Плохо лучше, чем хуже
В Финляндии произошла самая масштабная за последний век забастовка. Говорят, третья по размаху за всю историю этой страны. Ущерб экономике — сто миллионов евро. Встали автобусы и поезда, прекратило работать метро, закрылись магазины и рестораны, в одном только Хельсинки на демонстрацию вышло более 30 тысяч человек. Так финны ответили на экономический кризис и на предложение их правительства потуже затянуть кушаки. Финские профсоюзы организовали народ и жахнули по собственной стране таким вот фугасом. И подумалось мне: «А что бы сталось на Руси с теми, кто попробовал бы подбить граждан на подобное безобразие?»
Я, знаете, представил наш профсоюз на Дзержинского, а там такой председатель рескома сидит и агитирует население не работать. Закрыть магазины, остановить поезда, все поотключать и вырубить, а самим вывалить на улицы и протестовать. Ведь у нас же тоже кризис, и нам тоже рекомендуют затянуть пояса. И вот он такой рассылает депеши, обзванивает коллективы, собирает активистов — организовывает, одним словом, народ на борьбу. Как думаете, через сколько минут такой бурной деятельности за ним придут санитары? Я думаю, минут через 15. Ибо в России профсоюз для того, чтобы начать призывать людей на всероссийскую стачку, должен сначала сойти с ума. И не дай ему бог оказаться вменяемым. Тогда суд, кандалы, казенный дом и дальняя дорога. Потому что звать людей на улицы — это по-нашему называется экстремизм.
Финны недовольны тем, что у них хотят отменить сверхурочные. А еще в Финляндии поговаривают о том, чтобы не оплачивать первый день больничного. Дескать, кругом безработица, инфляция, рост цен, а власть увеличивает расходы на беженцев в ущерб местному населению. Этого оказалось достаточно, чтобы собрать людей на самую масштабную акцию протеста за последние 100 лет. Но неужели ж у нас лучше? Безработица, инфляция, рост цен — все совпадает. И беженцы есть. И Крым требует серьезных вложений. Спрашивается, в чем разница?
Почему в каких-то державах такое возможно, а у нас нет? То бастуют железнодорожники в Испании, то автобусники в Калифорнии, то авиадиспетчеры во Франции или почтальоны в Англии. Если власть в тех странах хочет сесть людям на голову, люди напоминают власти, кто в доме хозяин. Это не революция, не бунт, не преступление, это просто один из языков общения народа с руководством. И никто народу не говорит: «Ты что, Майдан захотел?!» Никто не обзывает его пятой колонной и не предлагает потерпеть, потому как «иначе еще хуже будет». Почему где-то люди отстаивают свои права, а у нас чуть что — статья и национал-предательство?
На это специально обученные люди еще триста лет назад придумали два ответа. Первый: лишь бы не было войны. И второй: мы особенные. И попробуй поспорь. Война всяко хуже. Выбор же невелик: или плохо, или еще хуже. Вы что выбираете? И мы как-то все соглашаемся. Ну да. Плохо лучше, чем хуже. В смысле, хуже хуже, чем плохо. В общем, вы поняли. Ну и второй вариант тоже многих устраивает. Кому ж не хочется чувствовать себя не таким, как все. Мы особенные. Нам на стачку нельзя. У нас от этого сразу Майдан и «Аврора». Вот им всем можно, у них демократии уже 300 лет, а нашей всего 25, и мы ею уже наелись, хватит. Мы лучше потерпим и подождем.
Оно понятно, власти свойственно терять берега и забываться. Но есть земли, в которых народ не позволяет ей наглеть, а есть земли иные. Такие, где, как в старом анекдоте, на сообщение о том, что завтра всех будут вешать, народ уточняет, приносить веревку с собой или начальство выдаст казенную. Смешной такой анекдот. Про особенных.
