Среди развалин

Галина Павловна живет в Олонце в очень старом доме, в котором нельзя жить. В нем нет нормальной печки, пола, потолка и вообще условий для существования. А у самой Галины Павловны нет ноги – ампутировали врачи, не сумев излечить тромбофлебит. К бабушке частенько приезжают – то местная пресса, то сочувствующие, а иногда даже представители администрации. Она не плачет и никому не верит.

Галине Павловне Жуковой шестьдесят восемь. Ее дом – в два раза старше. Он трещал по швам уже тридцать лет назад, когда она с мужем сюда вселилась. Тогда они думали, что жизнь на улице Пушкина, 5 – это ненадолго.

— Мы до этого с мужем жили в коммуналке. Там у нас как цыганский табор был – люди, одни кругом люди… — спокойно рассказывает Галина Павловна, глядя мимо меня в мутное окно. Она сидит у стола в инвалидной коляске, за ее плечом виднеется высокий порог – выход на улицу. И, пока бабушка рассказывает, я пытаюсь понять, как она через него перебирается. – И вот нам предложили на выбор два дома. Этот и другой, получше. Но знакомая, которая работала в мэрии, порекомендовала брать этот. Убедила, что тут будут прокладывать дорогу, дом снесут, а нам дадут квартиру… Мы въехали, муж кое-как тут все подлатал. Ждали переселения. И не дождались…

Дорогу у дома действительно, сделали. Она «легла» мимо, не вызвав необходимости его сносить. Муж Галины Павловны умер, дочь тяжело заболела, и она осталась одна среди развалин.

Галина Павловна со мной разговаривает потому, что ее убедила Нина Щербакова, петрозаводчанка, недавно переехавшая в Олонец ухаживать за своей мамой. Прослышав про старый дом и участь живущих в нем трех семей, она решила написать статью в местную газету. Пришла проведать жильцов и наткнулась на замерзающую Галину Павловну.

— Когда я увидела условия, в которых живет человек, мне стало плохо, — говорит Щербакова. — А Галина Павловна меня поразила стойкостью: она не жаловалась, не плакала, не ругалась. Только плечами подергивала. Я написала о ней заметку, но забыть увиденное не смогла.

_____________________________________________________

Нина Щербакова начала штурмовать администрацию. Ведь можно же расселить людей из аварийного жилья в нормальное! Оказалось – нельзя. Денег нет, домов нет. А когда деньги были (выделенные специально под строительство нового дома), их каким-то странным образом местные власти потеряли. И надежду – с ними вместе.

— Когда я начала писать статью, подумала: «Напишу, а дальше что? Разве это поможет?» — разводит руками женщина. – И я пришла помыть Галину Павловну. В магазин для нее сходила... Не знала, как еще ей помочь.

Потом Щербакова придумала сходить за помощью в местную частную строительную контору. Рассказала про пенсионерку и получила материалы на ремонт потолка. Еще кто-то оплатил работу печника – тот залатал дыры в лежанке. «Может, проработает зиму» — сказал рабочий. А вот администрация так ничем и не помогла. Только глава как-то пришел, поглядел, пообещал и ушел.

— Как могут чиновники смотреть друг другу в глаза, когда рядом с ними человек живет в таких условиях? – не понимает Нина Щербакова.

Условия – это дырявая печь, из которой, если ее топить, валит дым, как из дымохода. Еще не менее дырявый потолок – с него на стол льется все, что льется с неба. Ну и вздувшийся пол, черные от дыма стены и гнилые подоконники.

Я понимаю: о чем Галину Павловну ни спроси – это будут глупые и неприятные вопросы. И все-таки осторожно интересуюсь, как она пережила зиму.

У пенсионерки начинает дрожать нижняя губа, и сидящая позади нее Щербакова делает предупреждающий жест.

— Это не передать… Топила лежанку. Задыхалась в дыму и топила. Потому что если не топить, замерзаешь. А из дыр тепло быстро уходит… В доме была минусовая температура. Окна завешивала одеялами. Мыться было никак. Приезжала троюродная сестра и мыла… Я сидела на табуретке посреди комнаты, и она обливала меня водой. Все по покатому полу стекало в угол… Люди ко мне приходили и сидели на шубе – я ее на стул стелила. И сама в шубе все время сидела.

Заглядываю во вторую комнату злосчастного дома. Там совсем развалившаяся печь, хлам и молодой парень.

— Когда умер муж, я вызвала из Петрозаводска внука, чтобы за мной ухаживал, — поясняет Галина Павловна. — Совсем одна я не могу – умру. Уже два раза падала с коляски и Скорую вызывала, чтоб подняли.

Как-то сидела, и кот сел на табуретку с дыркой. Под дыркой, вы понимаете… ведро. Я испугалась, что кот туда свалится, и встала, чтобы его отогнать. Забыла, что без ноги.

Упала… Сейчас-то уже привыкла к тому, что не ходячая, но телефон на всякий случай всегда в кармане.

Рассказывая эти ужасы, пенсионерка хохочет.

— Ой, сколько слез пролито! И смех, и грех!

— Сильная она, терпеливая. И даже чувство юмора сохранила, – комментирует Нина Щербакова. – А когда я про нее статью написала, она целый день плакала…

— Я думаю о тех, кому еще хуже, и продолжаю жить, — как бы оправдывает свою выносливость Галина Павловна.

Нина Щербакова думает, что мы поможем. Поднимем проблему на столичный уровень, может быть, прочитает губернатор. Или какой-нибудь политик накануне выборов захочет почистить карму. Я не разубеждаю: с чем черт не шутит? Но надеюсь исключительно на людей. Самых обычных.

Напоследок просим Галину Павловну подкинуть в залатанную печку дров – для внушительной картинки. Она кряхтит, улыбается и заправляет свою лежанку. Благодарит тех, кто помог залатать дыры, поклеил обои поверх черных от гари стен. И вспоминает мужа.

— Он умер от рака. Знаете, так внезапно… Умирая, плакал. За меня плакал. Переживал, как я тут буду одна жить? А я скоро следом уйду…

Прямо над моей головой, в углу, возле заделанной дыры в потолке, стоит икона. Ее образ заслоняет кусок свисающих обоев. Мы топчемся по выгнутому полу, пытаясь подобрать слова. Я уверяю Галину Павловну, что точно что-то произойдет. Ей помогут. И можно будет еще пожить в нормальных условиях. Фотограф советует не раскисать. Ведь все рано или поздно будет хорошо.

Мы сами не верим в то, о чем говорим.