Личный опыт

Жигулевская кругосветка. Про людей

Недавно я вернулась домой из экспедиции на собачьих упряжках. Дело было на Волге: за неделю мы прошли на собаках 230 километров по Самарской Луке. И стали, в общем-то, первооткрывателями этого зимнего маршрута: традиционная Жигулевская кругосветка уже несколько десятков лет проходит весной и на байдарках. Наверное, если бы организаторы и идеологи экспедиции не оказались земляками (Светлана и Сергей Семеновы живут в Карелии), я бы в этом безумии не участвовала. А так мне однажды позвонили и спросили: «Пойдешь?». И я пошла, плохо представляя, что же это такое будет. А было так круто, что три дня после приезда я сидела дома, отъедалась и соображала, как вам, дорогие читатели, обо всем рассказать? Чтобы не скучно и о главном (а главным мне кажется все). И вот, вроде бы, придумала.

Свой рассказ о Кругосветке я решила разбить на три части. Про людей, собак и себя – впечатления и опыт. Возможно, будет еще четвертый кусочек – его содержание пока оставлю за кадром.

____________________________

— Замерзла?

Сашка спрыгивает со снегохода и подходит к саням. Нас на них трое: двое мужчин и я. Сложно врать, что не замерзла, когда не чувствуешь пальцев ног и нос. Отдираю от лица замороженную маску:

— Немножко…

— Что? Ноги?

— Угу. Далеко еще?

— Прилично. Садись-ка на снегоход. Вперед.

У снегохода теплые ручки. Еще подогреваются выемки для ног, а лицо можно держать на уровне с лобовым стеклом — и ветер не будет драть кожу. Устраиваюсь. Сашка садится сзади и рулит из-за моей спины. Уже вечер – совсем темно. Мы едем самые первые – разведать место стоянки. Медлить некогда, поэтому скорость – максимально возможная. По дороге снегоходчик пихает мне лыжные очки: «Береги глаза!» (свои я давно сняла, потому что темно и ни черта не видно). Отказываюсь, но он чуть ли не силой натягивает их мне на голову. Двадцать минут. Тридцать.

— Садись вперед! – ору за спину. – Я уже согрелась!

— Сиди! Я в порядке.

Сорок минут. Подъезжаем к Винновскому монастырю. Сашка заходит внутрь и сползает по стенке на пол. Морща багровое лицо, стягивает ботинки с носками. Обхватывает руками заледеневшие пальцы. «Отморозил!» — паникую. Сбрасываю рукавицы и растираю его ноги-ледышки.

— Нормально, нормально, — бормочет герой и убирает мои руки. Сейчас отойду.

Потом он надевает запасные носки, садится на снегоход и улетает в ночь – вывозить тех, кому нужна помощь. В монастыре мне стыдно есть горячий суп: как он там, на холоде, ночью, замерзший?

Сашкин снегоход после спасительной операции сломался. Что-то в нем «крякнуло» важное, что сразу и не починишь. Утром он, красноносый и не выспавшийся, подошел попрощаться. Сказал, что ноги в порядке и лицо тоже. Что с радостью бы остался, но без снегохода от него нет никакой пользы, а быть мертвым грузом – это ему не в радость. Он уехал, оставив мне на память теплую лыжную маску. И я даже не узнала его фамилию.

____________________________

В первый день экспедиции Тимофей Саламатов подсел в столовой к нам за стол и выложил на середину какой-то комок, завернутый в тряпочку.

— Хотите домашнего хлеба? – он развернул сверток, не дожидаясь ответа. – Я дома пеку. Полезный. Настоящий. Угощайтесь.

Все покосились на Тему, а я подумала: «О Боже. Человек в экспедицию притащил свой хлеб! ».

Еще он притащил горчицу – поставил банку рядом с хлебом и демонстративно густо намазал мякиш.

«Мажор», — подумала я и урвала самый толстый кусок хлеба. Кусок оказался вкусным. «Все равно мажор».

На второй день я впервые встала на упряжку. На каком-то повороте не удержалась, упала на живот и, не отпуская нарты, полетела за собаками. Пролетая, матерясь и чертыхаясь мимо тимофеевской упряжки, услышала… пение. Стоя на нартах, «человек-хлебопечка» пел своим псам и разглядывал небо.

