Работа в интернате для «особенных» детей: нужно ли оно обществу?

«Несколько лет назад я работала в необычном учреждении для детей с отклонениями в умственном развитии. У меня не было специального диплома для работы в таком месте. Обычное гуманитарное образование и направление из службы занятости, с которым я попала на собеседование…» Поработав в интернате для «особенных» детей, читательница «Губернiи Daily» делится личным опытом и рассказывает о жестоких педагогах, сложных детях и об их будущем, которого нет.

***

— Я убью тебя, тварь! -  взвился цыганёнок Пашка и ринулся в бой. На вид ему лет десять. По паспорту четырнадцать. Худенький, вертлявый и очень сильный. Еле успела ухватить его за рубашку.

— Она мне телефон сломала, – хрипит от гнева взъерошенный Пашка и кидается на  одноклассницу. Из его рта текут слюни, глаза налились кровью. Изо всех сил держу его и молюсь, чтобы не вырвался и никого не покалечил. Пашка орёт дурниной и брыкается.

Пашкин  отец погиб от  передозировки много лет назад. Мать ещё две недели назад была жива, а потом сердечный приступ, больница и похороны. Незадолго до смерти Пашкина мама разговорилась со мной.

— Я ведь его родила в шестьдесят один. Душно было, голова кружилась. Думала, климакс, оказалось – беременность…

Говорят, она отсидела за хранение наркотиков — взяла на себя вину мужа. Пашка родился с вирусом гепатита. От болезни и сильных препаратов его печень разлагается.

— Пашенька, расскажи, когда и как Марина сломала тебе телефон? – стараюсь говорить спокойным тоном, трясутся руки, сердце колотится уже где-то в горле. Вырываясь, Пашка выламывает мне кисти, дрыгает ногами и пинается.

— Два месяца назад! Я бежал, она мне подножку поставила, я упал, телефон разбился!

— Но это же давно уже было! Марина не хотела разбить твой телефон! Случайно вышло!

— Нет, она специально, мне пох, когда это было, мне на всё пох! Пусть мне новый телефон покупает!

Дальше от потока матерного крика закладывает уши.

Первые впечатления

Интернат представлял собой отдельное здание – со своей инфраструктурой: детской площадкой, стадионом и даже теплицей (правда, заброшенной и полуразрушенной). Внутри можно было заблудиться: так много коридоров, закоулков и таинственных переходов.

Каждый ребёнок посещал свою группу – в зависимости от его возраста и тяжести заболевания. До второй половины дня занятия были по типу школьных: с тетрадями, дневниками и даже оценками. Основное направление обучения – трудовое. Дворники, плотники – для мальчиков. Рукоделие – для девочек. Был отдельный предмет, где детям прививали бытовые навыки, элементарные правила гигиены, безопасного поведения. Преподавались и обычные школьные дисциплины: математика, русский язык, история, — всё на простейшем уровне, ориентируясь на индивидуальные особенности каждого ребёнка. После занятий – «продлёнка». В каждой группе могло быть не больше двенадцати детей.

В мои обязанности входило помогать педагогу одной из групп. Детям  было по пятнадцать-шестнадцать лет, но многие не умели внятно говорить.

Помню первое занятие: дети постоянно ёрзали, подпрыгивали. В воздухе летали ручки, тетради, учебники и другие подручные предметы, ребята баловались и швырялись ими друг в друга. Между собой одногруппники общались громкими отрывистыми звуками. Лишь на третий день в этих звуках я стала разбирать отдельные исковерканные слова.

Плохой отец?

Моё внимание привлёк подросток в инвалидном кресле, Костик. Высокий, худой, голова свешена на бок. Руки бессильно болтались на поручнях. Отец Костика – Валерий, социальный работник, катал его в кресле и что-то постоянно шипел ему на ухо. Не раз я видела, как в столовой худенькими слабыми руками Костику не хватало сил донести до рта ложку, и она с громким звоном падала на пол. Еда рассыпалась. Мальчик вздрагивал и испуганно съёживался. Папаша злобно вскрикивал, подскакивал к Костику, заносил руку, чтобы ударить его по затылку, потом воровато оглядывался и садился за стол.

От других сотрудников я узнала, что у Костика эпилепсия. Приступы два-три раза в день. Каждый припадок ещё больше ослаблял ребёнка и губил клетки его мозга. Дети с таким заболеванием долго не живут.

— А вы видели, как с ним обращается Валерий? – интересовалась я у коллег.

Конечно, видели. Но прилюдно отец никогда не бил Костика и даже горячо хвалил его за любые успехи. Правда, требовал от сына невозможного – чтобы он учился. По-своему, Валерий любил своего ребёнка, но чрезмерными требованиями усиленно приближал его гибель.

На новогодних каникулах Валерий похоронил сына. Спустя два месяца женился – его новая избранница ждала ребёнка.

