Блоги

Оранжевая революция

Как-то, проснувшись утром, я обвела взглядом комнату, которая задумывалась как детская, но в которой дети отказались спать из-за почему-то пугающего их балкона, и в которую в итоге были вынуждены «въехать» родители. Это был один из тех моментов, когда ты смотришь на привычные, не замечаемые в повседневности предметы, и вдруг они приводят тебя к какому-то новому пониманию чего-то. Как маленькое открытие – ну надо же! Глядя на старые уже, изрисованные детьми и местами исцарапанные котом стены, я подумала о том, что, а ведь это с них началась моя личная маленькая, может быть, на чей-то взгляд смешная и пустяковая, но с моей точки зрения очень важная, и, что самое приятное, довольно успешная и самая настоящая революция.

Обои мне хотелось яркие и разноцветные. Это настоящая проблема для меня: я не умею отдавать предпочтение какому-то цвету, мне непременно хочется их сразу все. Но, как любой ребенок, выросший в стране темно-коричневого цвета, я считала, что яркие цвета — это безвкусица и цыганщина, то есть, что это плохо. А потому в отделе, где мы выбирали обои, сердце мое билось от ожидания предстоящего противостояния в одиночку всему миру и собственным сомнениям в том числе.

На обоях, которые мне понравились, был абстрактный рисунок – квадраты и круги разных, как я и хотела, цветов: розового, голубого, салатового, желтого. По пути к кассе мне пришлось раза три ответить на вопрос мужа «Ты уверена?» Видит бог, спроси он в четвертый, и рулоны оказались бы возвращенными в родной отдел: моя уверенность убывала вместе с оставшимся до кассы расстоянием.  Все-таки обои – это не носки.

И вот я смотрела на них спустя восемь лет и понимала, что они такие бледные. Они такие светлые. Цвета на них едва различимы. Плюс шкаф-купе, практически полностью закрывший одну стену, плюс стеллаж с книгами, плюс диван: тех обоев – пятачок… А казались такими радикальными!

_________________

А потом я как-то купила себе скандально-оранжевые колготки с маленькими бабочками. Набрав в легкие воздуха, решительно шагнула за порог квартиры. Темные очки и проводок наушников по груди – как трубочки аппарата обеспечения жизнедеятельности. Шла по тротуару и чуть дрожащими пальцами набирала подружку: «Ириш, ты не представляешь, какие на мне сейчас колготки!» Я болтала абы-что, лишь бы она не отключалась – с ее голосом в трубке было не так страшно, возникало ощущение присутствия в твоей жизни сообщника и единомышленника.

Прохожие даже не пытались прятать взгляды, с удивлением рассматривая моих откровенно нахальных бабочек. Светило солнышко, пахло весной и талым снегом. Настроение было прекрасное, и я фантазировала, как кто-нибудь сейчас возьмет и потеряет голову, и его восторг взорвет плотину карельского свежемороженого состояния, хлынет через все преграды, и этот кто-нибудь скажет: девушка, вы так прекрасны, выходите за меня замуж!

И тут я услышала за спиной: «Ой, можно вас на минуточку?» Ничего еще не подозревая, я повернулась и увидела молодую женщину. Она была заметно нетрезва, в распахнутую не первой свежести куртку виднелась растянутая футболка, но личико ее было добродушным, и, в общем-то, симпатичным.

— Знаете, эти ваши колготки, — слегка заплетающимся языком начала она, — Они уж-шасны. Ваще! Идите домой и снимите их! Правда, так будет лучше. А то некрасиво. Наденьте лучше черные. Черные колготки – это во! – она подняла вверх большой палец.

Она улыбается и нелепа. Я растерянно улыбаюсь, я тоже нелепа, и, кивнув, озадаченная, иду дальше.

Я много раз замечала, что у меня ангел-хранитель с прекрасным чувством юмора. Зная, что я, конечно, немного разозлюсь сначала, но в глубине души пойму и одобрю шутку, он частенько проворачивает со мной подобное. Ты формулировала запрос во вселенную о том,  чтобы кто-то как-то отозвался о твоей внешности? – На…

Спасибо, посмеялась.

