический) состоит из одного (!) начальника, а сектор фольклора – из семи сотрудников. Абсолютный приоритет. Для сравнения: в академическом Институте языка, литературы и истории Карельского научного центра в секторе литературоведения и фольклора из семи сотрудников фольклором занимаются, как я понял, трое (и это, кстати, имена в науке!). В общем, музейная фольклористика на голову превосходит академическую по численности.

Надо сказать, что фольклоризм музейной обстановки на встрече Нелидова с коллективом чувствовался: недаром Аверьянова предложила собравшимся прослушать из ее уст анекдот про зайца, лису и ворону и ведь рассказала его на камеру. Впрочем, без особого успеха.

Какую же концепцию предложит Андрей Нелидов? Пишут, что первым приказом он убрал с сайта призывы коллектива о неповиновении. Хорошо бы первым приказом директора была подготовка к образованию Научного совета музея. Ладно, пусть он будет вторым.