Особенности национального карантина. Что страшит россиян больше, чем вирус

Мне позвонил приятель и сказал, что нервы его на пределе. Он не верит, что его бизнес не рухнет. Заказов нет, деньги к маю закончатся, надеяться приходится только на чудо, но чудес не бывает. Я возразил, что президент же вроде обещал поддержку. Он же каждую неделю являет себя народу и обещает, что не бросит людей в беде. Кредитные каникулы, оплачиваемый отпуск, ссуды, субсидии, помощь малому бизнесу. Но приятель мой на это лишь вздохнул и повесил трубку.

И он же не один такой. Мне сейчас кажется, что среди моих знакомых нет ни одного человека, который бы верил в реальную помощь нашего государства. Ну, то есть они слышат грозные наказы главнокомандующего, но не верят, что их кто-то исполнит. Они говорят, что весь опыт предыдущей жизни не вселяет в них никакого оптимизма. Да, Путин повелел выплачивать пострадавшим бизнесам безвозмездные ссуды. Но вот чуют их сердца, что хрен они эти ссуды получат.

И ведь это не оголтелые навальновцы, не борцы с режимом и не метатели пластиковых стаканов. Это обычные, лояльные к власти обыватели. Многие из них голосовали и за эту партию, и за этого президента, осуждали его противников и одобряли его политику. Но при этом они на ментальном уровне не верят в то, что нынешний режим не бросит их в беде. Да, будут создаваться распоряжения и указы, в них будут вносить изменения, потом поправки, затем подтирки, чиновники будут не спать ночами, Путин будет метать молнии, Мишустин — хмуриться, главы — слушаться, но, когда дойдет до реальной помощи, выяснится, что механизмы не работают да и помогать уже некому.

Ведь только с 1 мая можно подавать заявки. Только с 18 мая, может быть, начнут поступать деньги. Это же еще больше месяца. А денег у бизнеса нет уже. Или они вот-вот кончатся. Да и в момент подачи заявок из-за зверского количества заявителей зависнут все предназначенные для этого сайты. Но никто не будет готов к такой неожиданности. И дай бог, эта толчея рассосется к июлю. И где, кстати, государство возьмет столько денег? Оно же их имело только от продажи нефти. А нефть сейчас не покупают. Цена упала. Добычу сократили. В общем, «шеф, всё пропало». И, кстати, как доказать, что именно ваше предприятие пострадало? Президент же сказал: «пострадавшие». Значит, надо будет доказывать степень страдания. Предъявлять емкости с выплаканными слезами, фотографии исхудания «до» и «после», свидетельства о смерти сотрудников и флюорографии всех членов семей выживших, включая усопших прабабушек за последние три поколения.

Или просто что-нибудь обнулят. У нас же любят обнулять. То деньги, то облигации, то президентские сроки, а пару раз, как все помнят, вообще обнуляли страну. Всё, что было раньше, не считается, вперед к победе коммунизма, ура! А потом, хлоп, и нет никакого коммунизма. Мираж. Бежали в пустоту. Всё, что построили, рассыпалось. Гигантская такая МММ величиной с шестую часть суши. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Любая сумма может сгореть в любую секунду. А слово нынешнего президента и вовсе текуче как ручеек.

— И почему же вы 20 лет за это голосовали? — спрашиваю я.

— Так ведь везде так, — отвечают они.

Может, и так. Но я каждый день разговариваю с друзьями и родственниками на чужбине. Внешне там всё как у нас. Все сидят по домам, общаются в «Зуме», улицы пусты, рестораны закрыты, бизнесы встали. Разница в одном. Они не парятся по поводу будущего. Что в Америке, что в Англии, что в Финляндии, Норвегии или Дании люди воспринимают происходящее как необходимую временную меру и не сомневаются, что никто из них не разорится.

Не буду обобщать, я там не живу и не чувствую общего настроения масс, но среди тех, с кем я общаюсь, нет ни одного, кто бы сомневался в своем постпандемийном будущем. Они уверены, что их кафе снова откроются, парикмахерские не разорятся и магазины заработают. Главное — не заболеть, а уж экономика выправится быстро, считают они. Большинство же моих российских собеседников пребывают в реальной панике. Они боятся не столько болезни, сколько экономических последствий карантина. Они говорят о том, что жизнь никогда не будет прежней, и реально опасаются, что, когда дым рассеется, «живые позавидуют мертвым».

А ведь потом, когда всё закончится, оглядятся, успокоятся и пойдут голосовать за то же самое. Ну, потому что больше же не за что. И вообще, по-другому не бывает.