Блоги

Обними меня, мамочка!

Крохотная спаленка в доме деда была отгорожена от большой комнаты шкафом: лежишь вечером на пружинной кровати на высоких ножках, утопаешь, как в облаке, дед еще телевизор смотрит, тогда, в твоем детстве — черно-белый. В проем между шкафом и потолком хорошо видно, как меняется, мерцает освещение в соседней комнате: то ярче, то темнее, то застынет, то мигает быстро-быстро.

Ночью в деревне жутковато. Тишина полна звуков, темнота полна теней, едва заметных движений. В городе этого нет, город распугивает все привидения своими огнями и невниманием своих ненаблюдательных обитателей. Обиженные, вздыхают, всхлипывают те в деревенских полумраках, среди подсолнухов выше человеческого роста, в деревянных  поскрипывающих сараях, в садах со скелетистыми деревьями в неподвижном неоне луны под небом, провисшем под тяжестью звезд. В ночной деревне так охотно верится во все то, чем сочатся волшебные старые страшные сказки, действие которых неизменно происходит в дремучих лесах под изломанным зубчатым контуром верхушек елей…

Но это там, за стеной. А ты здесь. На кровати, вокруг которой – маленькая спаленка, едва освещенная голубыми всполохами экрана телевизора. Ковер на стене и старенькая, источенная вредителями иконка в расшатанной рамке, на которую сверху накинут вышитый еще прабабушкой белый ручник. А вокруг комнаты – небольшая деревня, притихшие огороды и колодцы, шелестит за окном свесившаяся из соседского сада ветка яблони. А вокруг деревни — пространства невообразимо большой планеты, тяжелой и громоздкой в неосознаваемом космосе, в необитаемость которого в деревне тоже поверить совсем не сложно: более того, земля начинает казаться необитаемой, потому что трудно представить, что где-то может не быть так же тихо, темно и безлюдно, как на деревенской улице ночью.

И только этот едва различимый гул диалогов героев фильма за шкафом — единственное свидетельство обитаемости мира, — «гу, гу, гу-гу-гу, гууууууу…» — тихонько, монотонно, убаюкивающе.

Светит оранжевый фонарь, один на всю деревню, на фоне квадрата освещенного им окна – тень липы у дедова дома. Она тихонько шуршит листьями, качается, скользит по шторам темная тень. Пододеяльник у бабушки  — старенький, застиранный, истонченный до состояния паутинки, мягкий-мягкий. Неспешно остывает натопленная вечером печь. Ты как у бога за пазухой.  И только где-то внутри, глубоко, на уровне солнечного сплетения чуть ноет, чуть тянет – как там она? У нее все хорошо? Мамочка… К легкой тревоге примешивается оттенок чувства вины – тебе хорошо здесь, ты как будто чуть-чуть предатель, впрочем – хорошо ведь у бабушки, она тоже очень-очень родная, с ней можно, чтобы было хорошо!

_____________________

— Доброе утро, мамочка! – «просыпается» дочкина малышка-пони в плюшевом комбинезончике, жужжит работающими в ней механизмами, стучат о пластмассовую щеку пластмассовые веки, движения тельца мягкие и очень натуралистичные.

— Ой-ей! Я упала! Можно поцелуйчик? Обними меня, мамочка!

Маленькая «мамочка» деловито ухаживает за розовым облаком, я пишу, и лишь время от времени бросаю взгляды на «дочко-материнский» тандем.

_____________________

Соседка из дома напротив свои длинные черные волосы в мелкие кудряшки никогда не собирала в хвост. Женщины в поселке предпочитали короткую «завивку», не требующую укладки и ухода — то есть, времени. Никогда не смогу понять того, кто придумал эту прическу. Найдется ли в мире человек, кто бы счел, что эти неуложимые пружинки-антеннки из пережженных волос – это красиво? Но – практично. Удобно.

А еще соседка красила ногти. На руках и на ногах. Алым лаком. И носила браслеты.