Был ли Валерий плохим родителем для Костика? Мать ушла из семьи, когда поняла, что сын неизлечим. Заботу о мальчике Валерий взял на себя. Сделал он это, чтобы получать пособие на ребёнка-инвалида или потому, что «своих в беде не бросают», так и останется загадкой. Можно было подать жалобу в социальные службы за жестокое обращение с Костиком. Маленький мученик попал бы в детский дом и, скорее всего, скоропостижно умер – от тоски и резкой перемены обстановки.

Бешеная Курица

После рождественских праздников появилась Тамара – социальный работник лет сорока. Заношенная кожаная куртка, рваная «почтальонская» сумка через плечо, до дыр стоптанные осенние сапоги, кругленькие очочки с выпуклыми толстыми линзами. Общаться с ней было тяжело. Когда Тамара разговаривала, всем телом подавалась вперёд, становилась вплотную к собеседнику, как будто хотела его задавить или заклевать, выпучивала маленькие бесцветные глазки и начинала что-то яростно втолковывать и спорить, даже если речь шла о погоде. За глаза Тамара получила прозвище – Бешеная Курица.

Зарплата социального работника в этом учреждении была очень мала. В основном, на собеседование приходили пьянчужки, которые больше никуда не могли устроиться. Реже – пожилые люди, для «прибавки к пенсии». Иногда – родители, опекающие своё чадо.

Тамара не была пенсионеркой и не пила, говорила, не может найти работу. Её прикрепили к Лере, десятилетней «бегающей» девочке. «Бегающие» дети – особая категория. Им требуется социальный работник, потому что они могут незаметно улизнуть с занятия и попасть в беду. Лера не стремилась к приключениям вне здания. Она чувствовала: там опасность и нашла другое развлечение – выбегала в коридор, задирала юбку и спускала колготы с нижним бельём. Особое удовольствие она получала, «удивляя» таким образом кого-нибудь новенького.

Тамаре девочка сразу не понравилась. Бешеная Курица решила, что со своим педагогическим образованием она сможет «перевоспитать» больного ребёнка:

«Лера не больна, а просто испорчена, её избаловали родители!»

С особым рвением Тамара принялась за коррекцию внешнего облика девочки: запретила ей красить ногти и носить юбки. Не давала Лере слушать музыку в плеере, смотреть телевизор и общаться с другими людьми. Бешеная Курица стала уводить ребёнка как можно дальше ото всех. Тревогу забили, когда обе на два часа пропали. Оказалось, Курица ушла с Лерой в ближайшую лесополосу, чтобы «послушать тишину». По мнению этой дамы, девочка «слишком много болтала, поэтому ей нужна была спокойная обстановка».

После этого случая Тамаре предложили написать заявление об уходе по собственному желанию. Была ли она плохим педагогом? Скорее, случайным, лишним человеком, который попал в чужеродную для него среду. Возможно, она даже была нездорова и нуждалась в лечении. 

Кому это нужно?

Существует особая каста – медицинские работники, педагоги, сотрудники органов правопорядка. Представители этих профессий чаще других сталкиваются с чужими тайнами и тщательно оберегают их от посторонних ушей. Педагоги редко говорят о своей работе с другими людьми. Более того, даже знакомые педагогов не рассказывают об их работе, потому что знакомые педагогов чаще всего тоже педагоги. Когда журналист пытается осветить тот или иной скандал, связанный с каким-либо учебным заведением, он даже не представляет, сколько тайн и подводных камней от него скрыто.

Коллектив этого особого учреждения формировался годами. Некоторые педагоги увольнялись сразу после своего прихода, как Бешеная Курица. Либо оставались надолго. В последнем случае они должны были по-настоящему любить свою работу и заботиться о детях, которые не нужны обществу и государству, а зачастую и своим родителям. Такие дети не станут полноценными членами социума, когда вырастут. Часть попадёт в специализированные лечебные учреждения – пожизненно. Другие будут сидеть на шее родителей. Кто-то сопьётся или окажется в местах заключения. Очень редко происходит, когда выпускник находит работу – сторожа или дворника – и может себя обеспечивать. О таком выпускнике педагоги вспоминают с гордостью, радуются его достижениям.

___________________________________

Почему появляются дети с пороками умственного и психического развития? Многие из них рождаются в семьях алкоголиков, ведущих асоциальный образ жизни. Таких детей педагоги зачастую просто вытаскивали из помоек и притонов, где собираются наркоманы и алкоголики, и приводили их на занятия. Есть дети с генетическими отклонениями, полученными в наследство опять же от родственников. Умственно отсталые часто появляются в результате кровосмешения, например, двоюродного брата и сестры. Бывает и так – никаких явных причин нет, и родители молодцы, и предыдущие поколения «чистые», а такой необычный ребёнок. Почему – никто не знает.

Существует ли это заведение сейчас? Да, существует. В нём работают всё те же педагоги, что и много лет назад. Нужно ли оно обществу? Ответить на этот вопрос может только общество.

Маша Михеева