«Я была безупречной с точки зрения нравственности женщиной!» Исповедь ВИЧ-инфицированной больной

...Как всякий современный человек, я слышала о ВИЧ-инфекции, но при этом даже не знала, в чем разница между ней и СПИД. Думала, это просто разные названия одного и того же заболевания. Я считала, что такому диагнозу подвержены аморальные люди, асоциальные слои населения, к которым я не имею никакого отношения: наркоманы, проститутки или те, кто спит с кем попало. В общем, уж от этой беды я считала себя застрахованной.

Я была безупречной с точки зрения нравственности женщиной: выйдя замуж более двадцати лет назад, совсем юной, ни разу не имела интимных контактов на стороне. С мужем мы жили хорошо, дружно, воспитали троих детей. В семье царила гармония, и ничто не предвещало беды. А потом мне предстояло лечь на несложную операцию. Перед любым хирургическим вмешательством человек сдает определенный набор анализов, куда входит и анализ на ВИЧ-инфекцию. И у меня он оказался положительным.

Моя первая реакция может показаться странной: я засмеялась. Просто потому, что не поверила. Это была такая нелепость! А потом возмутилась, так как нисколько не сомневалась, что кто-то перепутал анализы, и тем самым выставил меня человеком с сомнительным поведением. Тем не менее мужу и детям сказать я боялась, подругам — тоже. Мало ли что они подумают! А еще вспомнила, как недавно вырывала зуб — вдруг меня заразили в клинике?! Мне было уже не до смеха, тревога все нарастала, и мое состояние отягощалось тем, что я была вынуждена держать все свои сомнения при себе. В конце концов я обратилась в Республиканский центр по профилактике и борьбе со СПИД и инфекционными заболеваниями, где мне сделали еще один анализ.

Вопреки предыдущей реакции, те минуты, когда я ожидала ответа, оказались самыми напряженными и страшными в моей жизни. Я не помню лица медсестры и что она мне говорила, меня пробирала внутренняя дрожь, в голове был какой-то туман. Разумеется, я подспудно ждала, что все рассеется, мне скажут, что я не больна, и я пойду домой окрыленная, словно родившаяся заново.

Но этого не случилось — диагноз подтвердился. Я почувствовала себя оглушенной, раздавленной, уничтоженной. В кабинете врача я даже не могла встать со стула, не сумела вымолвить ни единого слова. Потом начала плакать, и при этом меня словно выворачивало наизнанку. Конец жизни, позорный диагноз, невозможность оправдаться перед близкими!

Я знала, что ни в чем не виновата, и, как ни странно, это было ужаснее всего. После беседы с психологом я немного успокоилась. Уцепилась за информацию о том, что если сразу начать лечение, то особой угрозы здоровью, а тем более жизни не будет, что в наше время ВИЧ не приговор, что никакую информацию обо мне и моей болезни никуда не передадут, что я всегда могу обратиться в центр и меня не оставят наедине с моей проблемой. Но при этом мне предстояло рассказать о своем диагнозе мужу, потому что он тоже мог быть инфицирован.

Домой я пришла на ватных ногах и до возвращения мужа с работы ходила из угла в угол. Мы, как я считала до сего момента, привыкли доверять друг другу, делиться сокровенным, но эта ситуация выходила за все имеющиеся в моем представлении рамки. Когда муж пришел, я, собравшись с силами, все ему рассказала. Его первая реакция была такой же, как у меня: он рассмеялся. «Да откуда в нашей семье взяться ВИЧ-инфекции?! Это очередная ошибка врачей!» — вот что я от него услышала. Однако я уже пережила этот этап. «Нет, это правда, — обреченно произнесла я. — И теперь все будут считать меня проституткой». «Да какая ты проститутка! — сказал муж и обнял меня. — Даже если, не дай бог, у тебя в самом деле ВИЧ, ты заразилась в каком-то медицинском кабинете, и мы засудим этих врачей».

В дальнейшем меня поджидал второй удар: муж, сдавший кровь на ВИЧ, оказался инфицированным. Разумеется, он тоже испытал шок. И я решила, что он заразился от меня. Презервативами мы не пользовались — я принимала противозачаточные таблетки. А потом в Центре СПИД мне объяснили, что риск заражения в медицинском кабинете минимален: этот вирус живет очень недолгое время и только в крови. И, скажем, чтобы передать ВИЧ-инфекцию через слюну, этой жидкости понадобится четыре литра! Что касается наркомании: даже если бы мы с мужем и были подвержены подобной зависимости, героиновая наркомания отошла в прошлое, и теперь они употребляют курительные смеси. ВИЧ — случайность, которая может коснуться каждого, от которой не застрахован никто. Никаких «групп риска» не существует. Есть «рискованное поведение», которое практикуют люди.