В поселке было не принято красить ногти на ногах. На руках, впрочем, тоже. Маникюр мгновенно погибал в осенних урожаях и во время сбора грибов и ягод в летних лесах. Браслеты на руках мешают делать все.

У соседки не было огорода. У нее даже цветника как такового не было. Цветы росли, но она не ухаживала за ними. Осенью они жухлыми, сбившимися от дождя грязными снопами допогибали в ее дворе.

У нее не было детей, и подруг не было тоже: ее в поселке недолюбливали. Посмеивались над тем, что она в течение дня по несколько раз меняла наряды: яркие платья из тонких, летящих тканей. Что ярко красится. Что она не работает – а зачем тогда вообще ей столько одежды и зачем делать макияж, если не на работу?

Ее называли – я слышала – «пустоцветом», как и ее огород.

Почему ее муж на ней женился – терзалась я, десятилетняя, вопросом. Она же плохая. Над ним из-за нее в поселке тоже все смеются. Почему он не ругается с ней и не требует, чтобы она перестала его позорить?

Наверное, потому что он «тихий».

У мамы тоже были красивые платья из тонкой ткани. Удивительные. Они пахли французскими духами и – едва уловимо – мамой. Под них нужно было надевать «комбинации» — атласные, с кружевами, наряжаясь в которые, я играла в принцессу. Почему мама не носит эти платья? Неудобно. Мама такая красивая. У нее такая красивая белоснежная улыбка. Такие длинные ресницы. Она красит их, когда приходят гости.

_____________________

— Давай поиграем! – жужжит-«просит» малышка-пони свою  маленькую «мамочку». – Я так тебя люблю! Ой-е-ей! Хи-хи!

Игрушка не мешает работать, я люблю слышать, как играют мои дети, люблю знать, что у них все хорошо.

_____________________

— Зачем вам девки, это надо? – я жду подружку, мы с ее мамой пьем кофе на кухне. – Тоже мне, спорт придумали – на шесте вертеться! Ну ладно, пусть, не спорю, — это красиво и сложно, но вам уже тридцатник обеим! Чемпионками вам не стать – спортом надо с детства заниматься!             Ой, какое там для здоровья, о чем ты – в синяках вся! Для себя, для мужа? – ну-ну… Лучшее украшение женщины – молодость. А потом… Никакие стриптизы вам не помогут! И вообще, если вы хотели жить на всю катушку, зачем вам были нужны дети? Вам же ваши танцульки, ваша писанина, ваши подружки важнее семьи! На детей вам  плевать.

С кофе обида проглатывалась легче.

Почему – «важнее»? Просто важно.

Подружка устроила это специально – она хотела, чтобы я поговорила с ее мамой. Она говорит, что ее мама очень уважает меня и прислушивается к тому, что я говорю.

— Девки-девки! Вы же ничего не можете! Вы даже огурцы закатать не умеете! Варенье сварить! Окна заклеить! Носки вы мужу как штопать будете? Мамам на выходных привозить будете? – сокрушалась подружкина мама много лет назад, когда мы заканчивали университет.

В ответ на это мы смеялись и заявляли, что не собираемся замуж, но мне почему-то запомнился тот наш разговор, и я едва ощутимо тревожилась: как я – замужем – без огурцов?

У подружки очень хорошая мама. Такая же хорошая, как моя и все мамы, которых я знаю. Они просто очень хотели быть самыми лучшими мамами в мире. А у самой лучшей мамы в мире на первом и единственном месте – ее дети. Уделить время кому-то или чему-то еще, или себе – это значит, недодать его своим детям: а вдруг им недостанет — не быть тогда тебе самой лучшей в мире мамой! Либо лучшая в мире – либо вообще не мама.

_____________________

— Я устала, мамочка! Хочу спать. Спокойной ночи, мамочка! – малышка-пони, щелкнув пластмассовыми веками, закрывает глазки и опускается на пол. – Погладь меня по спинке, мамочка!

Сейчас дочка уложит свою коняшку спать и начнет приставать, требовать внимания, надо спешить, надо успеть закончить, я быстро-быстро набираю текст.

