Обидеть, но не соврать, или соврать, но не обидеть?
В прелестном фильме «Небесный суд» герои спорят о лжи. Там у них судят усопших, дабы решить, куда их, собственно, направить: в сектор раздумий или же в сектор покоя. Раздумья — это, как вы догадываетесь, сущий ад. Ну а рай это сущий покой. В аду думают, в раю отдыхают. Впрочем, я отвлекся. Итак, спорили они там о лжи.
Является ли ложь однозначным грехом или нет? Так ли безоговорочно хорошо всегда говорить правду? Так ли уж плохо соврать 100-килограммовой жене, что на бегемота она похожа лишь веселыми глазками? Или все-таки лучше рубануть с плеча? Мол, прости, конечно, но ты реально жирная. Горько, обидно, но зато правда. Зато не соврал. Не соврал, но обидел. И что, действительно, лучше: обидеть, но не соврать или соврать, но не обидеть?
Нам с детства внушают, что всем и всегда нужно говорить правду. Потому что врать не хорошо. Потому что ложь это трусость, а правда — доблесть. Правда чистая, а ложь грязная. Правда всегда победит, а все вруны гады. И вот мы вырастаем и начинаем замечать, что все как-то не совсем так. Мы не ангелы, и правда про нас порой разрушительней, чем взрыв на макаронной фабрике. Да и о других мы, честное слово, не все хотим знать. И иногда нам, честное слово, лучше даже не догадываться о том, что они о нас думают. И, тем не менее, многие упорно продолжают требовать правды и кичиться собственной честностью.
Я почему-то эту страсть к правде чаще замечал у девушек. Особенно у юных. Лет эдак до 50. Мужики они как-то по-аккуратней. Изменят и молчат. И на прямой вопрос: «Чей это волос?» отвечают: «Димы Маликова». Девушки они иные. Они вполне могут прийти и все рассказать. Расскажут и потом удивляются, почему мужчина обиделся. Ведь она сказала правду.
Меня же как-то черт дернул посмотреть кино «Секс в большом городе». Не сериал, а фильм. Там героиня Сары Джесики Паркер, прогуливаясь по Дубаи, встретила какую-то из своих первых любовей. И они, вы подумайте, поцеловались. Ничего больше не было. Чмокнулись и все. Но Сара была в смятении. Ведь у нее же дома остался «мужчина ее мечты». И она думает, надо ли ему рассказать о своем поцелуе с мужчиной другой своей мечты. Бабе минимум подполтос, а она все мечется. Ведь надо же быть честной. Собрала всех товарок на совет. Те прибежали, ахали, сопереживали и большинством голосов решили, конечно, сказать. Ведь правда она чистая, ею нельзя обидеть.
И ведь в некиношной жизни таких тоже полно. Унизят, размажут, проедутся катком по чужой гордости и считают, что они молодцы. Тут как бы срабатывает эдакий эффект замещения. Ведь все знают, что, например, измена это зло. А правда — добро. Поэтому, если компенсировать зло добром то так на так и выйдет. Греши и кайся, гадь и сознавайся.
* Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!
Золотые слова. Хотя, ведь на самом деле не выйдет никакая скидка. Только испортишь всем настроение, поломаешь жизнь и вообще.
В Штатах жена доктора Михельсона однажды решила честно рассказать своему мужу, что разлюбила его. Он как раз закончил оплачивать ее обучение в стоматологическом институте, собирался отмечать сорокалетие, был весел и светел, и тут вдруг супруга вспомнила про правду. Сообщила, что уходит, Михельсон затуманился и пристрелил ее и себя из приобретенного для самообороны пистолета. Двое детей остались сиротами. И кому, собственно, была нужна эта правда?
Надо ли говорить девочке-подростку, что она «пышечка»? Стоит ли сообщать писателю, что он бездарен? Должна ли жена знать о любовницах мужа? И, кстати, нужно ли сообщать народу, что он плохо живет? Ведь в «Матрице» или в «Ванильном небе» людям хорошо. Да, на самом деле все плохо, но люди-то думают, что им хорошо. Так, и зачем делать их несчастными своею правдой?
Вот же, чертовщина. Неспроста все-таки ад в «Небесном суде» назван сектором раздумий. До чего все-таки хорошо без них. В секторе полного и благолепного покоя.
