Блоги

Лео

Вот честно, не собирался писать о смерти Лео. Ведь об умерших или хорошо, или никак. А с ним никаких хороших воспоминаний у меня нет. Ну да, ровесники, да, учились на одной параллели в университете. Ну и что? Что ни воспоминание, то неприятность какая-то или анекдот. Я собирался писать о другом, даже начал, но не смог. Мысль о его уходе, о том, что в нашем городе больше не будет этого странного, дикого, дерзкого, больного, наверное, несчастного, но однозначно очень талантливого человека, не давала покоя. Умер Лео Севец.

Он раздражал уже в универе. Какой-то патлатый, грубый, страшный. Мне, по крайней мере, от него хотелось держаться подальше. Как от какого-нибудь ручного медведя или домашнего леопарда. Вроде вот сейчас ходят они такие спокойные, но вообще непонятно, чего там у них на уме. Сожрут и не заметят. Лучше не подходить. Но курсе на четвертом Лео подошел сам. Шел КВН в Национальном театре. Сборная универа против непобедимого тогда иняза пединститута и еще какие-то гости из Мурманска. Я сочинил текст, команда выучила, все трепещем, вдруг подходит невесть откуда взявшийся Севец и просится на сцену. Причем просится как-то замысловато.

— Фукс, — говорит, — давай я выйду. Спою. Ты же еврей. Ты еврей, он Жук. Понимаешь?

А я не понимал. То есть я понимал, что где-то рядом по своим делам ходит музыкант Жук. Но я-то тут при чем?

— Он Жук, — продолжал Лео, — ты еврей. Мы с ним выйдем, он сыграет, я спою. Понимаешь?

Я пытался прикрыться сценарием, объяснял, что им нет роли, что все будет хорошо, что всех вылечат, и боялся, что он все-таки выскочит на сцену и всех съест.

И тут вдруг объявили импровизационный конкурс. Что-то вроде «Фестиваль народов мира». По жребию команды достали свою страну. Нам досталась Корея. За 20 минут надо было что-то придумать. И тут дьявол всунул мне в мозг обрывок мысли. Корея… Карелия… Похоже. Перепутали. И тут выходит Севец и на карельском своим феноменальным голосиной поет. Жюри в восторге, публика неистовствует, все счастливы, мы чемпионы. А голос у него ведь действительно единственный в своем роде. И я сказал Севецу: «Выходи». И тут оказалось, что кто-то, видимо, чтобы обезопасить зверя, спрятал его гитару. И Севец вышел так. Налегке.

Единственно, на ладошке он держал какую-то куколку. Он вышел. Реут и Трещиков — несчастные члены нашей команды, которые объявили его триумфальный выход, вжались в пол. А Лео начал разговаривать с куклой. Что-то про то, что они с ней одной крови. Зал притих. Лео говорил долго. В голосе его чувствовалась скрытая угроза. А потом он засунул микрофон в рот и зарычал.

Если вы никогда не знаете, какой звуковой эффект производит микрофон, засунутый в рот, то лучше вам этого никогда и  не знать. Публика вздрогнула, заплакали дети, матери бросились с ними к выходу, жюри умерло. В общем, мы проиграли с треском, а Реут и Трещиков еще долго таили на меня обиду. Ведь я-то отсиделся за занавеской, а они все это время как жертвы какого-то страшного обряда торчали на сцене.

А через пару дней Лео попал в больницу с черепной травмой. Он обедал то ли в четвертом, то ли шестом общежитии универа и заприметил, как грузин по фамилии Адзамба покупает сдобные булочки. Булочек было много. Видимо, Адзамба покупал их для всех своих друзей. И патлатый, страшного вида Севец зачем-то поинтересовался, не многовато ли булок Адзамбе будет. А тот, как нарочно, был боец и как раз организовал в общаге дружину по ликвидации хулиганов. И били Леню долго и старательно. Сложные были времена. Суровые.

А как его схватили милиционеры за то, что он ходил по городу в маминой шапке. Подошли и спросили, зачем он, собственно, позволяет себе ходить в дамской шапке по улицам нашего славного города. А тот, вместо того чтобы улыбнуться и списать все на шутку, послал милиционеров в задницу. Ибо нигде не написано, что нельзя в маминых шапках ходить. И не пойти ли им лесом. Он, вообще, как-то приковывал к себе взгляды правоохранительных органов. Мы как-то просто мирно стояли с ним у медиа-центра «Выход» и разговаривали о ерунде. Вдруг откуда ни возьмись появились стражники и с подозрением на него посмотрели. Попросили документы и совсем уже собрались вязать. Кое-как отстояли парня всем медиа-центром.

Сложный он был. Пьяный, дерзкий, резкий и гениальный. Кто-то вспомнит десятки других историй, связанных с ним. Для кого-то он был, наверное, добрым, нежным и слабым. Он был разным, как и все мы. И, как ни крути, он был явлением. Ярким, самобытным явлением нашего города. Нашего дома. Нашей жизни. А теперь его нет.

Срочные новости в нашем Telegram