Сказочная правда
Привет. Как вы относитесь к советским фильмам о войне? Замечаете ли вы разницу между тем, как войну показывали на «Мосфильме», и тем, как ее изображает Голливуд? Если замечаете, то в чем эта разница заключается? Это я к тому, что мне на днях один читатель скинул ссылку на заметку в Живом Журнале по поводу разного освещения войны в СССР и в Америке. Там, в частности, сказано, что в современной России войну стали показывать так же, как в США. А значит, не исключено, что мы имеем дело с диверсией.
Речь идет о том, что в американском кинематографе зачастую дают понять, что враг тоже человек. В частности, что у него тоже есть жена и дети. То есть есть люди, которых он любит, которые ждут его с войны. Положительные герои, убив фашиста, вдруг обнаруживают у него в нагрудном кармане фотографию его семьи и понимают, что война — это не только их горе. Война — это горе всеобщее. Данная идея внедряется в головы миллионов зрителей или, иными словами, в головы народа. Война — это не романтическое приключение, не героическая сага, а страшное, реальное и безусловное зло. В последнее время подобное стали позволять себе и российские кинематографисты. А это, по мнению автора заметки, непозволительно.
«Тут некоторые могут сказать, что никакая это не мода на всё западное, не заимствование, а осознанная диверсия. Весьма вероятно, что так и есть. Очень хотелось бы иметь доказательства, чтобы этих диверсантов привлечь к ответственности», — пишет автор и объясняет свою позицию тем, что мы и американцы разные. На их земле войны не было, а на нашей была. Они не пережили страданий войны в том объеме, в каком пережили его мы. И, стало быть, они могут себе позволить жалеть врага, а мы этого себе позволить не можем. Российскому народу нельзя показывать, что враг тоже человек. Враг это враг. Такой подход соответствует нашей культурной традиции, и эта традиция обязана сохраняться. Иначе мы вместо воспевания подвига предков «оскорбим их память». Так считает этот замечательный автор. Его текст перепостил какой-то Союз советских офицеров. Он понравился как минимум одному из моих читателей. И мне интересно, многие ли из вас считают так же.
То есть, с одной стороны, никто не должен фальсифицировать правду о войне. А другой, нельзя рассказывать, что у немецких солдат были дети. Наша правда о войне должна походить на мир волшебной сказки, где безусловное добро борется с безусловным злом. Иван-царевич против Змея Горыныча. Такая вот культурная традиция: правда обязана быть сказочной. Иначе мы оскорбим память предков.
Больше же мы ничем эту память не оскорбляем. Ну да, после войны тех, кто выжил в фашистском плену, отправили в советские лагеря. Но это же они сами виноваты — не надо было сдаваться в плен. Погибли бы — и никто б их в лагерь не посадил. Вспоминали бы потом как героев. Так что это, видимо, не аргумент. Что еще? Плохие протезы, тесные квартиры, недостаточно заботы? Брошенные, забытые ветераны в ветхих полублагах с текущими крышами и замерзающим зимой водопроводом. Очереди в поликлиниках. Недостойные пенсии. Зато сколько разговоров. А 9 Мая! Целый день в году мы помним и чтим. Целый один день. Каждый год. Особенно в круглые даты. Разве этого мало?
А помните, как в Карелии жители Заонежья пытались высудить себе пособие, положенное малолетним узникам концлагерей, гетто и других мест принудительного содержания? Сначала эти пособия давали, а потом позиция чиновников по Заонежью изменилась, и они перестали считать эту территорию местом принудительного содержания. В итоге один член семьи успел оформить пособие, а второму уже не давали. Старики шли в суды, и им отказывали. А цена вопроса была три тысячи рублей. Это ведь нисколько не оскорбляет память предков. Это же пустяк. А вот кино, где покажут, что у немецких солдат были семьи, память предков оскорбит.
Еще одно отличие в нашем и не нашем изображении войны автор заметки видит в том, что Запад различает в войне лишь ужас и мрак, а мы озаряем этот мрак некой святой идеей. Герои западных фильмов, по мнению автора, мучаются и ждут, когда же, наконец, этот кошмар закончится. А наши герои, хоть и страдают, но полны, как пишет автор, «целеустремленности к жизни. Пусть не своей, но потомков, народа». То есть наше кино придавало войне смысл и освещало войну неким священным светом. И это, уверен автор, правильно. Потому что, если показывать войну как бессмысленное страдание, то «нет никакой гарантии, что в сложной ситуации молодые люди поведут себя образом, достойным великих предков».
То есть, если я правильно понимаю, при отношении к войне как к ужасу и кошмару люди могут начать хотеть уклониться от войны. Начнут думать о сохранении своей жизни, отступать, прятаться и избегать боя. Зная, что враг тоже человек, они могут пощадить его, попытаться договориться, не выполнят приказ. А если относиться к войне как к борьбе добра, которое олицетворяет Россия, со злом, которое воплощают в себе все, кроме Казахстана, то тогда и погибнуть не жалко. И в Грузии, и в Сирии, и в Донбассе. И если Родина в лице главнокомандующего прикажет, то и в Корее, во Вьетнаме, в Анголе, в Турции — везде, где злой Змей Горыныч поднимает свои проклятые головы против добра. Ведь тогда смерть Иван-царевич примет не бессмысленно, а ради «целеустремленности к жизни потомков, народа».
Надо сказать, что в университете мы тоже касались этой темы. Рассказывая про «Слово о полку Игореве», чудесный Евгений Михайлович Неелов рассуждал, чем русская традиция рассказа о войне отличается от западной. Там, как правило, победа однозначно радостна и триумфальна. Как в спортивном соревновании. Все улыбаются, радуются и смеются. У нас же, говорил он, радость победы всегда оттенена слезами. «Праздник со слезами на глазах» — самое емкое определение нашего отношения к победе. Потому что война — это в первую очередь боль и потери. Война — это трагедия. И этот взгляд на разницу в изображении войны в нашем и не нашем кино мне как-то ближе.
А что до РВС, чью заметку я так старательно цитировал здесь, то они, безусловно, имеют право на свою точку зрения. Лишь бы диверсантами не обзывались и не призывали покарать тех, кто думает не так, как они.