А потом в монастыре он, подружившись с поваром-монахом, месил тесто: готовил платформу для нашего сытого будущего. Вечером всю его выпечку смели, не дожидаясь основного блюда. Удивлялись и хвалили.

Тимофей оказался представителем одного из спонсоров. Специалистом по питанию, фанатом здорового образа жизни. К таким очень трудно относиться без подозрения: а ну, как в момент, когда надо спасать человека, он задумается о хлебе?

Несусь через лес, впереди – собачья пробка. Чтобы остановиться, надо встать на якорь. Встаю, а выдернуть железяку обратно из снега не могу: не хватает сил. Дергаю, кручу – никак. Мимо пробегают упряжки, но в такой дурацкой и мелкой ситуации мне стыдно просить о помощи.

— Стой! Стой! Стояяаать!

Какой-то неопытный каюр с грехом пополам останавливается в метре от моей беды. Снимает очки: Тимофей.

— Что случилось?

— Якорь…

Тема дергает – и собаки уносят меня к чертям. Краем глаза успеваю увидеть: его упряжка запуталась. Виновата…

Через полчаса, когда путаюсь уже я, специалист по питанию снова останавливается, рискуя. И снова помогает. Я готова целовать тряпочку, в которую Тема заворачивает свой хлеб: без его подмоги я бы попросту рыдала в сугробе.

P. S. Тимофей Саламатов стал едва ли не единственным каюром, который понял суть взаимодействия с собаками. Поймал эту нирвану. И, сдается мне, его они полюбили, как родного. Ну, во всяком случае, песни – точно.

____________________________

— Кто упер мою селедку?!

Ранним утром каюр Наталья Белицкая из Саратова кричит на кухне так, что на втором этаже я падаю с кровати.

— Кто ее взял? Кто оставил голодать моих собак?!

Утром селедка спокойно размораживалась в туалете в раковине. Мы все ее чувствовали и видели. А потом кто-то случайно накормил ею те морды, которым она не предназначалась. Для каюра это серьезная ошибка. Почти преступление. Выспаться мне не удается.

Наташину основную упряжку зовут Хрюша, Мышка, Дитор, Ким, Аксель и Зуко. С собаками у нее особенные теплые отношения.

— Дома я с ними сплю по очереди, — рассказывает она. — То Хрюшу в кровать возьму, то Зуко. Без собаки уснуть не могу – как-то мне неспокойно.

Сначала Наталья с мужем купили одну хаску. Холили и лелеяли, потом решили, что ей скучно, и купили еще собаку. Псы были «диванными» — жили дома и гуляли в городе. Потом Наталья захотела еще хаску, потом еще. Потом появился вольер – и «хрюши» попрощались с диваном. Наталья встала на упряжку и начала гонять собак по окрестностям. В такой серьезной экспедиции они впервые.

— Что ты творишь!? Ну что ты, гад, творишь?! В зоопарк тебя сдам, скотина такая! Обещаю: сдам!!!

Я сижу в нартах, Наталья правит. Кто-то из собак, кажется, Ким, задирает соседей. Каюр с ним не церемонится: обругав, снимает с упряжки и сажает на проходящий мимо снегоход. «До встречи в зоопарке!»

— А ты что халтуришь?! – обращается она к Зуко. – Позорище! Стыд! И тут же Мыши: «Право, Мышка! Право, черт! Это не право. Это – лево! Совсем с ума посходили…

На холодной ночевке Наташа по традиции берет с собой в палатку собаку — так теплее. А вторую, Хрюшу, подкидывает одному из участников. «В спальник положи и застегни. Будет греть».

— Дитор! Ты что, русский выучил? – удивляется Наталья, когда после истерического «Налево, твою м*ть!» пес поворачивает в нужном направлении. — Хорошо, что я пошла в эту экспедицию, — кричит она мне в ухо. — Теперь хоть понятно, кто на что способен. Дитора нам из Америки привезли, когда ему было восемь. Он ни «право» ни «лево» не понимал. Пробовали «лэфт» и «райт» — тоже глухо, наверное, акцент не нравился. Я крест уже поставила, а тут, смотри-ка! И Мышь моя молодец. Она впереди впервые стоит. Быстро учится. А Кима надо, наверное, выводить. Ленивый, дерется… Они как люди, Жень? Ты видишь?

