«Однажды я зашла в комнату, где жили Валера и Олеся. То, что я увидела, повергло меня в шок...»
Я знала, что сын вот уже около года встречается с девушкой, хотя знакомить он ее не приводил. Я слышала только, что ее зовут Олеся, что она из многодетной семьи, заочно учится в кооперативном техникуме. Сам Валера уже окончил строительный техникум, работал на стройке мастером. Однажды он сказал, что хочет серьезно поговорить со мной и отцом, и почему-то я сразу почувствовала, что речь пойдет об Олесе.
Я оказалась права: сын заявил, что они хотели бы жить вместе, но у его девушки нет своего жилья, а квартиру снимать дорого. Можно ли привести ее сюда? Мой муж, человек старых и строгих порядков, спросил, а как же свадьба, на что Валерий ответил, что свадьба будет, но надо же все сделать по-человечески: он намерен сам накопить на торжество, пригласить всех родственников и друзей.
Нам идея с совместным проживанием не очень понравилась, потому что мы даже ни разу не видели Олесю, но отказать сыну не смогли: все же у нас довольно большая трехкомнатная квартира. Я предупредила, что сперва пусть хотя бы покажет ее нам, и в ближайшее воскресенье Валера привел свою девушку. Выглядела она совершенно обычно, невысокая, рыженькая, накрашена в меру, одета так, как сейчас в основном одевается молодежь, но вещи, как нам показалось, недорогие. В общем, девушка как девушка. За столом говорила мало, так что никаких принципиальных выводов мы о ней не сделали. Но сын был явно в нее влюблен, потому мы подтвердили свое согласие: пусть живут у нас.
Муж мне потом сказал: «Ладно, из многодетной семьи, то наверняка неизбалованная и к труду приучена». Правда, мне показалось странным, что Олеся учится заочно, но при этом не работает, однако сын ответил, что она не может устроиться — без образования и опыта на нормальные места не берут, а в магазин он ее сам не хочет отпускать. В общем, через два дня Олеся переехала к нам и поселилась в комнате Валеры.
Первое время я не могла о ней сказать ни хорошего, ни плохого. Я по привычке готовила завтрак сыну и мужу (встаю всегда очень рано), потом все мы уходили на работу, а Олеся еще спала. Когда она просыпалась и что потом делала, я не знаю. Могу только сказать, что с ее появлением водяной счетчик стал накручивать на несколько кубов больше. Ну да это ладно: молодежь есть молодежь. Готовить она не готовила, в магазин за продуктами не ходила: ела то, что было в холодильнике. Посуду, правда, за собой мыла, но мне помощи не предлагала. Свои вещи и одежду Валеры стирала в машине, а постельное белье сваливала в корзину. Ни разу не убрала места общего пользования. Я довольно долго не обращала на это внимания, думала, пусть обживется, да и не так уж много работы у меня прибавилось с ее появлением в доме.
Больше смущало то, что с ней не было никакого разговора: «да» и «нет» — больше ничего не услышишь. Таких слов, как «спасибо», «пожалуйста», «извините», она, кажется, и не знала. К нам Олеся никак не обращалась, ни разу не назвала по имени-отчеству или как-то еще. Да и сын стал отдаляться: все с ней да с ней. Я слышала, как они смеются в комнате за закрытой дверью. Я старалась не ревновать, хотя раньше он многое мне рассказывал, мы беседовали по душам. Теперь же Валера говорил со мной только по поводу «мам, приготовь, пожалуйста, вот это или то». Муж отмахивался: дело молодое, им интереснее друг с другом, не приставай к ним. Я и не приставала.
По выходным они уходили гулять и всегда возвращались с какими-то пакетами, которые уносили к себе в комнату. Туда я не заходила даже в их отсутствие — было как-то неудобно, хотя это и моя квартира. Раньше сын денег на питание нам не давал, не брали мы с него ни копейки и после того, как он привел в дом Олесю. И вот однажды Валера сказал: «Мама, не можешь ли ты дать мне взаймы денег?» Когда я спросила, зачем и сколько, сын ответил: «Сорок тысяч. Олесе надо заплатить за учебу, а то она задолжала».
Сумма для нашей семьи немаленькая, к тому же Валерий ни за что в доме не платил, хотя и зарабатывал. Но я сделала акцент на другом: «Она ведь тебе еще не жена». Валера вспыхнул: «Она моя невеста, у нас была помолвка, я подарил ей кольцо». Я спросила, когда это было; оказалось, полгода назад. Я сказала, что должна посоветоваться с отцом. В тот же день сообщила мужу о просьбе сына и услышала ответ: «Ничего не дадим. За питание не платят, за коммуналку тоже. Валерка не меньше меня получает — где деньги? И потом, что значит невеста? Я тебе предложение сделал — мы когда в ЗАГС пошли заявление подавать? Через три дня. А тут годами тянуть будут. Да и последняя ли это невеста? Может, завтра они разбегутся».
