Отец Леонид Леонтюк: «Ягненок не ищет себе пути – он идет туда, куда ведет его пастырь»

Похоже, ему было предначертано стать священником, но Леонид Леонтюк с трех лет мечтал стать офицером, и стал им, при этом был самым молодым курсантом и выпускником военного училища за всю историю современной России. В Карелию нынешний настоятель Сретенского храма протоиерей Леонид Леонтюк приехал 20-летним лейтенантом, и только через пять лет судьба или провидение привели его в храм не как мирянина, а как рукоположенного диакона.

«Москва. Министру обороны»

– Все спрашивают: как к вере пришел? Но я не приходил – я веру принял с молоком матери. Сколько себя помню – все время ходил в церковь. Даже в те тяжелые советские времена, когда посещение церкви преследовалось властью, а у храмов стояли уполномоченные по делам религии. Мы с мамой ездили в соседний город в храм, где нас никто не знает. Мама поднимала меня по воскресеньям в полпятого утра, в половину шестого мы садились в автобус, в начале восьмого приезжали к храму и ждали на лавочке начала службы. Я, бывало, просил у мамы никуда не ездить в воскресный день, а просто поспать, но мама всегда отвечала: «Сынок, пока я тебя кормлю и одеваю, ты будешь делать то, что я говорю». Сейчас я низко кланяюсь маме, потому что мое воцерковление и духовная жизнь, конечно, зависели от родительского воспитания. Поездки в монастыри – где на электричках или поездах, где пешком, и становление мое с самого детства в Почаевской лавре, когда после всенощного бдения не в гостинице размещались, а прямо в храме на полу. Я помню, как монах приходил вечером и в эмалированном ведре нес борщ монастырский и все брали малое количество, но это было такое вкусное блюдо, что мы всегда его ждали.

– Вы рассказываете как о приключениях – наверное, для мальчишки это примерно так и выглядело?

– Конечно, это было время, которое зародило зернышко веры в моем сердце, и я его пронес до сегодняшнего дня.

– Как же вы при таком воспитании стали военным человеком?

– Когда мне было три года, я получил в подарок военную фуражку и захотел стать военным. Очень хорошо помню этот момент. Эту фуражку я долго хранил, и мне кажется, что она до сих пор есть в родительском доме. То есть у меня не было проблемы выбора, кем быть – однозначно военным. В 14 лет я поступил в Казанское суворовское училище, затем в Вольское высшее военное училище тыла, куда, кстати, попал в порядке исключения.

– В каком смысле?

– В моей жизни как-то быстро все происходило. Я в школу пошел в шесть лет, и через пару месяцев учителя почему-то решили, что нечего мне делать в первом классе – я сразу стал второклассником. Соответственно, Суворовское училище и школу закончил на год раньше – в 16 лет. А в военные вузы принимают только с 17 лет. Мне говорили: мол, поступи пока в какой-нибудь гражданский вуз, годик поучись, а потом пойдешь, куда хочешь. Но как это я целый год не буду военным?! Решил написать письмо министру обороны: «Я, такой-то, хочу быть офицером – разрешите мне сдавать экзамены, несмотря на то, что мне нет 17 лет». И на конверте лаконично вывел: «Москва. Министру обороны». Вы не поверите, но через пару недель пришел ответ. Увы, отрицательный, мне вновь сказали, что надо ждать 17-ти лет.

Я очень расстроился, и в таком состоянии меня встретил наш сосед – это учитель моих родителей, который был для нас с братом как дедушка. Я, конечно, рассказал ему о том, что меня расстроило. Тогда он пригласил меня зайти и сел писать письмо опять же в Министерство обороны. Он как ветеран и инвалид Великой Отечественной войны, ушедший на фронт в 17 лет и прошедший до ранения практически всю войну, просил принять меня в военное училище. Я был ему очень благодарен, но в успех не верил – ведь уже был получен отрицательный ответ. Но через неделю к нам в квартиру примчались люди из военкомата, сказали срочно собираться и ехать сдавать экзамены, вручив уведомление, согласно которому для меня было сделано исключение в возрастных рамках. Так я стал самым молодым курсантом, а потом и выпускником военного вуза в России. После окончания меня назначили служить в Карелию, в поселок Калевала.

Да убоится жена мужа

– С супругой здесь познакомились?

