Про любовь, яйца и макароны
— Вот ты говоришь, гречка с луком. А я помню, как мы ели гречку без лука, — подруга затягивается крепкой сигаретой и задумчиво выпускает густую струю дыма в рваное облако. – Еще иногда была картошка. Но чаще всего – макароны. Макароны, макароны… Когда от них тошнило, я не ела вообще. Зато была любовь.
Я слушаю и почти не дышу: Таня не любит рассказывать о своем прошлом. Тем более, о чем-то в нем интимном. А тут вдруг — бах! – макароны с любовью.
— Это очень простая история. Я была студенткой, он – непризнанным музыкантом. Познакомились, понравились, стали вместе жить. Он не работал – музицировал. Я училась и подрабатывала. Иногда отец присылал деньги… Короче, жили мы паршиво.
Таня не только подрабатывала и училась. Еще она вела хозяйство – перемешивала макароны-рожки с макаронами-ракушками. Добывала где-то картошку и лук, пересчитывала стипендию и убеждала музыканта в своей любви и его гениальности. Он, кажется, тоже ее любил…
___________________________________________
Мне нехорошо от ее слов. В задымленном облаке я вижу себя в двадцать. Илья работает с перерывами на каком-то заводе и зарплату приносит так же. Мы снимаем квартиру на мою получку, на его – иногда покупаем еду. Ежедневно себя убеждаю, что чувства выше жрачки. И каждое утро, когда он не просыпается на работу, подавляю в себе слезы и приступы нелюбви.
____________________________________________
— Мы часто ходили по гостям. Тут чай нальют, тут покормят. Как-то пришли к двоюродной сестре. Она позвала ужинать. Я не ела, кажется, пару дней. Была такая голодная, что сползала по стенке от одной мысли о еде. Но в голове прозвучал голос: «Сколько можно побираться? Почему у меня нет гордости? Почему я никогда не отказываюсь от предложенного?» — Таня судорожно мнет между пальцами сплющенный фильтр. — И я выдавила: «Нет, спасибо». А потом мы сели за стол. Все ели, я смотрела. Смотрела, смотрела и упала в обморок.
___________________________________________
Иногда я ору. Оставил тарелку на диване, не выключил свет, не помог на кухне. Съел весь хлеб. Ненавижу себя, но ору. И Илья тоже орет. Мы оба постоянно орем. Такая… специфическая любовь.
____________________________________________
— Все стало сходить на нет. Ссоры, мои обиды, его претензии. Мы не могли развеяться, уехать отдохнуть. Даже к моим родителям на юг не могли. А потом подвернулась тема с яйцами.
Рассказывая про яйца, Таня сияет. Какой-то знакомый предложил продать много яиц. Прямо на улице. Если все продать – можно хорошо заработать. Таня с музыкантом почесали репу и согласились.
— Мы разложились прямо у нашей общаги. Перекрыли этими яйцами улицу. Продавали их три дня, с утра до вечера. Устали, как собаки, но напродавали тьму-тьмущую. И заработали столько, что чувствовали себя королями. Теперь можно было съездить на юг. Денег хватало и на билеты, и на съем жилья, и даже на еду с сувенирами. Купили билеты до родителей – погостить пару дней, потом до места отдыха. Переполняли счастье и предвкушение чего-то хорошего. Прекратились ссоры, вернулись чувства.
Мы приехали в Москву. И недалеко от вокзала все наши деньги я проиграла в наперстки.
Молчу. Вопрос: «Как же так?» разрывает мозг, но задавать глупо.
— Как я плакала! КАК Я ПЛАКАЛА!!! Ты себе не можешь представить!
__________________________________________
Я получила зарплату, раздала все наши долги и приготовила ужин. И обед – все сразу. Ильи долго нет. Нет. Нет. Нет. В четвертом часу ночи он вваливается домой с магнитофоном на плечах и четырьмя веселыми друзьями.
- Просыпайся, любимая! Будет вечеринка!
Магнитофон включается в розетку. Обед и ужин исчезают под драм-н-бэйс. Я одеваюсь и ухожу к родителям. Февраль. Ночь. Дубак. Слезы застывают на щеках и больно щиплют. Мы бесповоротно расстались.
_____________________________________________
— Наши отношения скоро закончились. Ты думаешь, правду говорят: не в деньгах семейное счастье? – Таня опять затягивается и долго, внимательно на меня смотрит.
Илья с магнитофоном на плечах схлопывается в памяти и исчезает. Я, кажется, знаю, что она нам обеим ответит.