Молодежь получила отказ. Сын надулся, «невестка» прежде почти не разговаривала, а теперь и смотреть на нас перестала. Меня это, конечно, задело, и как-то раз, когда в квартире никого не было, я, повинуясь внезапному желанию, зашла в комнату, где жили Валера и Олеся. То, что я увидела, повергло меня в шок: постель не заправлена и смята, на мебели слой пыли, одежда раскидана по углам, на полу мусор, тумбочка беспорядочно заставлена какими-то коробочками и флаконами.
Открыв шкаф, я обнаружила там массу новых, модных и, судя по всему, недешевых вещей и тут же вспомнила, что Олеся пришла к нам с одной лишь небольшой сумкой. Значит, все это купил ей Валера. А теперь он намерен еще заплатить за ее учебу! При этом Олеся не работает, да и в нашем доме фактически бездельничает. Я решила серьезно поговорить с сыном. Позвала на кухню, плотно закрыла дверь и сказала, чтобы платили за часть коммуналки и за питание — больше так продолжаться не может. И пусть Олеся хотя бы иногда моет унитаз, раковину, плиту и ванну, протирает полы в прихожей и в кухне. Если нет — вперед, на съемную квартиру. «Где мы найдем деньги?» — сказал Валера, и я спокойно ответила: «Заработаете».
Муж, узнав о нашем разговоре и об осмотре комнаты, заявил сыну: «Уходите сейчас же! Нам этой лентяйки и грязнули в квартире не надо!» Я не удержалась и упомянула кучу одежды, которую Валера купил для своей девушки. В ответ сын возмущался тем, что я в их отсутствие «лазила по чужим шкафам», при этом сделал вывод, что я завидую «молодым и красивым девушкам». Говорил, что у Олеси было нищее детство и тяжелая жизнь с отцом-пьяницей, безвольной матерью, кучей братьев и сестер, вот он и покупал ей обновки. Валерий утверждал, что человека любят не за чистоту в квартире, а за чистую душу и напоследок обвинил нас с отцом в патологической любви к деньгам и жадности. Муж, выслушав его, сказал: «Это все? А теперь убирайтесь».
Они собрались и ушли, не попрощавшись. Я пила валерьянку, муж меня успокаивал. Я беспокоилась, куда они пошли, и он говорил: «Не волнуйся, под кустом ночевать точно не будут». Сын не звонил где-то с месяц, потом объявился и сообщил, что они с Олесей живут на съемной квартире, назвал адрес, но в гости не пригласил. Кстати, вскоре после этого у него был день рождения: нас с отцом даже на чашку чая не позвали. А еще через месяц Валерий пришел к нам обратно, один. Ничего объяснять не стал, просто молча разобрал сумку с вещами.
А где-то неделю спустя я случайно встретила на улице Олесю, хорошо одетую, веселую: она шла за ручку с каким-то молодым человеком. Меня она не узнала или сделала вид, что не узнает. Почему они расстались с Валерой, я до сих пор не знаю. Сын долго не разговаривал с нами, а когда заговорил, одной из первых его фраз стала такая: «Это вы сломали мое счастье». Конечно же, мы: ведь во всем и всегда виноваты родители.
Светлана, 26 лет, невестка
Возможно, если бы мы со Славой не поженились, еще будучи студентами, все бы сложилось иначе, но уж что получилось, то получилось. Учились на одном факультете, но на разных курсах: я на третьем, Слава на пятом. Свадьба была скромная, но веселая, чисто студенческая, молодежная. С моими родителями посидели после, отдельно: мои были слегка обижены, а мать и сестра Славы и вовсе не отозвались на наше приглашение. Об истинной причине я догадалась лишь потом: сестра была категорически против нашего брака, а мать попросту безразлична к этому событию.
Разумеется, еще накануне бракосочетания встал вопрос, где жить. По вечерам (не каждый день) я подрабатывала в суши-шопе администратором, а Слава в кафе — официантом, но нашего дохода явно не хватало для того, чтобы снять квартиру. Мои родители предлагали помочь финансами, но мы отказались: все же не маленькие. Тогда они сказали, чтобы мы жили у них, но Слава не согласился: квартира небольшая, зачем стеснять людей, да и самим неохота тесниться.
А вот у его родни жилплощадь вроде как позволяла принять еще одного человека: четыре комнаты, все раздельные в квартире проживают только мать и старшая сестра Славы. Вроде бы логичное решение, хотя сестра мужа, то есть моя золовка (а я приходилась ей невесткой, как и свекрови), мне не нравилась: она смотрела на меня свысока и не снисходила до общения. Но я решила, что, во-первых, вышла замуж не за нее, во-вторых, у Славы есть своя комната. А уж остальное мы как-нибудь поделим. Что касается свекрови, то она была сильно занята работой, собой, но в целом держалась не враждебно (скорее, равнодушно, но тогда меня это не насторожило), и я говорила себе, что в конце концов главная хозяйка здесь — именно она, а не золовка.
Я ошиблась: правила поведения в квартире стала мне диктовать не Евгения Петровна, а Наталья — сестра мужа. Она в первый же день заявила, что привыкла вкушать пищу в полном одиночестве, потому, пока она находится на кухне, мне туда ходу нет. Когда мы со Славой выходили из дому одновременно, то есть и завтракали вместе, золовка с раздраженным видом терпела наше присутствие на кухне, но когда муж убегал пораньше, она закрывала кухонную дверь на задвижку и сидела там одна, а я была вынуждена ждать.