– Нет, сюда я приехал уже женатым человеком. А с будущей супругой познакомился в храме в курсантские времена. Я сразу приметил стройную, высокую, красивую девушку, мне нравилось, что у нас одинаковые взгляды, что мы понимаем многие вещи одинаково. А когда окончил училище, то сделал ей предложение и, к счастью, получил в ответ одобрение. Но времени на женитьбу у нас было очень мало – только мой отпуск перед назначением в Карелию.

– А как же молодая жена?

– Через две недели тесть привез мне жену в Калевалу, и началась наша совместная жизнь. Вместе с женой в доме появились одеяло, подушка, ковер, а все остальное мы потихонечку наживали вместе. Потом у нас родились сыновья-близнецы. Жена одна их растила, потому что меня часто не было дома из-за службы и командировок. Я приезжал и радовался – как же они выросли! Сейчас с глубоким уважением и преклонением главы пред своей супругой говорю, что это яркий пример самоотверженности и большого труда – воспитывать двоих детей в тех условиях. Ведь когда мы служили на заставах, то об удобствах говорить, в общем-то, не приходилось – электричество появлялось, только когда работали дизели, а это, как правило, с часу дня и в лучшем случае до полуночи. То есть моя жена и дети вместе со мной переносили тяготы и лишения военной службы. Но это повлияло на скрепление нашей семьи, и это сегодня мне, священнику и духовнику, дает право что-то советовать людям.

– Вы никогда не ссоритесь с супругой?

– Ну почему, бывает, как у всех. Я вспоминаю наше венчание, и как священник несколько раз произносит: «Да убоится жена мужа». Ох, какие это сладкие слова для мужчины! И во время нашего венчания я легонько пожимал руку своей жены, чтобы она запомнила эти очень важные слова на всю свою жизнь. Когда мы вышли из храма, священник спросил: помню ли я об этих словах? Я ответил, что, конечно, помню, и попросил еще раз повторить для своей супруги. Знаете, что он ответил? «Конечно, это верно. Но жена – это шея, куда шея поворачивается, туда голова и вертится. Помни, что жена – это сосуд немощный, а ты, как глава семьи, всегда должен стоять на страже мира и любви. Не правды, когда супруги ссорятся и пытаются что-то доказать друг другу, а именно мира и любви». И вот начало семейной жизни и первая ссора из-за пустяка, по сути. Но я обиженный ушел в спальню – ни за что первым не пойду на примирение! А передо мной иконы, которыми нас венчали, и слова батюшки крутятся в голове. Я несколько раз подходил к маленькому порожку, который оказался моим большим Я. Переступить было очень сложно, тем более что мне было-то 20 лет, но я переступил, увидел ее, сидящую на диване, и невозможно, казалось бы, было произнести «Прости меня», ведь я прав, а жена да убоится мужа… Но я сказал, и как сладко было услышать в ответ: «Бог простит. И ты меня прости».

– Любовь – это труд?

– Огромнейший труд. Мы обязательно жертвуем чем-то ради любимого человека, ради счастья быть рядом с ним. Мы откладываем в сторону какие-то свои привычки и даже друзей, идем на какие-то уступки, ищем компромиссы. Это, конечно, непросто, но без этого труда ничего не получится.

Батюшка

– А как вы все-таки стали священником?

– Вы знаете, в январе 2000 года сбылась моя мечта получить должность начальника охраны российских представителей за границей в посольстве. Я прошел по конкурсу, и мы уже рассуждали, как будем жить в другой стране. Но буквально на следующий день ранним утром приезжает тогда еще иеромонах Александр (сегодня он настоятель монастыря новомучеников и исповедников российских в Кеми) и говорит: «Леонид, будешь священником».

– Вот так прямо приезжает и говорит?

– Именно так. Мы прежде были знакомы и общались, поскольку отец Александр приезжал и беседовал с личным составом в частях, где я работал. Но никаких разговоров и даже намеков до этого дня не было. Да и я ни разу не задумывался о том, чтобы стать священником – я же офицер и всегда мечтал о карьере военного. Супруга моя присутствовала, конечно же, при этом разговоре и предложение это не поддержала. Я ее понимаю, потому что с двумя детьми начинать жизнь заново без жилья, созидая храмы там, где их нет (а мне изначально предложили стать священником в Лоухском районе) – это очень непростой шаг. Но решение оставалось за мной, и я не знал, что делать.

