«Меня раздирала невыносимая боль, но медики кричали, что я все выдумываю... Очнулась я уже в реанимации» Петрозаводчанка рассказала о шокирующем признании, которое сделал ей врач роддома
К сожалению, почти каждый человек сталкивался со случаями врачебных ошибок, и хорошо, если не на собственном опыте. Когда огрехи медиков — неважно, по незнанию, невнимательности, безалаберности или по иной причине — приводят к тяжелым нарушениям здоровья пациента, а то и к летальному исходу, и сам человек или его родственники обращаются в суд, всегда имеет место одно и то же. Круговая порука, как под копирку составленные отписки, замена истинного диагноза на ложный, необъяснимая и безвозвратная потеря медицинских карт. В редких ситуациях можно добиться правды, потому что в системе нашего здравоохранения прочно утвердилось правило, которое можно проиллюстрировать пословицей «волк волка не съест».
Прочитав историю девушки, которая судится с врачами роддома, потому что, как она считает, по их вине она произвела на свет ребенка-инвалида, я поняла, что в свое время нам с дочкой еще очень повезло. После отхождения вод в конце восьмого месяца беременности мне тоже стали стимулировать роды, при том что изначально планировалось кесарево сечение по медицинским показаниям.
Я была настроена на операцию, и когда мне объявили, что я должна рожать сама, я, мягко говоря, растерялась. «Так записано в карточке, таковы результаты последнего консилиума», — объявили врачи. Только спустя несколько дней, уже в реанимации, молоденькая медсестра шепнула мне по секрету: «Они недавно нагоняй получили от начальства: по статистике слишком много стали кесарить, велено делать только в крайних случаях». А мой случай, видимо, не был крайним.
При всем желании я не могла запрыгнуть на операционный стол со скальпелем в руках и сама себя разрезать, потому доверилась и подчинилась решению врачей. Спустя полчаса после начала стимуляции родовой деятельности в глазах потемнело, лоб покрылся испариной, меня стала полосовать невыносимая боль, на что я и пожаловалась медсестрам и врачу. Хотя это были мои первые роды, я хорошо понимала, что подобные ощущения не имеют ничего общего со схватками. И что вы думаете? Медики мне не поверили! «Что ты выдумываешь, такого не бывает!» — это было произнесено столь резким, грубым, безапелляционным тоном, что я невольно почувствовала себя так, словно нахожусь в тисках инквизиции.
Мучения Ульяны Озерской и ее ребенка, вынужденного находиться в утробе матери без околоплодных вод, продолжались более пятнадцати часов, мои и моей дочери — около двух. Когда у ребенка начались перебои с сердцем и доктора произнесли фразу «плод страдает», меня бегом повезли на экстренное кесарево, то есть дело закончилось тем, чем оно и должно было закончиться, только с большими потерями и риском. Вероятно, из-за волнения и спешки хирурги, как они потом сами выразились, «накровили», поэтому мне было сделано еще и значительное переливание крови.
Когда, очнувшись в реанимации, я услышала, что жизни ребенка ничего не угрожает, то через некоторое время спросила у дежурного хирурга, смогла бы я родить сама или нет, если бы мне продолжили вызывать роды. Услышанное я запомнила на всю жизнь: «Родить-то вы бы родили, но вопрос, ЧТО». И поскольку мы были одни, доктор добавил: «Мы сразу знали, что вам нужна операция, но мы не могли нарушить указания. И только когда плод начал страдать, мы приняли на себя ответственность за это решение». Подумать только, приняли ответственность! А до этого они что делали?
Похоже, врач и сам не до конца понял, что он сказал, потому что его фраза раскрывала всю порочность системы. Кто-то наверху одним росчерком пера подписывает приговоры ни в чем не повинным людям, чтобы не портить статистику. Другие, внизу, превращаются в циничных исполнителей из опасения, что их накажут, и это особенно страшно там, где на свет появляется новая жизнь. Когда я попробовала возмутиться, меня быстро заткнули: «Но вы же серьезно не пострадали, и с ребенком более-менее все в порядке, то есть вас же спасли!» В Республиканской больнице, в отделении для недоношенных, куда нас отправили, при обследовании моей дочери было установлено, что ее мозг в какой-то степени подвергся кислородному голоданию. Дочка была беспокойной, все время плакала, отставала в развитии, но потом все пришло в норму, однако страшно подумать, что могло случиться!