Нередко Наталья оставляла за собой грязную посуду — я мыла, потому что не привыкла, чтобы что-то оставалось в раковине. А плита каждое утро была однозначно залита сбежавшим кофе. Что касается Евгении Петровны, свекрови, та вообще была всецело поглощена собой и ни во что не вмешивалась. Сначала мне казалось, что это неплохо, но потом я стала задавать себе вопрос: она же знает, как ко мне относится ее дочь, так почему никогда не выскажет своего мнения? Не стану вдаваться в подробности, но свекровь в самом деле была в курсе событий — многое происходило в том числе на ее глазах.
Золовка продолжала стоять на страже изобретенных ею порядков. Если я приходила домой сразу после лекций, то кухня была в моем распоряжении, а если появлялась в квартире после работы, то мучилась от голода, потому что Наталья сначала готовила, потом ела, потом (хотя не всегда) мыла посуду. Причем когда она, скажем, варила картошку, то ровно столько, сколько нужно ей и матери, а мне говорила: «Это не для вас, для себя сами готовьте». Я предлагала: «Давай я почищу и сварю на всех». Нет, ни в какую!
Такими глупыми, странными, нервирующими мелочами был заполнен весь быт. Когда я принимала душ, золовка стучала в дверь со словами: «Ты скоро оттуда вывалишься? Целый куб уже намотала!» Когда я повесила на кухне, извиняюсь, трусы (в ванной сохло другое белье), Наталья сорвала их и бросила в меня со словами: «Почему я должна любоваться на эту дрянь! На батарею в Славкиной комнате положи!» Она обвиняла меня в том, что мы недостаточно платим за питание, что я то делаю то не так, а это не эдак: в общем придиралась ко всему. Подруги, которые приходили к ней в гости, презрительно оглядывали меня с ног до головы и не здоровались.
Конечно, я жаловалась Славе, а он чаще всего отвечал: «Да не обращай ты на нее внимания — она дура и стерва!» Но я решила настоять на своем — пусть поговорит с сестрой. Муж нехотя согласился, и вышел крик: Наталья орала и визжала, мол, на кой ты ее привел, нужна она тут, зачем женились, если нет возможности жить отдельно. Я слышала, как она обвиняла нас в том, что мы сидим на шее и у Евгении Петровны, и у нее тоже. А уж о себе я узнала — и такая я, и сякая. Слава ушел из комнаты сестры, хлопнув дверью, но так ничего, по сути, и не сказав Наталье, а на мой упрек в том, что он не сумел меня защитить, ответил: «Сама с ней разбирайся! Это ваши женские дела». Но я была не так воспитана, чтобы устраивать войны в чужой квартире, к тому же у меня далеко не склочный характер.
Возможно, я бы и дальше терпела эту ситуацию, но муж тоже стал преподносить «сюрпризы». Я не великая кулинарка, но мне все же хотелось побаловать Славу какими-то блюдами своего приготовления. Золовка мою стряпню есть отказывалась, но тут ее реакция была мне глубоко безразлична — я старалась для мужа. Однажды приготовила плов с курицей, морковью и изюмом: в моем родном доме всегда его любили. Мне показалось, что вышло удачно, но Слава попробовал и скривился — не понравилось. Видя мое огорченное лицо, он сказал: «Наташка в чем-то права — хозяйка из тебя так себе. Готовишь совсем не так, как моя мама»! Свекровь готовила только по выходным, да и то по настроению. Да, получалось вкусно, но Слава мог бы проявить какое-то уважение и к моим стараниям.
Во мне взыграла обида, я в очередной раз высказала ему все про Наташку, а про маму прибавила, что хотя он ее и боготворит (это было так), но, по-моему, она всегда занималась только собой и своей карьерой. Знаю, что последнего говорить было нельзя, и, если верить советам, напечатанным в женских журналах, то я должна была всячески подстраиваться под родственников мужа, а свекрови кланяться в ноги.
Слава разозлился, сказал, чтобы я не смела трогать его мать, а с Наташкой мы вообще похожи, потому что обе дуры, которые не в состоянии жить дружно, что я достала его своим нытьем. Я могла выдержать все, кроме того, что муж поставил меня на один уровень со своей сестрой. Значит, я должна была действовать ее методами, ругаться, а, может, еще и драться с ней? Все закончилось большой ссорой, и с тех пор мы стали охладевать друг к другу.
Проживание в квартире мужа тяготило меня все больше и больше, под конец я просто уже не выдерживала: ноги не несли меня туда. Итогом стало то, что я собрала вещи и ушла. Насовсем. Решила, что это ошибка и, пока еще не поздно, стоит подать на развод. Когда мы со Славой встретились по этому поводу, я не удержалась и спросила, как на мой уход отреагировала Евгения Петровна (реакция золовки была предсказуема и понятна). Оказалось, прошло три недели, прежде чем свекровь спросила сына: «А где же Света?» И на этом все, больше ни единого слова. Словно Света никогда у них не жила, как будто Светы и вовсе не было.