Дирижер Алексей Ньяга никогда не комплексовал из-за своей экзотической внешности и африканских корней

Не так давно в Музыкальном театре РК прошла, причём абсолютно блестяще, премьера оперы «Пиковая дама» П.И. Чайковского, в основе либретто которой лежит одноимённая повесть Пушкина. Чувственной, проникновенной, лиричной и напряжённой эту музыкальную трагедию делает гениальная партитура Чайковского, а сам оркестр играет исключительную роль в этой опере. Дирижёр Симфонического оркестра Алексей Ньяга, удивительно светлый человек, хотя с довольно тёмным цветом кожи, рассказал Ксении Астаповой, как он смог добиться такого искусства в дирижировании в свои тридцать пять лет, что значит для него, выходца из Гвинеи-Бисау, всю жить прожившего в Петербурге, работать в Петрозаводске и как вообще великая классическая музыка стала его жизненной стезёй.

В Петрозаводск Алексей Ньяга попал абсолютно случайно. Англичанин Мариус Стравинский, предыдущий дирижёр Симфонического оркестра Карельской государственной филармонии, не смог по каким-то причинам провести концерт, посвящённый Союзу композиторов Карелии. Стали искать замену и вышли на Алексея. Тогда практики в Санкт-Петербурге у него было не очень много, и предложение показалось ему интересным.

К тому же, будучи студентом, он уже успел побывать Карелии и у него сложились самые лучшие впечатления о нашем крае. Позже Алексею предложили дирижировать ещё одним концертом — и так, концерт за концертом, он официально стал вторым дирижёром Симфонического оркестра филармонии и первым дирижёром Музыкального театра. Причём именно два этих одновременных и разножанровых предложения сыграли решающую роль для Алексея отдать всего себя Петрозаводску.

«Океан Ельзи» и Любовь Успенская

Как большинство дирижёров и страстных любителей классической музыки, Алексей не разделяет композиторов на любимых и нелюбимых, а старается включиться и проникнуть в разную музыку, так как вся она по-своему интересная, богатая и привлекательная. А вот современную музыку Алексей не слушает.

— Хотя всё зависит от того, что понимать под словом «современная». Для меня, например, музыка Стравинского, Шостаковича и Прокофьева абсолютно современна.

Тем не менее в юности Алексей увлекался Майклом Джексоном и до сих пор считает его суперпрофессионалом в поп-музыке. Самым главным критерием, что в классической, что в любой другой музыке, для Алексея является профессионализм исполнения: всё должно быть здорово задумано и качественно сделано.

— Сложно назвать большинство треков, которые мы слышим по радио или телевизору, качественными и интересными, но ведь всегда есть альтернатива. Впрочем, я абсолютно толерантный в плане музыкальных вкусов других людей: если такая музыка нравится большей части населения — и тут я ни в коем случае не фарисействую, значит, она должна быть. Но мне трудно судить: чтобы объективно говорить о том, хорошо это или плохо, когда кто-то что-то поёт с экрана в очень короткой юбке, мне нужно самому лично столкнуться с такой музыкой в профессиональном плане.

— У меня был один достаточно любопытный проект, о котором я ни разу не пожалел. Есть такая отличная украинская группа «Океан Ельзи»; о ней я раньше ничего не слышал, но пару лет назад у нас вместе был совместный концерт на новой арене Ледового дворца в Санкт-Петербурге. Это было здорово: я дирижировал Симфоническим оркестром, ребята пели, и огромное количество людей, тысяч шесть или восемь, получали просто колоссальное удовольствие от такой музыки. Я хорошо отношусь к подобным музыкальным экспериментам, правда, при одном условии — всё должно быть сделано суперпрофессионально.

— Многие академические музыканты довольно скептически относятся к жанру русского шансона, и я был одним из таких. Мне эта музыка казалась какой-то несусветной глупостью: эти тексты о воровской тюремной романтике — там, собственно, и музыки нет, одни слова. Но когда я выступил с Любовью Успенской в Большом концертном зале «Октябрьский» в Санкт-Петербурге, я этой музыкой проникся. Мне невероятно понравилось, как работает Люба — абсолютно профессионально и по-честному, на сто процентов выкладываясь. И людям это нравится, они именно за этим пришли на концерт.

Кстати говоря, моя друзья, классические академические музыканты, работающие в оркестрах, когда узнали, что я буду дирижировать второй концерт Любови Успенской, стали просить билеты. Думал, они шутят и издеваются надо мной, однако нет — благодарят меня до сих пор, что я смог им достать билеты, так им понравился концерт. Теперь, когда вдруг видят афиши о новых выступлениях Успенской, звонят мне и спрашивают, мол, буду ли я дирижировать.

Африканские корни

Будучи студентом хорового факультета консерватории, Алексей попал на концерт хора с Багамских островов. Ощущения от этой музыки стали своеобразным шоком для него: что-то родное, африканское, вдруг зазвучало в нём.

— Сказать по правде, я даже немного испугался этого — уж больно эти ощущения были сильны и вопреки моей воле. Во втором отделении хор исполнил национальную музыку — и это было невероятно! Возможно, есть смысл съездить на родину и провести небольшой эксперимент над собой — услышать и увидеть всё это не с концертных площадок, а воочию.