Я вспомнила все те нелепые байки о заражении ВИЧ, которые доводилось слышать еще в восьмидесятые-девяностые: что на улице к человеку может подойти некто и уколоть зараженной иглой или что злоумышленники якобы втыкают такие иглы в сиденья в кинотеатрах. И я все больше верила врачам. У меня не было случаев рискованного поведения, значит, они были у моего единственного за всю жизнь полового партнера. И это был третий удар.

Меня обуяла злость, захлестнула обида. Иногда муж ездил в командировки, несколько раз отдыхал в санаториях: у него была возможность мне изменять. Я открыто заявила ему об этом, и он признался. Такое, по его словам, произошло всего один раз, и это был незащищенный контакт. «Захотелось новых ощущений», — сказал он, а потом со слезами просил у меня прощения.

Я пережила несколько адских дней. Один-единственный поступок любимого человека перечеркнул всю нашу жизнь. Взяв отпуск за свой счет, я лежала, отвернувшись к стене, не двигалась, ни с кем не разговаривала, не ела. У меня было чувство, будто я под землей и мне уже никогда не выбраться на поверхность. Крушение жизни — вот самые точные слова, а еще — безвинно виноватая. Правы те, кто говорит: беда никогда не приходит одна, и судьба всегда наносит один удар за другим.

Муж умолял меня не уходить, но я была непреклонна. Дети выращены, самостоятельны, а он меня предал. Однако потом подумала: у него такая же беда, а кому еще я готова об этом рассказать? Знакомым, чтобы они от меня шарахались и, не дай бог, боялись угощать из имеющихся в их доме тарелок? Коллегам, чтобы начальство меня уволило? И я сказала мужу, что мы постараемся справиться с этой проблемой сообща. Мы были духовно близки многие годы, и для меня не было человека надежнее, чем он. Я до сих пор не могу понять и принять его поступка и до конца его простить, но случилось так, что этот крест должны нести мы оба и лучше вместе: возможно, тогда будет легче.

Муж заявил: лечиться не стоит, веры медикам нет, все это химия, которая только губит организм, тем более мы оба чувствуем себя хорошо, у нас ничто не болит. Но к тому времени я много чего прочитала про ВИЧ. Что некоторые люди повторно приходят в центр только тогда, когда у них уже развился СПИД — последняя стадия ВИЧ-инфекции, и даже безобидные для здорового человека заболевания могут привести к смерти. А еще узнала, что существуют так называемые ВИЧ-диссиденты, те, кто пытается внушить людям мысль, что подобной инфекции не существует, что ее придумали врачи, чтобы травить пациентов таблетками. И настояла на лечении.

Со временем я осознала, что зараженные ВИЧ-инфекцией больше боятся даже не самого заболевания, а того, как на него отреагируют окружающие. К сожалению, подобная дискриминация существует в нашем обществе. Иногда, идя по улице, я задаю себе вопрос: что бы подумали встречные люди, узнав, что я ВИЧ-инфицированная?! Кто из них сможет мне посочувствовать, поверить в то, что я заразилась не потому, что была легкомысленной, даже просто взять меня за руку? Иногда, сидя рядом с подругой, я беспричинно начинаю плакать, и она волнуется. Я всегда отмахиваюсь, отговариваюсь, но в глубине души живет боль, потому что я вынуждена хранить свою тайну. Конечно, ВИЧ-инфекция — не самое страшное в жизни; наверное, узнать, что ты болен раком, — куда хуже; вот только за это не осуждают, такой диагноз не скрывают, за него не платят личными отношениями.

О моем диагнозе никто не знает: ни дети, ни другие родственники, ни знакомые, ни коллеги. Мы с мужем принимаем назначенную терапию и раз в полгода сдаем кровь на ВИЧ-инфекцию: пока этим все ограничивается. Физически чувствуем себя нормально, но угроза все равно есть, хотя бы потому, что иммунитет жителей Карелии и без того ниже, чем в других регионах.

Вместе с тем, оказавшись ВИЧ-инфицированной — пусть это и прозвучит, как парадокс, я начала по-иному видеть мир, ценить те моменты жизни, судьбы, о коих прежде не задумывалась: каждый осенний лист под ногами — как нечто уникальное, любая капля воды — концентрация жизни. Прежде я жила только для семьи, а теперь много времени уделяю себе, начала рисовать, задумалась о собственном духовном, душевном мире. Нам говорят, что мы не обречены, и мы в это верим. Не потому, что это в самом деле так, а потому, что человек просто не может иначе.

Записала Лариса Борисова