Стервец.

_________________

А потом невероятно красивым ансамблем сами собой сложились случайно купленные джинсовые серые шорты со швами розовыми нитками, серая же «разлетайка» на завязках с некрупной вышивкой из розовых узоров, топ и розовые колготки. Я отважилась так одеться лишь однажды. Мы планировали путешествие в славянскую Европу. Я ждала этой поездки во многом из-за того, что предвкушала, как буду ходить такая по сказочной волшебной Праге. И вот долгожданное пражское утро настало. Одеваюсь, старательно делая вид беззаботного человека, который вовсе ничего такого не задумал и вообще право имеет.

А сама спиной сканирую реакцию мужа. Розовые колготки — молчит. Топик – тихо. Разлетааайка — по нарастающей — тишина. Слегка дрожащими пальцами… шорты… самое страшное… надеваааю…

— Эээ?.. Может?..

— Что-то не так? – «уверенный» голос чуть не сорвался на писк, черт.

— Нет, ну просто как-то неожиданно… Ты уверена?

— В Праге – да!

Ооо!!! ООООО!!! Я такая красивая! Прага-Прага-Прага!

Чуть позже в пражском костеле, откуда, я опасалась, меня изгонят, предав анафеме и экзорцизму, монахиня в сувенирной лавке подробно рассказывала мне о вкусовых качествах моравского вина. Она даже мельком не посмотрела на мои ноги. Она не прятала взгляда, и не заставляла себя не смотреть вниз – это невозможно сымитировать: ей действительно было совершено все равно, что на мне надето. Она улыбалась и была само дружелюбие и радушие.

Мне улыбались японские туристы. Мне улыбались немцы. Мне улыбались итальянцы.

Выложила пражские фото в «ВКонтакте». Молчала, просматривая их, подружка-стилист Иришка. Поеживаясь, смотрели фотки белорусские родственники. Молча. Как в присутствии тяжело больного, которого страшно обидеть нечаянным неосторожным замечанием.

«Я бы не отважилась надеть розовые колготки», — написала в сообщении моя любимейшая подружка из Киева, фейерверк, журналистка, шалопайка, балбеска и возмутительница спокойствия.

— Так, спокойно. Но я должен это сказать. В таких колготках можно появляться только вечером и только в специфических заведениях!

Отец у подружки Иришки – бывший военный летчик. Осанка. Голос. Подбородок.

Давлюсь кофе и прячу ноги под столом.

_________________

Черные сапоги, черные брюки, черная куртка, черные перчатки, черная сумка.

Черные ботинки, темно-синие джинсы, темно-серая куртка.

Черные сапоги, черная юбка, красная куртка, черные перчатки, темно-коричневая сумка.

Час в машине в ожидании ребенка с занятий – вид из окна.

Мамочка с коляской, в ней – карапуз: розовое облако, съедобная зефирка.

Вместе с ними гуляет с мамой, вышагивает, держась за коляску, человек уже побольше – года полтора: зеленый комбинезон, черные ботиночки.

Девочка лет пяти: розовая шапочка, темно-фиолетовая куртка, черные брючки, черные сапожки.

Девушка лет четырнадцати: красная куртка, черные сапоги, черные джинсы.

Из десяти трое – в чем-то, что не только черного – практичного — цвета. У двоих из трех цветным акцентом в одежде – шарф или шапочка, реже — сумка. Один из трех одет во что-то цветное – скорее всего, почему-то, красное – куртку или перчатки и сапоги а-ля черный аист. Три основных цвета. Черный, белый, красный. Реже – темно-фиолетовый, коричневый, темно-синий, темно-зеленый.