Отец Алексея Ньяги сейчас живёт в Германии, но родом он из небольшого государства на западном побережье Африки — Гвинеи-Бисау. Существовавший в то время Советский Cоюз поддерживал Гвинею-Бисау, предлагая вместе двигаться к светлому коммунистическому будущему. И так как африканскую страну в то время терзали бесконечные военные и государственные перевороты, отец Алексея приехал учиться в СССР, где, собственно, встретился и влюбился в маму дирижёра.

Почему музыка?

Алексей Ньяга окончил хоровое училище имени М.И. Глинки в Санкт-Петербурге. В этом училище учатся только мальчики: одиннадцать классов одних мальчишек, полное среднее образование плюс целый комплекс музыкальных дисциплин.

— Девочки с нами не учились. Каждый парнишка искал своё счастье на стороне. Неподалёку находилась «десятилетка» (средняя специализированная музыкальная школа Санкт-Петербургской консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова — прим. авт.), в которой учились как мальчики, так и девочки, поэтому какие-то встречи происходили там. Однако мальчишки, которые учились в «десятилетке», грудью вставали на защиту своих девочек, поэтому походы на танцы в эту школу всегда были сопряжены с определённым риском.

— Сам я не служил в армии: сначала получил отсрочку по учёбе, а потом, когда я уже поступил на второй факультет — на симфонический, мне помогли. И я благодарен судьбе, что так вышло, ибо терять в тот момент год было бы просто преступлением. Всё шло по накатанной, быстро вверх, и было бы печально оказаться вдруг в ансамбле Ленинградского военного округа — это могло бы сломать мой путь. Тем более в армию в то время никто из ребят, закончивших консерваторию, не шёл. Может быть, поэтому, кстати, я так люблю людей, которые служили в армии, — расспрашивать у них, как, где, в каких войсках?

— Очень хорошо помню, когда мама впервые привела меня в училище. Это было в конце лета, все вступительные туры уже закончились, и класс практически уже сформировался. Вступительный конкурс тогда вообще был довольно большим, так как у хорового училища был высокий престиж: хор много выступал, мальчиков хорошо знали в городе, постоянно выходили документальные фильмы с их участием, репортажи, статьи, «Ленинградские соловушки» пели на многих праздниках — одним словом, хор был на виду. Моё поступление прошло очень просто: меня прослушали, попросили спеть песню, причём все мальчишки, наверное, от страха, пели одну и ту же песню «Что тебе снится, крейсер Аврора?», проверили чувство ритма и сказали, что я им подхожу.

Алексей практически сразу влился в хор. В училище было чёткое распределение: хор первого и вторых классов, хор мальчиков — с третьего по шестой классы и самый главный хор — хор юношей, куда входили старшеклассники. Как-то спустя месяц после поступления руководитель младшего хора, куда в соответствии с возрастом ходил Лёша, в один из дней, когда проходили занятия, взял будущего дирижёра за руку и повёл его на четвёртый этаж училища. А четвёртый этаж для младших классов был пределом всех их мечтаний, куда даже нельзя было подниматься, потому что именно на четвёртом этаже репетировал самый главный хор.

— Мне казалось, что мы идём целый час, руководитель ничего не объяснял, мне было страшно. Мы подошли к актовому залу — он мне тогда казался просто невероятно огромным, тихонечко приоткрыли дверь, и я увидел взрослый хор — огромный коллектив, больше ста человек, рядом два рояля, дирижёр, концертмейстер; все они вдруг замерли, мой руководитель подвёл меня к руководителю главного хора и сказал, что привёл того мальчика, о котором говорил. Мне задали пару простых вопросов — как моё настроение и хочу ли я петь, и поставили в центр хора. Я не знаю, для чего они это сделали, но таким образом я значительно раньше назначенного времени оказался в главном хоре. И с тех пор я больше не ходил в младший хор, а занимался со страшеклассниками.

Где бы ни выступал хор мальчиков и что бы они ни пели, публика принимала их совершенно фантастически. Это было советское время, и репертуар в основном состоял из коммунистических песен, тем не менее многие мальчишки, которые еле-еле тянули по предметам, держались до последнего, дабы выступать с хором.

— Вот только представьте себе, мы ещё совсем маленькие мальчики, а уже артисты и стоим на сцене в хорошем бархатном костюмчике, лакированных ботиночках с бархатной бабочкой, и нам рукоплещут зрители. Да мы были счастливейшими людьми!

А вот компьютерные игры и планшеты — не его вариант проведения досуга с детьми. Алексей вообще позже, чем все остальные, принимает, так сказать, осовременивание мира: ему бы лучше всё делать, как раньше, по старинке: писать обычные письма, а не е-майлы, читать бумажные, а не электронные книги, и если соскучится, то звонить друзьям по телефону или встречаться с ними, а не общаться в соцсетях.

Этакий тридцатипятилетний динозавр, немного отстающий от научно-технического прогресса и ставящий на вершину своей жизненной пирамиды такие простые человеческие ценности, как любовь, семья, дети, дружба, простое человеческое общение. Оно в принципе и понятно: Алексей Ньяга, несмотря на свою серьёзную и ответственную должность (а дирижировать и руководить оркестром, причём не одним, — занятие действительно трудное), лёгок и открыт в общении, эмоциональный, сентиментальный и невероятно светлый человек. Хотя признаётся, что это, наоборот, пришло с годами, а раньше он был совсем не таким. Но если честно, то мне кажется, что это пришло с музыкой, с великой классической музыкой, которая помогает любому человеку становиться лучше.

Фотограф — Tarja A.