Упряжка снова уходит не в ту сторону. Проезжающий мимо на снегоходе Сергей прыгает в снег, хватает ее и разворачивает. Мышка выскакивает из ошейника.

— Ну что ты творишь, Геракл недоделанный! – снова кричит Наталья. – Я же просила, аккуратнее, нежнее! Это же Мыыышь!

____________________________

— Меня зовут Виталий. Просто Виталий. Я не монах, а шеф-повар. Хотят меня постричь, да я отбрыкиваюсь. Ведь это дело серьезное, в монастыре этом все строго. Не уверен, надо ли мне это. Вы с полу-то вставайте. На кухне теплее. Кофе попьете, а я потом суп принесу. Знал, что приедете – сварил.

После долгого перехода хромаю в столовую, повар сочувственно смотрит мне вслед. Потом, внося суп, наклоняется и деликатно спрашивает: «Что с ногой?». Отмахиваюсь: просто растянула. Виталий качает головой:

— Вы меня извините, но вы – ненормальные. Зачем это все? Объясните.

— Ну, мы открывает заново природу. Ну, типа, летом-то она вот такая известная, а зимой такая вот таинственная. И собаки… Общение с ними помогает достигнуть внутренней гармонии, научиться заботиться, любить. Ну и это…

Виталий кивает, а я отчетливо вижу, как он мысленно крутит пальцем у виска.

— Есть у нас такой. Монах-странник. Все из монастыря в монастырь ходит. Вот сейчас собрался в тонком белье куда-то опять. Я ему говорю: «Замерзнешь!». А он, как и вы, что-то невнятное бормочет. Впрочем, чего я суюсь? Суп, вот. Что вам еще сварить? Мы тут овощи выращиваем, ягоды. Вот лечо свое – попробуйте.

Скоро нас собирается толпа. Сопливая, чихающая, охающая и зверски голодная. Шеф-повар, как прислуга, бегает с кастрюлями, тарелками и хлебом. Спрашивает, что приготовить на завтрак. Перечисляет возможные варианты. Объясняет, что здесь всегда рады людям. Что мы для него – как паломники. И ничего не должны. Пока люди чавкают и крошат, Виталий скромно стоит в углу и наблюдает. Ловит каждое слово, улыбается историям, подливает суп. В прошлом он тоже путешествовал и занимался экстремальным спортом. Такое трудно забыть. И мне кажется, мы что-то растеребили. То, что не нужно было теребить.

P.S. Дома я неожиданно получила от Виталия сообщение в «ВКонтакте»: «Здравствуйте, Евгения! Как добрались? Я перевелся в Самару. Там мой первый монастырь, так сказать, Альма-матер. Очень рад, что выбрался оттуда. В Самаре рядом друзья, и меня там все любят. Очень рад был знакомству со всеми вами. Жду передачу.

____________________________

— Да ты не бойся. В спальнике тепло. Укутаешься — и все будет хорошо.

Алексей Возилов, адмирал той самой весенней байдарочной экспедиции, готовит меня на ночевку в картонном доме, по углам которого лежит и не тает снег.

— Сейчас все ляжем плотнее, надышим и заснем. Главное – успеть уснуть, пока не захрапел Жуков.

Владимир Жуков – легенда. Бывалый и заслуженный путешественник, в экспедиции он делится с нами опытом и знаниями. Я слышала, что Жуков храпит. Но, раз спит за стенкой, то это не страшно?

— Спи, спи. Засыпай, – убаюкивает меня Алексей. – Постарайся.

Я стараюсь, но не могу. Спустя полчаса раздаются гром и молнии. Взрывается вулкан. Палят из пушек. Доносятся крики раненых.

— Не успели…, — вздыхает в спальнике Возилов.

____________________________

После пресс-конференции на льду под Самарой замороженная девушка Юля понуро разглядывает поломанные ногти.

— Все сломала. До единого! Вы видели этих девушек? В норковых шубках, лосинах, на каблуках? Смотрю на них – и, прям, до слез. Красивые такие, ухоженные. Не то, что мы тут…

— Юля, – Произносит Наталья из Саратова. — Смотри шире. Они же несчастные! Они тебе завидуют! Потому что ты, как они – можешь. А они, как ты – нет.

Фото Андрей Саакян, Дмитрий Шаромов

Срочные новости в нашем Telegram