_____________________

Наверное, это довольно страшно – когда так стремительно, так молниеносно меняется все вокруг, становится совершенно другим, вообще не похожим на то, что было раньше. Мне всего тридцать один, а я помню то время, когда не было мобильных телефонов, нетбуков, я помню время, когда не существовало даже пейджеров! Ведь, еще совсем недавно было все это: видеомагнитофоны, засмотренная до состояния неразличимости изображения «Пятница, тринадцатое», «двухкассетники» с Каем Метовым, Владом Сташевским и «Доктором Албаном»…

И вдруг одномоментно все те знания, что наши мамы могли бы со свойственной им самоотверженностью передать своим дочерям, оказались не нужны. Со стелопакетами оказалось ненужным умение заклеивать окна на зиму, носки запросто можно не штопать, а просто выбрасывать, как и капроновые колготки: даже «под штаны надевать» можно позволить себе целые.

А огурцы… Помню, первое время рука не поднималась покупать их в магазине. Никогда и никто не покупал огурцов! Банки всегда доставались только из погребов – строго! От впервые купленных огурцов я с опаской ждала подвоха. С ними что-то должно было быть не так, и я капризничала и все они, неотличимые от домашних, не нравились мне долгое время. А вот пакетики, к слову, я все-таки стираю. Решила объяснять это себе и окружающим своей заботой о природе. Ведь это действительно помогает заботиться о природе, а вид сохнущих на мойке пакетов вдобавок ко всему позволяет ощутить преемственность традиций, которые – главное условие непрерывности поколений и связь с предками. С семьей.

Я прекрасно понимаю, что мама подружки просто боится, что ее, такую другую, не будет любить ее такая не похожая на нее дочь. Я вижу, что непохожесть воспринимается как обесценивание их, родительской, жизни, а любое несогласие и самостоятельное решение — как еще одно свидетельство ненужности их опыта и родительской поддержки.

А что может быть страшнее ненужности своим детям для родителей, и что может быть страшеннее обвинений в обесценивании жизни родителей своей инаковостью – для детей?

_____________________

Я возвращалась домой от подружки, небо было в розовых росчерках облаков, словно в солнечных ожогах после дневного зноя. Воздух еще теплый, но уже свежий и более влажный, чем днем – самое вкусное состояние воздуха из всех возможных. Лаяли собаки, пахло откуда-то жареным на сале луком и свежескошенной травой.

Хорошо и больно — как бывает только дома.

Постельное белье у мамы уже такое же застиранное, как у бабушки в детстве – мама сама бабушка. Истонченное в марлю, почти невесомое, нежишься под ним, впитываешь запах родного дома. Появляются силы жить дальше, любить и хотеть чего-то еще. Возвращаются в свои желобки вывихнутые нервы, успокаиваются воспаленные болевые точки, отдыхают уставшие, натруженные в сражениях с не всегда доброжелательным миром твои смешные кулачки.

Наши мамы делали для нас намного больше, чем мы для своих детей, это так. Я не знаю, какой должна быть идеальная мама. Но мне кажется, что самая лучшая в мире мама – это твоя мама. И я точно знаю, как это жизненно необходимо – иметь в жизни маленькое уютное теплое укрытие, где ты сможешь спрятаться от любой недоброй силы и переждать любую грозу. Быть мамой – это быть таким укрытием.

Не грозой.

Я хотела бы сказать все это тогда подружкиной маме. И не только подружкиной. Я хотела написать своей маме тоже, но… Я не придумала, как писать такое письмо.

Ой-ей! Хи-хи! Обними меня, мамочка! Не ругай меня, мамочка. Пожалей меня, мамочка, и отпусти мне грехи мои тяжкие и не тяжкие. Не такие уж тяжкие. Как может только мама. Я упала, мамочка. Мне больно, мамочка. Я устала, мамочка. Ой-ей! Хи-хи!

Помогите написать такое письмо.

Ах, да, и, конечно, – с прошедшим праздником!

Срочные новости в нашем Telegram