Возможно, технический уровень медицины и повышается, но если рассматривать человеческий фактор, то падает. Многие преподаватели медицинского института ПетрГУ отмечают, что «студент пошел не тот». А теперь, после окончания вуза, эти студенты какое-то время обязаны отработать участковыми терапевтами, и некоторые новоиспеченные медики рассматривают данный факт как вид трудовой повинности.
Терапевт же, что в реалиях жизни, что в сознании людей, — это особая тема. Чаще всего они нужны для выписывания больничного листа, выдачи направления на анализы или номерка к узкому специалисту. То есть такой вот живой медицинский барьер, предбанник или функция. Терапевты способны загонять по анализам, если это совсем не нужно, и упорно не назначать обследование при жалобах. «Ну, сходите туда-то и туда, что вам стоит! — уговаривает врач, а потом обиженно замечает: — Вот вы отказываетесь, а нас же за это ругают!» Забота о пациенте? Нет, о себе самом.
В прошлом месяце умерла, по нынешним меркам, еще молодая женщина: ей было пятьдесят шесть лет. Просто женщина, одна из многих. Было видно, что человек болен, она плохо ходила, буквально сгорала на глазах, хотя прежде чувствовала себя нормально. При встрече соседи интересовались, что с ней, удивлялись, что ее не кладут в больницу. Женщине выписали направление в стационар, когда было слишком поздно. Почему? Не потому ли что на этом «заколдованном» участке давно нет постоянного терапевта, а другим было недосуг всерьез заняться лечением «чужого» больного. Ну, в итоге умер человек — и что? Одним больше, одним меньше, какая разница. Главное, что после похорон родственники, как правило, кулаками не машут, потому что человека уже не вернешь.
В нашей стране каждый должен быть сам себе и юристом, и экономистом, и, разумеется, врачом. Потому что неверно поставленный диагноз пусть кажущегося пустяковым заболевания, а в результате — неправильно назначенное лечение способны привести к большим проблемам. При этом даже если доктора предельно внимательно выслушают пациента, то потом, если тот будет загибаться, ни один из медиков не позволит усомниться в своей компетенции, в том, что он прописал больному своим традиционно куриным почерком.
Бич современной медицины — формалистика: бумажки, функции, фикции, за которыми не видно людей. Чего стоят набившие оскомину диспансеризации! Заполняя многочисленные бессмысленные анкеты, потому что без прохождения диспансеризации терапевт отказался выдать обычное направление на биохимический анализ крови, одна женщина, не выдержав, спросила, зачем все это нужно, почему она вынуждена терять время на этот ворох бумаг. И получила ответ медика: «Так с нас Москва требует!» Миром правит отчетность, из-за неполноты которой кто-то теряет стимулирующие выплаты. А заложниками ситуации оказываются все те же пациенты.
Врачи возмущаются, почему это их, представителей такой гуманной профессии, порой хотят наказать. А потому, чтобы неповадно было столь наплевательски относиться к людям, которые обращаются к ним за помощью, чтоб понимали, что чужая жизнь — не медицинская карта, которую можно потерять или запихнуть не на ту полку. Чтобы для представителей бесплатной медицины пациенты перестали быть чем-то осложняющим без того нелегкую жизнь, а для работающих в частных клиниках — дойными коровами.
Если с введением электронных карт все становится прозрачным, почему люди по-прежнему не могут дознаться до правды, не имеют доступа к историям своих же болезней? Врачебная тайна? Но от кого? На приеме у одного специалиста человеку сообщают результаты обследования, назначенного не просто другим врачом, а специалистом вообще из другого медицинского учреждения. То есть теперь эндокринолог может узнать, что сказал пациенту, допустим, гинеколог, даже если человек этого не хочет. Зато в случае каких-то проблем электронную запись удалить еще проще, чем утратить бумажную.
Жаль, что для некоторых медиков подобные «рабочие моменты» — обыденность, что кое-кто из них будто не понимает, что в их руках человеческие жизни. Многие из них не перестают стонать, какой у них тяжкий труд при маленькой зарплате, на что хочется сказать: «А вы бросьте эту неблагодарную работу. Идите туда, где можно калечить машины, а не человеческое здоровье, ломать заборы, а не людские судьбы, сочинять познавательные истории, а не равнодушные отписки. Там никто не упрекнет вас в отсутствии совести». Впрочем, иногда кажется, что медикам все равно. Да и что с них возьмешь? В конце концов они просто люди. Люди нашего времени, существующие по законам среды обитания и условий выживания.