– Что же все-таки перевесило чашу весов в сторону духовенства?

– Я поехал за советом к своему товарищу, тогда главному энергетику Пяозерского леспромхоза Анатолию Вяхиреву. Он сказал, что можно написать две записочки, помолиться и, выбрав одну из записок, исполнить то, что указано. Я написал на листочках «Да» и «Нет», положил записочки за икону Божьей Матери, мы прочитали акафест, и я из-за иконки достаю записочку со словом «Да». Так все и решилось.

– А как на службе отнеслись к вашему решению?

– Когда командование у меня спрашивало о причине увольнения, я, каюсь, постыдился сказать, что намерен стать священником. Говорил, что просто уезжаю и служить больше не буду. Меня не хотели отпускать, предлагали должности, о которых я мог только мечтать, и искушение было очень велико. Но Господь укрепил меня устоять и не согласиться на эти весьма заманчивые предложения.

– И как же становятся священниками?

– Я отправил жену и детей к родителям, а сам поехал в Кемский монастырь, где в течение трех месяцев должен был пройти искус перед рукоположением. Как сказал отец Александр, «чтобы воспитать у тебя смирение». Для меня это было очень странно. С 14 лет, то есть с Суворовского училища, я в полной мере знал, что такое подчинение – в армии именно так можно назвать смирение. Но оказалось, что духовная жизнь намного сложнее. Перебороть, искоренить свое Я крайне сложно – тем более человеку военному, привыкшему принимать решения и командовать. Однако я выдержал искус. Много читал на клиросе, благо что читать на церковно-славянском языке умел с шестого класса.

– И кто же научил в советские-то времена?

– Однажды у нас на обеде по маминому приглашению был батюшка – отец Михаил, и пока мама заканчивала приготовление обеда, отец Михаил поинтересовался, умею ли я читать на церковно-славянском. Я, конечно же, не умел. Тогда он из своей сумочки достал Евангелие, и мы стали с ним потихонечку читать. Потом я уже брал старые книги у мамы. Кстати, сейчас вспомнил, что мама тогда подала на обед борщ и первую тарелку поставила отцу Михаилу. Пошла за тарелкой для меня, а батюшка ей говорит: мол, принеси только ложку – мы с Леонидом будем из одной тарелки кушать. Я, конечно, удивился, но послушался. Мы начали кушать вместе из одной тарелки, и тут отец Михаил говорит: «Знаешь что – кто со мной кушает из одной тарелки, тот становится батюшкой». Я об этом случае вспомнил, только когда стал священником.

– Вы настоятель Сретенского храма уже шесть лет, а как же созидание храмов в Лоухском районе, ради чего, собственно, вы и стали священником? Остаться в Петрозаводске показалось вам удобнее и престижнее?

– Знаете, когда я уже был рукоположен в священники после одной из праздничных служб, которую служил архиепископ Мануил, владыка вызвал меня в кабинет и спросил: поеду я в Лоухский район или останусь в Петрозаводске? Мне впервые в жизни дали выбор. Я ответил, что ягненок не ищет себе пути – он идет туда, куда ведет его пастырь, поэтому я поеду туда, куда меня благословит владыка, принимая это со смирением. На что владыка ответил, что я нужен здесь, поскольку при Епархии был создан отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, и я как бывший военный идеально подхожу на должность начальника этого отдела.

– Сложно говорить с военными, будучи священником?

– С военными – нет. Сложно с осужденными. В первый раз после посещения колонии и бесед с людьми, там находящимися, я вышел абсолютно опустошенный.

– Меня всегда мучил вопрос: как можно простить человека, совершившего страшные преступления? Ведь, покаявшись, он получает прощение…

– Надо просто принять, что не только он виноват – виноваты все мы, его таким сделало общество. Самое главное – не осудить человека, каким бы страшным преступником он ни был, а посмотреть глубже: откуда все это появилось? Но это действительно сложно. Да, священник – не посредник в общении человека с Богом, а лишь помощник, но все равно ту боль, с которой к тебе приходят люди, ты пропускаешь через свое сердце. Не зря старые батюшки говорили – решил стать священником, сразу прибавляй себе 10 лет.