Словно это сам город, с его вечной сыростью, холодом и сумраком, постепенно провоцирует странную коррозию: все вокруг, в том числе и одежда жителей, со временем начинают чернеть. Сначала у розовых малышей «поражаются» ножки. Потом «черниль» начинает распространяться, поднимается все выше, охватывает поясницу – «воспаляются», вспыхивают алым участки над некрозом, пока чернота не поглотит полностью. С шапочкой.

Потребность в красоте реализуется только на ногтях. Стразы, блестки, росписи. Рассредоточить это по всему телу – и то было бы много красоты. Но весь удар берут на себя ногти. Такие длинные, что неудобно делать все. Это уже не украшение даже. Оружие.

_________________

Школьное собрание: больше сотни молодых родителей будущих первоклашек. Актовый зал – как зал прощания на Вольной. Посмотреть сверху – будет как черное озерцо.

Моя искусственная карминовая орхидея, прикрепленная к платью цвета слоновой кости, одиноким крошечным островком, почти неразличимым,  мужественно и храбро сопротивлялась подступающим со всех сторон водам черного моря. Позвонки истыканы стрелами взглядов неодобряющих глаз, как дикобраз иглами.

Трехчасовая очередь на выставку Дали в Москве. Дяденьке, стоящему перед нами, нужно отойти, он предупреждает девушек перед ним, что будет за ними. Потом обводит взглядом вокруг себя.

— О, девушка, вы за мной – буду на вас ориентироваться, вас я точно запомню.

Я тоже с трудом запоминаю, за кем занимала очередь в той же поликлинике. За этой женщиной в темно-сером свитере? Или за этой в темно-зеленом? Или за той в темно-коричневом?

Многие свой панический страх перед ярким цветом объясняют тем, что такую вещь сложно сочетать с чем бы то ни было. Одна моя очень красивая знакомая сфотографировала все составленные для нее стилистом комплекты – чтоб не дай бог не забыть что-то и не надеть не ту блузку с не той юбкой. Чтобы не дай бог не ошибиться.

Еще одна моя красивая знакомая говорит, что одевается во все черное «Чтобы меня никто не трогал и чтобы ко мне никто не лез».

 _________________

Я не знаю, потребность в ярком цвете и потребность иметь собственное мнение и самому принимать решения по любому вопросу, растут из одного корня, или первое «запустило» второе, но вместе с покидающими шкаф черными предметами гардероба мое сознание покидали многие стереотипы, которые до того с успехом заменяли мне собственные рассуждения и выводы. Я скрупулезно проверила на вшивость каждую народную мудрость, из тех, растворенных в информационном поле вокруг, впитанных с детства и ставших структурой мозга. Практически все они оказались нежизнеспособными, как вылущенные, чудом перезимовавшие в сугробе прошлогодние шишки.

Первые яркие колготки – это первое «нельзя», которое на самом деле оказалось очень даже можно. Даже нужно. И это прекрасная тренировка для начинающих… революционеров.

Да, признаюсь, страшновато. Рецидивы моего внутреннего послушного, безропотного и бесшелестного ни в чем не уверенного пионера периодически случаются, и начинает хотеться капитулировать. Переложить ответственность на спасительное «все так делают» Одеться в черное, чтобы ко мне никто не лез и в упор меня не видел. Но я открываю свой шкаф и понимаю, что создала для себя ситуацию, исключающую возможность малодушно поджать хвост и дать задний ход. В шкафу нет ни одной черной вещи. Разве что те, что спрятаны на самой верхней секретной полочке, чтобы дети не обнаружили случайно…

К тому же, справедливости ради, я не могу не признать, что самое страшное, что случилось в моей революционной биографии – это пару раз малознакомые или вовсе незнакомые мне и весьма неожиданные личности озвучили мне свое видение, как мне стоит жить и выглядеть. Но, право, нельзя же это воспринимать иначе, как забавный анекдот, — один из тех, что можно будет потом рассказать хохочущим друзьям за бутылочкой моравского вина!

И уж вовсе это не стоит того, чтобы отказаться от ярких цветов в своей жизни.

Срочные новости в нашем Telegram